Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (金瓶梅) - Автор неизвестен

– Почтенный батюшка у себя? – спросила Дайаня старуха.

– А, матушка Ван и почтенный Хэ! – воскликнул Дайань. – Давно не заглядывали. Какими судьбами?

– Зря господ не беспокоят, – отвечала Ван. – Не случись с братом Хэ Девятым беда, не решилась бы и теперь явиться.

– А батюшка провожают его сиятельство Хоу, – пояснил Дайань. – И матушки Старшей нет дома. Обождите, мамаша, я матушке Пятой доложу.

Слуга удалился, а немного погодя воротился и объявил:

– Матушка Пятая велела просить вас, мамаша.

– Не смею я, – заметила Ван. – проводи меня, сынок. Собака не схватила бы.

Дайань повел старуху через сад к покоям Цзиньлянь. Он отдернул гостье дверную занавеску, и она вошла.

Прическу разодетой в парчу и атлас Цзиньлянь украшал, как обычно, отороченный мехом ободок, напоминавший спящего кролика. Напудренная и нарумяненная, блистающая нефритом, она сидела на кане, свесив ноги к жаровне, и грызла тыквенные семечки. Спальню ее украшал полог из узорной парчи, золотом сверкала кровать, одна ярче другой блестели безделушки, всеми цветами отливали коробочки и шкатулки.

Ван не преминула отвесить поклон.

– К чему эти церемонии, почтенная? – поспешно ответив на ее приветствие, говорила Цзиньлянь.

Старуха села на край кана.

– Давненько тебя не видала, – начала Цзиньлянь.

– Помню я вас, сударыня, – говорила Ван, – в сердце держу, а заглянуть все не решалась. Обзавелась ли наследничком, сударыня?

– Если бы … Дважды выкидывала. Ну, а ты? Женила ли сына?

– Да все не подыщу ему пару. Он ведь у меня только с берегов реки Хуай воротился. Больше года с купцами разъезжал. Деньжат немного подкопил. Осла купил, мельницу завел. Так вот и живем. А пару я ему как-нибудь подыщу. Так батюшки, стало быть, нет дома?

– Батюшка за город отбыл, губернатора Хоу провожают, – пояснила Цзиньлянь. – И хозяйки нет. А у тебя дело к нему?

– Это у Хэ Девятого беда случилась. Меня и попросил с батюшкой поговорить. Брата его, Хэ Десятого, с шайкой грабителей задержали. А допрашивать будут в управе у батюшки. На него показали – будто он шайку сколотил, а он тут вовсе не при чем. Вот мы и пришли просить батюшку, чтобы Хэ Десятого отпустили. А грабителям пусть батюшка не верит. Хэ Десятый потом щедро отблагодарит за милости. Вот и прошение.

Старуха достала бумагу и протянула Цзиньлянь.

– Оставь, я покажу, как только сам вернется, – пробежав прошение, пообещала Цзиньлянь.

– Хэ Девятый у ворот ждет, – сказала старуха. – Велю ему завтра за ответом придти.

Цзиньлянь крикнула Цюцзюй. Та немного погодя подала чай.

– Какое же вам счастье подвалило, сударыня! – заметила за чаем Ван.

– Да, подвалило … – протянула Цзиньлянь. – Если б не волненья, а то без них дня не проходит.

– Да что вы говорите, сударыня! – воскликнула старуха. – Вам и кушанья подают, и воду для умыванья подносят. Вы же в золоте да серебре купаетесь. Вон сколько служанок на побегушках! Какие же у вас могут быть волненья?!

– Быть старшей женой-хозяйкой – одно, ходить в младших – совсем другое, – отвечала Цзиньлянь. – Одна в теплом гнездышке наслаждается, другая в глухой норе прозябает. Из одной чашки хлебать да соседа не зацепить? Нет, без волнений не прожить.

– Сударыня, вы же умнее других, дорогая вы моя! И супруг ваш, батюшка, наслаждается процветанием. Вот и пользуйтесь счастьем сполна.– И старуха добавила: – Так я завтра велю ему придти за ответом, хорошо?

Она стала откланиваться.

– Посидела бы еще, почтенная, – оставляла старуху Цзиньлянь.

– Неловко задерживаться-то. Он, чай, заждался там. Пойду. Я лучше как-нибудь в другой раз загляну.

Цзиньлянь больше не стала ее удерживать.

У ворот Ван еще раз напомнила Дайаню.

– Знаю, мамаша, не волнуйтесь, – заверил ее слуга. – Я доложу батюшке тотчас же, как они прибудут.

– Брат, – обратился к Дайаню Хэ Девятый, – я завтра утром за ответом приду.

С этими словами старуха Ван и Хэ Девятый и ушли.

К вечеру вернулся Симэнь. Дайань доложил ему о Хэ Десятом. Хозяин пошел к Цзиньлянь, где, ознакомившись с прошением, передал его слуге со словами:

– В управе напомнишь.

После этого Симэнь Цин велел Чэнь Цзинцзи разослать приглашения на третье число, а с Циньтуном поручил украдкой от Чуньмэй отнести лян серебра и коробку сладостей в дом Хань Даого.

– Это для барышни Шэнь Второй, – пояснил он. – Скажи, чтобы она не сердилась.

Ван Шестая, жена Хань Даого, с радостью приняла подарки.

– Она не посмеет серчать, – говорила Ван Шестая. – Поблагодари батюшку с матушкой и извинись за неприятность, причиненную барышне Чуньмэй.

