Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

Признаться, что она права, было невозможно, просто немыслимо, но это был факт. Саша, как говорится, был девственником и еще никогда, ни с кем… Нет, в беседах со сверстниками он, конечно, был хватом в таких вопросах. Покорителем и разбивателем женских сердец, Дон-Жуаном и Казановой одновременно. Но… Все это было лишь в юношеских мечтах и разговорах. На самом деле единственной особой женского пола, отношения с которой у Саши можно было, положа руку на сердце, назвать интимными, являлась соседская девочка Мотя. Матильда фон Штильдорф, дочь давнего отцовского друга. И восходили сии отношения к тем давним временам, когда обоим «развратникам» было лет по пять-шесть. Да и можно ли назвать суетливую, с сердечком, выпрыгивающим от волнения и страха перед разоблачением взрослыми, демонстрацию детских «прелестей» в укромном уголке за сараем интимными отношениями? Даже с большой-пребольшой натяжкой.

Товарищи по училищу не раз посещали «заведения», особенно нахваливая «салон» мадам Декампье на Галерной, но продажная любовь не влекла Сашу. Ардабьев, правда, как-то затащил туда друга, но атмосфера пошлой вседоступности вызвала у «новичка» такое отвращение, что он стремглав бежал из будуара уже оплаченной вперед «мамзельки», отговорившись срочными делами… А Настя… Настя всегда была для него за гранью плотской жизни.

Варвара поднялась с постели и прошла к столу. Ночник мягким светом очерчивал ее фигуру, словно гениальный кутюрье скрадывая лишнее и подчеркивая нужное. Александр залюбовался этим прекрасным телом, которым только что обладал и сможет обладать снова, стоит лишь протянуть руку… От этих мыслей он почувствовал еще больший прилив сил.

— О-о-о! Поручик, вы бесподобны… — с легкой иронией произнесла Варвара, стоя к нему спиной. — Я, старая дура, и подумать такого не могла… Прости меня, Саша.

— За что? — опешил «Казанова».

— За то, что испортила тебе твой первый… Понимаешь, это должно случиться с тем, кого любишь…

— Я тебя люблю.

— Что ты, что ты!..

— Нет, я серьезно. Я в самом деле тебя люблю.

Саша даже привстал на локте, озаренный новой, только что пришедшей ему в голову идеей.

— Я женюсь на тебе!

— Ты шутишь?

— Нет, я говорю серьезно! Ты не замужем, я холост. Что нам может послужить препятствием? Выходи за меня замуж!

Женщина вновь приблизилась к кровати. Юноша не видел ее лица, лишь темный силуэт.

— Какой же ты у меня все-таки мальчик, — ласково произнесла Варвара, присаживаясь на простыню. — Маленький, глупенький мальчик… Ну, иди, иди ко мне…

Он хотел возразить, но пряно пахнущая ладонь прикрыла ему рот, и все слова на свете сразу потеряли смысл…

Саша летел в «клуб», как на крыльях. Подумать только: теперь он — настоящий мужчина! Не сопливый юноша, знакомый с женским полом накоротке лишь в горячечных, полных стыдного томления, эротических снах, не герой выдуманных «взрослых» рассказов сверстникам, разинувшим рты. Настоящий!.. И не случайно, не мимолетно — целую неделю, целых семь дней уже длилось его нежданное-негаданное счастье. Подумать только…

Швырнув завалявшуюся в кармане мелочь старому попрошайке у знакомых дверей, Бежецкий влетел в зал прямо посреди взрыва гомерического хохота. Да и отсмеявшись, никто не повернулся в его сторону. Все присутствующие, позабыв про выдыхающееся в бокалах пиво, теплящуюся водку и вино, остывающий кофе и прочие обыкновенные в «клубе» напитки, внимали поручику Еланцеву, замершему перед слушателями в позе эстрадного чтеца и лихорадочно листающему листы тетради в синем клеенчатом переплете.

«Поручик снова лицедействует, — с некоторым неудовольствием подумал Александр, присаживаясь на свободный стул и нетерпеливым жестом подзывая заслушавшегося полового Василия. — Но это что-то новенькое. Обычно он импровизировал. Неужто сочинительством занялся наш остряк?…»

— Не томите, поручик! — недовольно пробасил капитан Чердынский. — Что вы там тасуете страницы, будто карточную колоду. Читайте по порядку!

— Да, господа! Следовало загодя сделать закладки какие-нибудь…

— Ах, оставьте, — оправдывался «лицедей». — У меня просто не было времени подготовиться.

— Читайте все, — раздался чей-то незнакомый голос из угла, затянутого клубами табачного дыма, — там обыкновенно скрывались фанатики игры в нарды, которым до всего остального было мало дела. Но теперь, похоже, проняло даже их. — Подобного я не слыхал пожалуй что с самой России!..

