Доклад Генпрокурору - Вячеслав Денисов

– В образце крови Варанова обнаружены возбудители заболевания, вызывающего синдром приобретенного иммунодефицита. У Варанова СПИД, Иван.

– Черт побери... – выдохнул Кряжин.

Молибога, поняв, что восторга сообщение следователю не прибавило, поспешил сообщить, что заключение принесет через четверть часа, и повесил трубку.

– Черт побери, – повторил Иван Дмитриевич, теперь уже не в сердцах, а с пониманием дела. Обнаружив в руке нудно пищащую трубку, он опустил ее на рычаг и скрестил на груди руки. В этом состоянии его и застал первый помощник Генерального Елец. Владимир Олегович человеком был неплохим, и это признавали все, кто ни разу не сталкивался с ситуацией, когда Ельцу приходилось выбирать между горькой правдой и сладкой ложью. Народная мудрость категорично предупреждает о невозможности делать то, о чем после обеда нельзя было бы поболтать с людьми. Характеристику Ельцу Кряжин дал уже давно, пользуясь той же народной мудростью. Мало того, что Ельцу не о чем было с людьми поболтать, самим людям также следовало избегать болтовни с Ельцом.

Кряжин знал: Генеральный Ельца недолюбливает, как недолюбливает лесть и чрезмерное усердие при информировании начальства. Проще говоря – доносы, которые Генеральный также не мог терпеть. Но, как и всякий начальник, хоть и старался держаться от Ельца подальше, от себя его не гнал. У любого начальника всегда должен быть кто-то, кто будет вызывать гнев масс. В конкретном случае – коллектива.

«Это все Елец налгал, – говорят о факте проявления излишней строгости Генерального. – Генеральному без этого дел хватает».

Какую высокую инстанцию ни затронь, сколь уважаема и почетна она ни была бы, в ней всегда найдутся подлецы и корыстолюбцы. В некотором смысле не является исключением из общих правил и Генеральная прокуратура. Было бы удивительно, если бы, наоборот, явилась. Тогда она поставила бы под вопрос сам принцип деления человечества на порядочных и бесчестных. В судах, например, говорят, взятки берут и председателям судов пятки лижут. И следует заметить, что не каждый председатель, каким бы законопослушным и высокоморальным он ни был, не всегда спешит подобного лизуна прижать ногой прежде, чем он начнет кусаться. Говорят также, что многие председатели от этого страдают. Но суды – разговор особый, и отношение у Генерального к судам особое. Он до сих пор не может смириться с тем, что Россия – единственная в мире страна, где судей набирают по объявлениям в газетах. Но эти разочарования – дело Генерального, а речь в данном случае идет о той минуте, когда в кабинет старшего следователя Кряжина вошел первый помощник Генерального Елец.

– Иван Дмитриевич, я с областным прокурором уже связался, вас встретят.

Кряжин поднял на второе лицо в прокуратуре взгляд и беспомощно поморщился.

– Где встретят?

– В Новосибирске. Там за областного некто Пащенко, скользкий тип, я вам скажу – будьте осторожны. Он встретит вас в Новосибирске, в соседней области, чтобы вам не мотаться на автобусе по дорогам Сибири.

Кряжин поблагодарил, Елец вышел.

«Чего это ты, парень, так внимателен?» – подозрительность следователя всегда возьмет верх над истым чувством благодарности. Но в данном случае дело было не в профессиональной мании преследования Кряжина, а в его достаточной осведомленности о мотивации поведения первого зама. Елец – человек без принципов. Он только что сделал личный вклад в общее дело. Если это дело выгорит – есть повод заметить, что в нем поучаствовал и он. Если прогорит – основание заявить, что он все предпосылки для обратного создал.

«Как же так?» – задумался Кряжин о деле.

Этого не может быть. Точнее, как следует из последних событий, – может, но не должно.

Какой-то замкнутый круг! Если бы кровь в машине была не Варанова, тогда версия о заказном убийстве продолжала бы жить. Если бы кровь Оресьева совпадала с варановской, тогда следовало бы вспомнить, что люди с первой группой крови и положительным резус-фактором составляют треть населения земного шара и обнаружение ее в машине Оресьева не есть доказательство причастности Иннокентия Игнатьевича к убийству. Или же, вообще, встроить соображение относительно того, что вся кровь в машине – депутатская, народная.

Хоть и трудно понять, как она могла попасть на локоть рукава пиджака...

Но ныне выстроился сюжет, понять который, с точки зрения следователя Генеральной прокуратуры, совершенно невозможно. С точки зрения просто следователя прокуратуры, районной и даже областной, – реально. А Генеральной – нет.

