Ворон и голубка - Мэри Грин

Когда графиня вышла из-за стола, Мерлин поднялся, и Синаре пришлось приподняться на цыпочки, чтобы прикоснуться к его щеке. Она поспешила заверить себя, что делает это ради матери — обычное проявление супружеской привязанности, только и всего, однако не могла отрицать, что по спине прошел жар возбуждения, когда Мерлин в ответ поцеловал ее в губы.

— Счастливого пути, — пробормотала Синара и выбежала из столовой, прежде чем он успеет сказать что-то такое, от чего она окончательно растеряется.

— Не езди одна, Синара. Возьми с собой одного из конюхов.

Утро выдалось сырым и прохладным. Легкий туман висел над заливом, но ветерок должен был разогнать его, и день обещал быть теплым. Тяжелая ткань амазонки натирала нежную кожу, но женщинам полагалось надевать такой костюм для прогулки верхом. Амазонка Синары была сшита из тонкого серого сукна и отделана черным бархатом. Жакет плотно облегал талию, зато юбка была очень широкой. Шляпка с загнутыми вверх полями и черным страусовым пером, свернувшимся над ухом, дополняла туалет.

Маггинс уже появился в конюшне и отдавал распоряжения младшим конюхам, спешившим накормить и вычистить лошадей.

— Мое почтение, — угрюмо буркнул он молодой графине, и та заметила, что Маггинс не позаботился снять шляпу.

— Я хочу прокатиться верхом, и прошу вас сопровождать меня, Маггинс.

Суоллоу, гнедую кобылку Синары, привели в Блек Рейвн после свадьбы.

— Видно, придется, — пробормотал Маггинс, и Синара, пристально-жестко поглядев на конюха, увидела, что по красному лицу катятся крупные капли пота, словно тот долго бежал и не успел отдышаться.

— Это ваша обязанность, и я не собираюсь унизить вас, — твердо сказала она. — Многие мужчины были бы более чем счастливы оказаться на вашем месте.

Маггинс промычал что-то неразборчивое, наподобие: «Вы слишком высокого мнения о себе, мадам». Не веря собственным ушам, Синара уставилась на нагло ухмылявшегося конюха.

— Я только имела в виду, Маггинс, что ни один грум не посмел бы… или не имел причин протестовать против подобной просьбы.

Высоко держа голову, она огляделась и увидела молодого парнишку не старше шестнадцати лет, который выводил Суоллоу на утоптанный двор перед конюшнями. Юноша прихрамывал, но, по-видимому, не от боли. Одежда из грубой ткани, но чистая, рыжие волосы аккуратно причесаны и разделены сбоку пробором. Лицо и руки сплошь покрыты веснушками. Он застенчиво улыбнулся Синаре, и та спросила:

— Как тебя зовут?

— Бобби Блек, миледи.

— Ты ездишь верхом?

Она позволила ему подсадить себя в седло.

— Да, миледи.

Парень покраснел, как свекла, обветренные руки нервно мяли шапчонку:

— Это мне нравится больше всего на свете. Синара задумчиво оглядела Маггинса:

— Поскольку мистер Маггинс очень занят сегодня, ты можешь поехать со мной, Бобби. Лошади застоялись, и я хотела бы побыть в компании человека, который любит прогулки верхом.

Она слегка улыбнулась потрясенному Маггинсу:

— Не беспокойтесь, Маггинс, Бобби сам оседлает себе коня.

— Но… что скажет хозяин? — начал Маггинс.

— В его отсутствие отдаю приказы я. Надеюсь, это понятно?

Маггинс злобно зыркнул из-под шляпы, чем-то напомнив Синаре старого лиса — косо посаженные расчетливые глазки, длинный нос и острый подбородок. Мохнатые брови, длинные волосы неряшливо падают на воротничок. В его присутствии Синаре было не по себе:

Маггине держался так уклончиво, словно любой ценой хотел скрыть что-то от нее.

Графиня поехала по тропинке, вьющейся вокруг конюшен, поднимавшейся на холм позади склепа Рейвнов и исчезавшей в лесу Гейрлок Вудз, простиравшемся до самого Дартмута. На некотором расстоянии от побережья местность стала более холмистой, напоминавшей лоскутное одеяло из-за огороженных низкими каменными заборами зеленеющих полей, занимавших каждый акр ровной почвы. Солнечные лучи отражались в каплях росы, сплетая кружевную паутину света на деревьях. Счастливо улыбаясь, Синара вдохнула аромат мокрой травы и мха.

Бобби следовал за хозяйкой в нескольких шагах из почтения к ее высокому положению. Синара сделала юноше знак приблизиться:

— Чудесное утро, не правда ли? — спросила она.

— Да, миледи.

— Блек? Ты родственник Мойры, поварихи?

— Моя мать, — объяснил Бобби, снова краснея. — Она будет так гордиться, когда услышит, что мне позволили сопровождать миледи.

Круглое лицо на мгновение омрачилось, в веселых голубых глазах промелькнула тревога.

— Что-то случилось? — спросила Синара. Юноша заерзал в седле и испуганно вскинулся:

— Мистер Маггине будет сердиться на меня.

— За что?

— Вы выбрали меня вместо него. Синара поняла, что имел в виду мальчик.

— Он не из тех, кто легко прощает, но я не позволю ему обижать тебя.

— Спасибо вам, миледи, — кивнул Бобби.

Синара понимала, что ему не очень хочется говорить о старшем конюхе, но все же хотела узнать побольше о человеке, который осмелился так вызывающе вести себя с хозяевами.

— Ты хорошо знаешь мистера Маггинса? — настаивала она.

Юноша покачал головой:

— Он не отсюда родом. Из Плимута. Приехал в Блек Рейвн еще при мистере Сидни. Тот граф, что помер в битве при Ватерлоо, тоже не очень-то жаловал его.

— Ты неглупый парнишка, Бобби, — кивнула Синара, — и знаешь, что творится в мире, не так ли?

Бобби, в который раз залившись краской, пожал плечами:

— Не совсем. Просто слушаю разговоры матросов на пристани в Селкомбе и в деревенском трактире. Вот они все на свете знают!

Парнишка помолчал и тяжело вздохнул:

— Как, должно быть, здорово уметь читать и писать, — пробормотал он наконец больше себе, чем ей, и Синаре почему-то страстно захотелось помочь этому бесхитростному парню. У нее было все, а люди, подобные Бобби, вынуждены довольствоваться крохами. Ему и его матери повезло найти службу в Блек Рейвн: хотя поместье и обременено долгами, его обитатели не голодают, как бедные крестьяне, у которых ничего не было, кроме жалких огородиков и пары свиней — только этим они и отличались от последних нищих.

— Возможно… я смогла бы помочь.

Синара поколебалась, не желая обещать того, что скорее всего не смогла бы выполнить. Но в деревне Блек Рейвн, наверное, было немало молодых людей, не умеющих читать и писать.

— Ну что ж, поехали.

Она взмахнула поводьями, и пустила Суоллоу рысью. Они вернулись в лес, где солнечные лучи едва пробивались сквозь заросли, превращаясь в приглушенно-зеленоватое свечение. Здесь стояла торжественная тишина, и Синара ощутила необычайную свободу духа. Они оказались на поляне, где единственным звуком был шорох копыт по мху.