Шлюха. Любимая - София Блейк

«Рай для проституток, рай для проституток, рай для проституток, йе-йе-е…»

Или подпевала знакомым песенкам, или просто мурлыкала мелодии под нос. Эх, если бы всего этого можно было добиться вообще без общения с посетителями… Не то, чтобы они были какими–то особенно тяжелыми — большинство из них оказывалось как раз легче российских клиентов — но я ведь уже настраивалась на то, что не буду больше так зарабатывать, и то, что пришлось менять собственное решение, изрядно охлаждало мой восторг от свободы и легких денег.

Наверное, я слишком задумалась надо всем этим, или просто устала за рулем, но так и не свернула с автобана, выбирая съезд на центр Франкфурта, а опомнилась уже, когда Франкфурт полностью исчез с указателей, а появились другие города, до которых оставались сотни километров езды. Я съехала с трассы по стрелке на Бад-Хомбург, это буквально сразу за Франкфуртом, и начала искать, где бы мне остановиться на отдых. Довольно скоро я нашла парочку гостиниц у въезда в городок, но в одной из них мне было сказано, что мне придется заплатить за двое суток, или появиться на несколько часов позже, а во второй шел ремонт — наверное, перед летним сезоном.

Наступило утро, дороги были забиты транспортом, а я, усталая и мрачная ездила по этому городишке, выискивая, где бы отдохнуть. В очередной гостинице мне снова сказали приходить через три часа, и я просто уснула в машине, приткнув ее на парковке у какого–то магазина. Через час меня разбудили служащие этого магазина, говоря, что на их парковке спать нельзя. Можно подумать, я кому–то мешала!

Эта претензия со стороны какого–то окраинного магазинчика переполнила чашу моего терпения, я покинула негостеприимный Бад-Хомбург и вернулась во Франкфурт.

Движение здесь, особенно в центральных районах, не уступало московскому, то есть, к тому моменту, как мне удалось прорваться к гостинице, глаза мои сами собой закрывались. Я согласилась на высокую цену за номер, даже не торгуясь, но оказалось, что в этом отеле нельзя зарегистрироваться без кредитной карты, а у моей израильской карточки как раз истек срок действия. Какими же вежливыми были все эти немцы, выгоняя меня, полуживую от усталости, на улицу, как мило звучали их сожаления. Следующая гостиница была попроще, и здесь не требовали кредитных карт. Пока подготавливали номер (было все–таки еще слишком рано), я поставила «фольксваген» на подземный паркинг и с трудом доплелась до комнаты. Я даже не захватила в номер чемодан, только наплечную сумку с самым необходимым. Закрыв за собой дверь, я почистила зубы и заснула, кажется, еще прежде, чем упала на постель.

Я не могла разглядеть лица этого клиента — было темно, и я чувствовала только его размер, огромный, мощно вонзавшийся в меня раз за разом, раз за разом. Сзади, вызывая все нарастающую боль, все больший ужас. Я знала, что он меня убивает, но в то же время этот тип не нарушал никаких правил, и я терпела, изображая страсть, чтобы он побыстрее кончил, но потом все–таки заорала, умоляя его выйти из меня, потому что не могла больше страдать. Все было так взаправду, что какое–то время я лежала, скорчившись, на смятой постели, вся в поту, и постепенно до меня доходило, что я совершенно одна, и никто на свете не знает, где я и что со мной.

И мой живот, казалось, распиливает на части чей–то тупой нож.

Я привыкла полагаться на свое природное здоровье, и, как все здоровые люди, не помышляла о мгновении, когда тело вдруг откажется выполнять простые функции, не доставлявшие никаких проблем двадцать семь лет моей жизни. Но все когда–нибудь происходит впервые, и я, корчась на кровати, понимала, что такую привычку имеет и смерть. Настолько испугала меня эта боль, взявшаяся из ниоткуда, что я даже подумала, будто меня отравили. Но в последний раз я перекусывала в кафе у бензозаправки на автобане, и версия об умышленном отравлении была мной отброшена. Какое–то время я еще думала о несчастном случае, ну, писали же когда–то газеты о каком–то маньяке, возомнившем себя уберменшем, и начинявшем стрихнином некоторые упаковки с йогуртом на своей фабрике. Чтобы яд доставался не всем, а каким–то случайным людям, абсолютно произвольно выбранным, будто бы по высшей воле. И помнится, среди этих случайных жертв подонка были даже дети. Ну а теперь — я… Сильнейший приступ тошноты швырнул меня на колени перед унитазом, и какое–то время мои внутренности пытались вывернуться наружу, а способность соображать сжалась затравленным комочком в потаенном уголке мозга. Когда эта способность, наконец, вернулась ко мне, я осознала, что сил у меня почитай что не осталось, но вместе с этим боль, терзавшая меня с момента пробуждения, немного отступила. Во всяком случае, я смогла принять горячую ванную, одеться и вышла на улицу в поисках аптеки.