Выходит следующее: опустившийся и спившийся учитель литературы вооружается пукалкой – иначе предмет, обнаруженный в джипе, не назовешь, нарушая все правила взаимоотношений между бомжами и владельцами джипов, проникает в машину нувориша (о депутатской неприкосновенности Варанов вряд ли был осведомлен), «мочит» его и уходит. А после возвращается и забирает с места совершения преступления портфель и кошелек.

Все выглядит если и надуманным, то поддающимся какому-то, хоть и непонятному пока, объяснению. Но до первого же уточняющего вопроса, который неминуемо возникнет сразу: а зачем тогда «мочил», простите?

Или в отместку за принятый закон «Об образовании»? Но Оресьев здесь не при делах, это кого-то из предыдущего созыва «мокрить» нужно было. Причем все квалифицированное большинство, коим тот закон и принимался. Тогда, быть может, заработает версия о том, как лет десять назад Павел Федорович поссорился с Иннокентием Игнатьевичем? Где-нибудь в Козихе, под Могилевкой, под Саратовом? Иннокентию Игнатьевичу два мешка цемента для ремонта школьного крыльца нужно было, а Павел Федорович цену заломил? Полный отстой.

Может, Оресьев у Варанова бабу увел? Но Кряжин видел Варанова. И убежден в том, что в этом случае Варанову сожалеть не о чем. Оресьев себя тем и наказал.

Есть еще одна версия: Варанов упился в кривую косу и пошел на улицу проверять тактико-технические характеристики только что приобретенного на «Горбушке» самострела. Предположить, конечно, можно, но поместить в резерв запасных версий – увы. О том, как на корове проверяют действие перцового баллончика для самозащиты, Иван Дмитриевич слышал. Более того, видел этого экспериментатора, разговаривал с ним и журил. Кажется, это было на втором году следственной практики. Но вот чтобы в качестве проверки бродяга забирался в джип к блатному (а как еще навскидку можно охарактеризовать человека, сидящего за рулем джипа?) и пулял ему в кожаный затылок... Что-то новое. Да и Варанов на сумасшедшего не похож.

Воистину, криминалистика – самая глупая наука. Она еще ни разу не ответила ни на один вопрос, не поставив при этом десяти новых. Одно заключение биохимической экспертизы чего стоит, которое так бережно вносит сейчас в кабинет Кряжина Молибога...

– Что же это получается, Варанов? – спросил Иван Дмитриевич.

Не в силах удобно уместиться на прикрученном к полу табурете кабинета для допросов Бутырской тюрьмы, он все порывался придвинуть его к столу. На столе лежала его папка и только что прочитанное Иннокентием Игнатьевичем заключение экспертизы.

– Это получается... – мертвым голосом пробубнил Варанов, – что у меня... СПИД?

– Это свидетельствует о том, что между вами и погибшим происходила борьба. А раз так, то ваш рассказ о том, как вы поутру вынули из джипа портфель с портмоне, выглядит, по меньшей мере, ложью.

Кряжин говорил и вспоминал показания Верки Париж-Дакар. Мужчина в сером пиджаке, черных брюках... На ногах туфли... Костюмный вариант...

Меньше всего под это описание подходил похудевший всего за одну ночь подозреваемый. Даже в том случае, если бы не похудел. МУР по отдельным поручениям Кряжина проводит допросы художников на Арбате, и их первые устные доклады свидетельствуют о том, что от Варанова можно было ожидать всего, но только не костюма с туфлями. Ящик коньяка по сто долларов за бутылку и пицца под заказ с доставкой грузовичком к лавочке Окуджавы (читай – пир во время чумы) – да, теперь ожидаем. Костюм – нет.

– Значит, я скоро умру?.. – эта бледность на скулах то ли от ужаса, то ли от нескольких суток, проведенных в душной камере...

– Варанов, я не онколог, – Иван Дмитриевич разыскал в кармане сигареты и теперь укладывал их на стол. – Я следователь, расследующий убийство. А потому, не примите за бесчеловечность, меня интересует исключительно последнее. Потому ваше заболевание я рассматриваю лишь как эпизод криминалистических действий следствия при сборе вещественных доказательств. Поверьте, в Москве много людей с первой группой крови, болеющих СПИДом, но кто из них побывал в джипе, вы рассказали сами.

– Сколько же мне осталось?..

Да, это был не лучший момент для применения метода убеждения. И уж совсем не подходящий для принуждения.

– Иннокентий Игнатьевич, ходатайствовать об изменении вам меры пресечения я не буду. Вы вправе пригласить для производства следующего допроса адвоката. Когда этот допрос состоится, вы будете извещены, но уже сейчас я должен знать: вы назовете конкретного правозащитника или государство будет вынуждено предоставить его вам по своему выбору?