Однако не о том пойдет рассказ.

Под вечер вернулась Юэнян. На ней была горностаевая шуба, расшитая золотом куртка и голубая парчовая юбка. Юэнян несли в большом паланкине, который сопровождали двое слуг с фонарями. Она поклонилась сперва старшей невестке У и остальным женщинам, потом приветствовала пировавшего в ее покоях Симэня.

– Госпожа Ся была очень рада моему прибытию и благодарила за щедрые подношения, – рассказывала Юэнян. – Было много гостей – родственниц и соседок. От господина Ся письмо пришло. Он и тебе написал. Завтра принесут. Госпожа Ся числа шестого или седьмого выезжать собирается. Всей семьей в столицу переезжают. Госпожа Ся очень хотела бы, чтобы их сопровождал Бэнь Четвертый. Мы, говорит, его в столице не задержим. А дочка его, Чжанъэр, мне земные поклоны отвесила. Совсем взрослая стала и собой недурна. Что это, думаю себе, чай подает и все на меня украдкой поглядывает. Я-то ее совсем забыла. Там ее Жуйюнь назвали. Кликнула ее хозяйка и говорит: «в ноги матушке Симэнь поклонись». Поставила она чайный прибор и мне в ноги. Четырьмя поклонами приветствовала. Я ей два золотых цветка подарила. А как ее хозяйка выделяет. Будто она не горничная, а дочь родная.

– А повезло девчонке! – заметил Симэнь. – У кого другого «выделили» бы! Одно прозванье – заноза, сучье отродье – вот и вся честь.

– Чтоб у тебя язык отсох! – строго взглянув на мужа, сказала Юэнян. – Это ты на любимую горничную намекаешь, а? На ту, которой от меня досталось?

Симэнь засмеялся.

– Стало быть, ей хочется, чтобы Бэнь Четвертый провожатым поехал, да? – переспросил он. – А кого я в шелковую лавку поставлю?

– Можно, небось, и закрыть на эти дни.

– Как закрыть? Прервать торговлю? – недоумевал Симэнь. – Ни в коем случае! Тем более в канун Нового года, когда так разбирают шелка. Нет, об этом потом потолкуем.

Юэнян проследовала во внутреннюю комнату, где разделась и сняла головные украшения, а потом и села рядом с невесткой – госпожой У Старшей. Тут к ней подошли по старшинству домочадцы и отвесили земные поклоны.

В тот день Симэнь ночевал у Сюээ, а утром отбыл в управу.

Утром же прибыл Хэ Девятый и, протянув Дайаню лян серебра, узнал, в чем дело.

– Дело обстоит так, – объяснил ему Дайань. – Батюшке я еще вчера доложил, как только он воротился. Твоего брата нынче выпустят. Ступай в управу, там обожди.

Обрадованный Хэ Девятый направился прямо в управу.

Симэнь тотчас же по прибытии открыл присутствие. Ввели грабителей. Каждому было приказано надеть тиски и всыпать по два десятка палок. Хэ Десятого освободили, а вместо него был задержан монах из буддийской обители Всеобщего спасения. Объяснили этот арест тем, что грабители как-то заночевали в монастыре.

Вот какая бывает на свете несправедливость!

Да, Чжану пить вино – прослыть пропойцей Ли.Смоковницу срубить – над ивой слезы лить.

Тому свидетельством стихи:

Дни Сунского двора уж были сочтены,Когда несправедливости творили судьиИ чистоту со скверною мешали без вины,Но не укрыть от глаз Земли и Неба сути.

В тот день Симэнь позвал певиц У Иньэр, Чжэн Айюэ, Хун Четвертую и Ци Сян. Они прибыли у полудню и, держа в руках узлы с нарядами, проследовали в покои Юэнян, где отвесили земные поклоны хозяйке дома, ее старшей невестке У и остальным женщинам. Юэнян распорядилась напоить их чаем, после чего они настроили инструменты и услаждали пением собравшихся.

В покоях неожиданно появился вернувшийся из управы Симэнь. Певицы отложили инструменты и, улыбаясь, грациозно склонились перед ним в земном поклоне.

– Что тебя так задержало в управе? – спросила Юэнян.

– Все дела разбирали, – объяснил Симэнь и, взглянув в сторону Цзиньлянь, продолжал. – Вчера вот мамаша Ван за брата Хэ Девятого просила. Освободил я его, а грабители под стражей сидят. Тисков отведали и по два десятка палок. Вместо Хэ Девятого монаха посадили. Завтра дело в Дунпин отправим. Потом дело о прелюбодеянии рассматривали. Теща с зятем жила. Зятю Сун Дэ тридцать с небольшим, а жил в доме жены. После смерти тещи тесть взял в жены некую Чжоу. Не проходит и года, умирает тесть. Не устояла молодая теща и давай с зятем зубоскалить в открытую и шутки отпускать. Когда об этом узнали все домочадцы, зять решил проводить тещу, отправившуюся навестить родителей. «Мы не совершили предосудительного, – обратилась она к зятю. – Нас оклеветали ни за что. Так давай станем мужем и женою на этом глухом пустыре». Тогда Сун Дэ и вступил с тещей в преступную связь, которая не прекращалась и после возвращения тещи. Как-то теща наказала служанку, которая и рассказала про них соседям, а те подали жалобу. Нынче их допрашивал, добыл признание вины, и дело их будет направлено в Дунпинское управление. А за прелюбодеяние с матерью жены, то есть родней, их ждет повешение.