Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл

– Да, мадам. Я всегда за ней присматриваю. Мег – она мне как… – Дот умолкла, стесняясь признаться, что считает Мег почти сестрой. Теперь, когда леди Латимер стала королевой, так, наверное, говорить не полагается.

– Знаю. Ты всегда была очень добра к ней, Дот. – Катерина смотрела в окно. Два садовника выгоняли оленя, забредшего в огород. – Иногда я спрашиваю себя, что ее гнетет. Конечно, мы… – Она не договорила. – Можно подумать, что она… но я надеюсь, что ей со временем полегчает.

Тайна тяжело давила на плечи Дот; ей хотелось рассказать Катерине, что на самом деле случилось в Снейпе, но к чему? И потом, она обещала Мег молчать. Целых шесть лет она держала язык за зубами. Так же будет и впредь. Она не проболтается. Дот умеет хранить тайны. При дворе любое лишнее слово способно навлечь беду.

Замок Амптхилл, Бедфордшир, октябрь 1543 г.

– Здесь ужасно сыро, – заметила сестрица Анна, подавая знак пажу, чтобы тот развел огонь. – Мне кажется, что мое платье из мокрой глины. Кит, ты не заглядывала за шторы? Стены все в плесени.

– Разве не сюда в свое время отправили Екатерину Арагонскую? – спросила Катерина.

– Да, кажется, сюда. Бедняжка!

– Наверное, сейчас не стоит говорить о ней…

Сестры некоторое время молча наблюдали за царящей вокруг суматохой. В комнате множество придворных. Одни играли в карты или шахматы, другие сплетничали, кто-то читал, кто-то просто бесцельно бродил туда-сюда. Две юные фрейлины упражнялись в фигурах танца, а шут Уилл Соммерс передразнивал их; девушки хихикали.

– Мне недостает уединения, Анна. Приходится все время следить за тем, что я говорю.

Подошел клерк с какими-то бумагами – королева должна поставить свою подпись. Катерина взяла у него бумаги и стала читать. Клерк нетерпеливо переминался с ноги на ногу; он заранее обмакнул перо в чернильницу. С пера капнуло, на каменном полу расплылось блестящее черное пятно. Клерк смутился.

– Уверяю вас, мадам, там все правильно.

– Я не подпишу, не читая, – ответила Катерина, протягивая наконец руку за пером и возвращая ему бумаги.

Как только клерк удалился, к ней подошел королевский глашатай.

– Да?

– Мадам, я пришел с извинениями от его величества. Ему нездоровится, и он просил передать, что сегодня будет ужинать один.

– Благодарю вас. Пожалуйста, передайте, что я желаю его величеству скорейшего выздоровления.

Генрих уже несколько дней не выходил из своих покоев. Рана на ноге снова воспалилась. Поэтому они задержались в Амптхилле, хотя собирались переезжать еще неделю назад.

После ухода глашатая Катерина повернулась к сестре и весело подмигнула:

– Можем поужинать в моих покоях!

Ей стало легко. Когда Генриху нездоровилось, у него портилось настроение, зато у нее появлялась долгожданная передышка: он не приходил в супружескую опочивальню. В постели с королем она зажмуривалась и представляла, что с ней Томас, что это его руки обнимают ее, что это он ложится на нее, стонет… глаза ее наполнялись слезами, и Генрих принимал их за слезы желания. От его радости ей делалось тошно. Она боялась, забывшись, назвать его именем своего возлюбленного, прошептать его во сне, поэтому загоняла все нежные воспоминания в самые отдаленные уголки памяти. Но Томас по-прежнему незабываем, он впечатан в нее, вписан, как чернила в пергамент.

– Тот клерк выглядел так, будто вот-вот обмочится, – так он извивался. По-моему, он опоздал отослать бумаги, – заметила Анна.

– Почему-то им всем делается не по себе, когда я говорю, что непременно читаю все, под чем должна поставить свою подпись.

– Кит, ты так похожа на маму! Помню, как она нас учила никогда ничего не подписывать до тех пор…

– …пока не будешь точно знать, о чем идет речь, – подхватила Катерина, – и не прочтешь документ дважды. – Она вздохнула. – Анна, иногда я скучаю по обычной, простой жизни. Мне хочется, как раньше, составлять лекарства в буфетной, вечерами спускаться на кухню и присматривать за тем, как солят рыбу, варят варенье… раньше я ведала всеми домашними делами. А сейчас за меня работают другие: советники, аптекарь, камердинеры, глашатаи, клерки, писцы, виночерпии, камергеры, врачи. – Она загибала пальцы. – Хорошо, что мой врач – Хьюик.

– Юдолл сегодня придет?

– Да, наверное.

– Ах, я так рада! – воскликнула Анна; глаза у нее сияли.

– Я тоже.

