Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проектам Бетховена, почувствовавшего облегчение после двух операций Вавруха и лечения Мальфати, не было конца. С многочисленными приятелями и знакомыми, посещавшими больного, он вновь ведет разговоры о поездке в Лондон, о более удобном и дешевом способе переезда, о сочинении увертюры «Бах», 10-й симфонии, четырехручной сонаты, оперы, набрасывает эскизы упомянутой увертюры и даже обещает 7 апреля дирижировать лично в театре Иозефштадта, где предполагает поставить своего проектированного «Баха».
В числе средств развлечения больного, конечно, видное место занимало чтение книг и преимущественно любимых древних авторов, творения которых, по милости племянника, исчезли с полок композитора, а потому пришлось брать их в библиотеке. Чтение Плутарха вновь доставило ему ряд счастливых минут, особенно увлекало его описание трагической судьбы Луция Брута, статуэтка которого украшала его комнату, а некоторые подробности жизни вызывали сравнение со своей. Но насколько было велико удовольствие переноситься в давно минувшую эпоху, настолько же тяжело было возвращение к современности; по совету Брейнинга он взял сочинение двух авторов, вошедших тогда в моду: «мировая скорбь» Байрона, видимо, раздражала его, а «Кенилворт» Вальтер Скотта он, не дочитав, швырнул на пол.
– Этот негодяй пишет только ради платы! – осудил маэстро талантливого романиста.
Из музыкальных произведений, доставленных Шиндлером больному, более всего понравился сборник, около 60 романсов, Фр. Шуберта, в особенности его «Молодая монахиня»; он много часов провел над этими гениальными песнями своего молодого эпигона и не раз твердил:
– В Шуберте чувствуется божественное пламя!
В конце января Брейнинг, оправившийся от своей болезни, навестил своего друга и с радостью заметил благотворное влияние нового лечения; он пишет в тетради:
– Ты сегодня выглядишь гораздо лучше… В симфонии есть пение?.. Совсем новая идея!
Но облегчение было опять временное, и Шиндлер заявляет больному, что «следует вскоре сделать третий прокол: сам Мальфати сказал, что это уж такого рода болезнь, да и погода благоприятствует ее развитию; надо вооружиться терпением». Третья операция (2 февраля) также не доставила облегчения; 18 февраля он пишет своему старому другу Цмескалю, которого подагра приковала к постели:
«Шлю тысячу благодарностей за ваше участие, я не отчаиваюсь; тяжелее всего для меня эта бездеятельность. Нет худа без добра. Да избавит вас небо от страданий. Быть может, мы оба поправимся».
А накануне диктует ответ Вегелеру, недавно приславшему предлинное письмо, в котором строит соблазнительные планы совместной поездки на богемские минеральные воды, в Теплиц, Карлсбад, потом по Рейну, через Бонн и Кобленц, обратно в Bену и утешает больного тем, что юморист-писатель Блумауер так же страдал водянкой, так же подвергался операции и прожил после того еще много лет. В ответной записке композитор, ради шутки, вставляет три слова из популярной песенки о Стефане.
К Вегелеру.
Вена, 17 февр. 1827 г. Старый достойный друг!
Я получил удачно, по крайней мере, твое второе письмо от Брейнинга. Я еще очень слаб, чтобы ответить на него, но будь уверен, что все в нем было мне приятно и мило. Выздоровление, если можно так выразиться, подвигается; сделают четвертую операцию, хотя врачи еще не говорят ничего. Я терплю и думаю: нет худа без добра. Однако прочитав твое последнее письмо, меня удивило, что ты еще ничего не получил. Из прилагаемого письма ты видишь, что я писал тебе еще 10 декабря пр. г. То же самое с портретом: когда получишь, то увидишь на нем отметку числа. «Г-жа Стефан говорила» – словом, Стефан настаивал, чтобы послать тебе при случае эти вещи, но они оставались до сегодняшнего дня и, право, нелегко было получить обратно. Ты получишь портрет по почте через господ Шотт; они вышлют тебе также ноты. Хотелось бы многое написать сегодня, но я слишком слаб; могу только мысленно обнять тебя и твою Лорхен.
С истинной привязанностью и любовью к тебе и твоим, верный старый друг твой,
Бетховен.
Физические страдания, все более искажая лицо больного, все более изнуряя его, все чаще наводят на мысль о плате врачам, о средствах к существованию; дрожащей рукой подписывает он продиктованные Шиндлеру и Хольцу письма к лондонским приятелям с просьбой о денежной помощи.
К Штумпфу в Лондон.
Вена, 8 февр. 1827 г.
…К сожалению, с 3 дек. я страдаю водянкой и лежу в постели. Можете себе представить, каковы последствия этого. Я живу доходами с произведений моего пера, это источник существования моего и моего Карла. К сожалению, за последние 2 месяца я не мог написать ни одной ноты. Мое жалованье покрывает расход на квартиру и остается еще несколько сот гульденов. Имейте в виду, что не предвидится конца моей болезни и что, наконец, нельзя же будет оседлать Пегаса и взлететь на всех парусах в небеса. Врач, хирург, аптекарь. Всем нужно будет заплатить. Я отлично помню, что несколько лет тому назад филармоническое общество хотело дать концерт в мою пользу. Был бы счастлив, если бы оно теперь осуществило это намерение; может быть, это избавило бы меня от предстоящего затруднительного положения. Я пишу об этом сэру Г. Смарту, и если вы, достойный друг, можете помочь в этом деле, то прошу вас сговориться с ним. Мошелесу тоже будет сообщено об этом и думаю, участие всех моих друзей выручит меня в этом случае.
К сэру Г. Смарту в Лондоне.
22-го февр. 1827 г.
Помнится, несколько лет тому назад филармоническое общество предложило мне дать концерт в мою пользу. Ввиду этого обращаюсь к вам, милостивый государь, с просьбою, так как ныне весьма мне желательно осуществление такого намерения филарм. общества, так как, к сожалению, еще с первых чисел декабря я страдаю водянкой, крайне продолжительной болезнью, конца которой еще не предвидится. Как вам и без того известно, я живу плодами своего вдохновения, а теперь и думать нельзя о композиции. Мое содержание до того мало, что едва хватает на покрытие полугодовой наемной платы за квартиру. Поэтому прошу вас по-дружески употребить все свое влияние к осуществлению этой цели, и убежден в вашем ко