Вечерний Франкфурт в мае — просто–таки образчик прилизанного бюргерского шика. Здесь в меру зелени, люди после окончания рабочего дня передвигаются без спешки, чинно разглядывая витрины, даже машины, кажется, ездят медленнее, чем днем, и если какая–нибудь из них не затормозит перед тобой на переходе, то, скорее всего, ею управляет небритый гастарбайтер, либо потомок таковых… Аптеку пришлось искать больше времени, чем это заняло бы в Москве или другом российском городе, — видно, лицензию для такого бизнеса в Германии получить намного сложнее. Но, даже найдя открытую аптеку, я едва могла объясниться с провизором: мой немецкий лексикон был столь же убог, как и его английский. В конце концов, мне продали «Маалокс» в пластиковой бутылке, и я прямо у прилавка отпила пару глотков белой жидкости. Спасибо ирландцам, запатентовавшим этот препарат, я почти сразу почувствовала облегчение, и спустя считанные минуты, испытала голод. А ведь я уже около суток и не вспоминала о еде.

Возможно, это был не самый лучший район Франкфурта для поисков ресторана, но подсказать мне было некому, и вскоре я самостоятельно нашла заведение под названием «Donner kebab», которых я уже видела десятки в Германии и Австрии. Турецко-подданный в несвежем переднике поставил передо мной тарелку с мясом и отварным картофелем, и я осторожно стала отправлять куски себе в рот. Потом другой турок, моложе и лучше одетый, подсел за мой столик. Он принес две чашки черного кофе и, улыбаясь, пояснил, что угощает меня за счет заведения. Я кивнула и поблагодарила его, предчувствуя, что этим дело не ограничится.

— Ты откуда приехала? — улыбка моего собеседника открывала два ряда белых зубов. Он явно был хищником, этот парень, охотником за женскими сердечками.

— Из Соединенных Штатов, — ответила я. Мое сердечко продолжало биться ровно. Я не сказала, что я из России, потому что знала: эта публика склонна смотреть на русских девушек как на легкую добычу. Про Израиль упоминать тоже не стоило — кто знает, как мусульмане отреагируют на одинокую еврейку.

— Туристка? — не смутился турецкий мачо. — Как тебе Германия?

— Знаешь, мне все задают этот вопрос, — пожала я плечами. — По-моему, Австрия красивее.

— Наверное, тебе некому было показать Германию, — улыбнулся он. — Меня зовут Алан, между прочим.

— Это турецкое имя?

— Нет, но тебе будет легче запомнить американское имя.

— Энн, — сказала я, — так меня зовут.

— И какие планы у тебя на вечер, Энн, — мягко произнес мой собеседник. — Хочешь, покатаемся по ночному Франкфурту, а потом завалимся на лучшую в городе дискотеку?

— Оставь свой номер, я перезвоню, — сказала я, раскрывая свой мобильник.

— Ты хочешь уйти? — удивился Алан, будто прежде ни одной девушке и в голову не могла прийти такая нелепость при общении с ним.

— У меня встреча через полчаса.

— Где?

— В отеле. Недалеко отсюда.

— Ты живешь в «Шератоне»?

— Нет, — я назвала свою гостиницу, заметив при этом, как губы Алана едва заметно скривились, но свой номер он все же продиктовал.

— Я буду ждать твоего звонка, — сказал Алан, прощаясь.

На улице было бы совсем темно, если бы не свет фонарей, и почти безлюдно. К тому же начинался дождь. Мои каблуки гулко цокали по мокрому асфальту, и эхо отражалось от каменных зданий, по-немецки монументальных, основательных, которыми застроен центр Франкфурта.

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.Бессмысленный и тусклый свет.Пройдет еще хоть четверть века,Все будет так. Исхода нет.

Я вслух напевала эти стихи, написанные без малого сто лет назад, и понимала, что мир не слишком изменился за это время, во всяком случае, наши чувства остались теми же, что и тогда. Это был вечер одиночества и тоски, дождя и бездействия. Я привыкла жить по-другому, и с трудом перенесла вынужденную остановку на пути. Пути в никуда, если задуматься хорошенько. Еще позже я выехала из гостиницы, чтобы найти какой–нибудь ночной клуб. Турку Алану я, конечно, не позвонила. Ездила по мокрым улицам, глядела по сторонам, а дождь к ночи стал еще сильнее, так что едва можно было отличить проезжую часть от тротуара. К часу ночи я сообразила, что это просто был не мой день. Я вернулась в гостиницу и легла спать под шум капель, бьющихся о карниз.