Когда они ужинали запросто, в тесном кругу, присутствие Юдолла приходилось очень кстати. Если им надоедали танцы и музыка, они просто веселились, на несколько часов совершенно забывая о старшинстве и иерархии и о том, что она королева и должна сидеть выше их всех. Они лениво играли в карты и беседовали о новой вере. Катерина была открыта для новой веры. Ей хотелось постичь, охватить разумом все новое. Она считала, что в прошлом – мрак и насилие; там Мергитройд и другие ему подобные. Кроме того, она давно верила, что Евангелие следует читать на английском языке; она завела такой порядок у себя дома и приучила к этому Мег. Но сейчас она начинала понимать: церковная реформа гораздо сложнее и глубже, чем ей казалось. Голова у нее шла кругом от новых идей. В религии она обрела еще одну опору, нечто способное отвлечь ее от утраченной любви.

Она встала, и все присутствующие заволновались, как будто начался прилив; придворные кланялись, когда она проходила мимо.

– Завтра приедет принц Эдуард, – сообщила она сестре Анне, когда они выходили из зала, держась за руки. – Надо будет взять его на охоту. Ты поедешь? Мне придется просить короля.

– Если хочешь знать мое мнение, – Анна понизила голос до шепота, – мальчик слишком изнежен и слишком серьезен.

– Король боится его потерять, – догадалась Катерина. – Он не вынесет, если у Англии останутся только две девочки в ряду престолонаследия, к тому же девочки, которых он приговорил к судьбе незаконнорожденных.

– Для этого-то и существуешь ты, сестрица. – Анна шутливо толкнула ее в бок.

– Анна, это не смешно, совсем не смешно.

Анна сжала ее руку:

– Да ведь король Англии, говорят, совершенно потерял голову!

– Ах, Анна, ты слишком романтична!

Сестрица Анна действительно как будто жила в сказочно прекрасном вымышленном мире.

– Но он так тебя любит! Это сразу видно…

– К делу, Анна… – Катерине не хотелось рассказывать сестре о том, как резко меняется настроение Генриха. Ей постоянно приходится приноравливаться к нему. Она была вынуждена двигаться осторожно, как канатоходец.

Вскоре пришел Юдолл, и, как всегда, с его приходом началось веселье. За ужином он сел между сестрами и так смешно разыграл в лицах разговор Гардинера и Райзли, что все хохотали. Хьюик был тоже счастлив: он рядом с любимым.

После ужина Катерина отпустила всех дам, кроме сестры, Мег и Кэт Брэндон; они раскинулись на подушках у камина, расшнуровывали лифы платьев, сняли тяжелые чепцы. Юдолл сел у огня, прислонившись спиной к стене. Хьюик склонился к нему, и его рука рассеянно ласкала бедро любовника. Здесь он чувствовал себя в безопасности, но законы таковы, что их вполне могут повесить. Катерина укутала плечи одеялом; было уже по-октябрьски холодно.

Юдолл произнес тост:

– За перемены!

– За будущее! – вторила ему Кэт.

Катерина чокнулась с Хьюиком и залпом выпила теплое сладкое вино.

– Вы слышали, что в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге в январе можно будет наблюдать солнечное затмение? – спросил Юдолл.

– Кажется, муж что-то говорил об этом, – ответила Анна.

– По-моему, затмение – верный признак грядущих перемен. – Юдолл взволнованно жестикулировал. – Для чего Господу понадобилось бы затмевать солнце, если не для того, чтобы пролить новый свет на человечество? – Он подбросил полено в огонь. Какое-то время все молча наблюдали, как пламя лижет дерево, как вспыхивает кора. – Один польский астроном по фамилии Коперник, – продолжил Юдолл, – утверждает, будто Солнце неподвижно, а вся Вселенная вращается вокруг него.

Катерина не до конца поняла смысл слов Юдолла, они казались ей нелепыми.

– Выходит, и Земля вращается вокруг Солнца? Почему же у нас не кружится голова? – спросила она.

Все засмеялись.

– И почему мы все не попадали с Земли? – подхватила Кэт.

– Ох уж этот Коперник. – Анна покачала головой. – Может быть, он просто слишком любит выпить?

Все расхохотались.

– Как вы не понимаете, что это значит? – возмутился Юдолл. Он не смеялся. – Конечно, вы можете считать его взгляды вздором, а мне кажется, что Вселенная Коперника – символ нашей бескровной революции. Мы много веков ошибались относительно самой сути строения мира, и вот настало время перемен. Небеса размечены по-новому для нашего совершенствования!

Катерина все больше волновалась. На ее глазах рождался совершенно новый мир, и она присутствовала при этом.

– И к слову Божию следует относиться по-новому, – продолжил Юдолл, – так же, как Коперник относится к Вселенной. Необходимо пересмотреть принятые толкования. Рим много веков мутил воду в собственных интересах. Вот давайте рассмотрим фразу «hoc est corpus meum» – «сие есть Тело Мое». Вы все слышали ее бесчисленное множество раз. Несомненно, все вы понимаете, что это символ, но задумывались ли вы о тонкостях перевода?