«Что это он читает? — невольно заинтересовался поручик, небрежно кивнув лакею, поставившему перед ним высокий запотевший стакан ледяного лимонада. — Наверняка какие-то непристойности…»

— Подождите, подождите, господа, вот… Да, точно…

Еланцев принял еще более картинную позу, отставил тетрадь в вытянутой руке от глаз и прочел с завыванием:

— «Кабул — главный город Афганистана или в более тесном смысле северо-восточной части его — Кабулистана, которая ограничивается на севере Гиндукушем и Кафиристаном, на западе областью живущих в пустынях Паропамиза (в Гурджистане) аймаков и хазара, на юге — Кандахаром, на востоке — Пешаваром и другими лежащими по правому берегу Инда бывшими индобританскими местностями и орошается текущею с запада на восток быстроводною рекою Кабулом. Город находится на высоте двух тысяч метров над уровнем моря, в ущелье, на берегах реки Кабул, и с трех сторон окружен высокими горами, оставляющими лишь узкий проход; на них построена крепостная стена, ныне пришедшая в полную ветхость и местами представляющая собой сплошные руины. Около ста пятидесяти — двухсот тысяч жителей, в том числе много армян и евреев. Улицы узки и грязны, дома высоки, с плоскими крышами, иногда вроде небольших крепостей. Кабул — важное складочное место для караванов между Персией и Индией и центр значительной торговли. К югу от города известен надгробный памятник великого могола Бабура, а к юго-востоку, на выдающемся уступе скалы, крепость Бала-Хиссар; на склоне горы старый эмирский дворец и прилежащие к нему ров и вал. Выше крепости, на вершине скалы — цитадель и еще один дворец, построенный Дост-Мухаммедом…» Каков слог, а?!

— Прямо-таки Семенов-Тянь-Шанский…

— Нет, господа, Пржевальский!

— И тоже «ский». Вы заметили?

— Нет, я определенно это где-то читал, — недовольно заметил по-прежнему невидимый в дыму давешний игрок в нарды. — Это чистый плагиат, господа!

«Да, именно этот фрагмент я наглым образом украл у Брокгауза и Ефрона, — смущенно подумал Саша, до сих пор так и не выкроивший времени выбраться и посмотреть самолично — существует ли еще надгробье Великого Бабура или его след простыл. — Стыдно-то как… Но как это стало известно Еланцеву?»

— Тянь-Шанский, Пржевальский и Бежецкий. Вы только вслушайтесь в музыку этих фамилий! — надрывался Еланцев. — А вот еще интереснее…

— И от стены уже даже руин не осталось — все бачи на дувалы растащили, — хохотал штаб-ротмистр Порываев.

«Так это же мой дневник! — узнал знакомую обложку Саша. — Вон, и уголок растрепан… Откуда он у поручика?… Да он же…»

На этот раз Еланцев, видимо, все же заложил чем-то нужную страницу, поскольку распахнул на ней тетрадь сразу, без поисков.

— «Она просто прелесть, — прочел он, старательно подражая голосу актера Великосвятского — известного героя-любовника и звезды душещипательных дамских телесериалов. — Сколько шарма заключено в этой женщине… Я люблю ее. С ближайшей почтой я собираюсь отправить письмо батюшке, чтобы…»

— Еланцев, не смейте! Вы… вы подлец, сударь! — Сжав кулаки, бледный от ярости, Александр стоял и смотрел в лицо своему — как он думал еще недавно — другу. — Вы мерзкий подлец! Я… Я вас вызываю!

— «…испросить соизволения», — автоматически дочитал фразу поручик в гробовой тишине.

Лица всех присутствующих обернулись к Бежецкому, тишина сгустилась и стала прямо-таки осязаемой, один лишь «игрок в нарды» капризно тянул из своего угла: «Продолжайте, Еланцев! Чего вы замолчали?…» — пока на него не зашикали.

Дело следовало завершить.

Александр приблизился к Еланцеву, все еще державшему в руке дневник и криво усмехавшемуся одним углом рта, помедлил секунду и размахнулся, чтобы от души влепить фату пощечину. Но поручик ловко перехватил его ладонь и так сжал, что хрустнули суставы.

— А вот это лишнее, мой мальчик. — В наглых глазах не было и капли обычной иронии. — Будем считать, что оскорбление действием имело место, Бежецкий. Я вас вызываю.

— Одумайтесь, поручик! — раздалось сразу несколько голосов. — К чему все это? Он пошутил…

— Вызов принят, — с каким-то даже облегчением выдохнул Саша, с трудом вырвав свою руку из стального захвата Еланцева.