Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

Ее черты стали разглаживаться — чары вейлы и вампирши возвращали своей владелице красоту, и вскоре только неровный шрам искажал прекрасное лицо Амаранты. Гермиона потрясенно молчала. У нее было ощущение, будто перед ней обнажили душу — многие ли способны вот так самоотверженно перед глазами другого человека отбросить всё напускное и фальшивое, явив свой истинный лик во всей его чудовищной неприглядности? Лишь чтобы избежать практически беспочвенных подозрений?

— Прости меня, пожалуйста, — прошептала Гермиона. — Я не хотела сомневаться в тебе. Я, кажется, скоро и сама себя начну подозревать.

— Ничего, — хладнокровно произнесла Амаранта, промакивая влажное лицо полотенцем. — Теперь только придумай поводы умывать всех своих предполагаемых предателей, и скоро дело станет ясным, — сострила она. А затем добавила: — Если, конечно, ты действительно так уж хочешь кого‑либо разоблачать.

— В каком смысле? — не поняла Гермиона.

— Наилучшими побуждениями когти химер точены, — вздохнула полувейла, убирая расплескавшийся таз. — Порой потревожишь змеиное кубло — сама не рада будешь. Нехорошее у меня предчувствие, Кадмина. Недалеко до беды…

* * *

Бедолага Тэо, тоже без вины заподозренный во всех грехах, был полностью амнистирован после того, как, не задавая вопросов, согласился умыться «Гибелью воров», что и проделал на глазах Гермионы.

Пристыженная ведьма отложила волшебную палочку и стала каяться, без особого энтузиазма размышляя над тем, каким образом заставит проходить водные процедуры, например, Фреда или Женевьев Пуанкари — всё еще остающихся в списке «подозреваемых»; или как будет поливать «Гибелью воров» Нагайну, и что ей говорить во избежание донесений Волдеморту.

«Никак не выйдет без донесений», — мрачно заключила Гермиона и решила змеей Темного Лорда заняться в последнюю очередь.

А что если не сработает ничего? Если каждое из ее смутных допущений окажется ложным?

Ходить и плескать зачарованной водицей во всех кругом? Так недолго оказаться на пятом этаже у святого Мунго!

Вот каким образом прикажете окатить колдовской жижей лучшую студентку гимназии?

И почему! Из‑за того, что стала слегка невнимательной. Это уже какие‑то средневековые методы вразумления гимназистов…

Выбирая из всех зол самые меньшие, после исповеди Тэо Гермиона отправилась к Рону.

Это было вечером той же субботы. Смотритель Даркпаверхауса оказался на месте, Гермиона застала его в привратницкой за штопкой.

— Как прошел матч по квиддичу? — начала разговор леди Малфой. — Сиди–сиди, я сама чайник вскипячу.

— Заварник помой, — буркнул Рон. — А на матче я не был.

— Как это?! — удивилась Гермиона и даже вздрогнула.

— Были дела, — уклончиво пояснил Рон. — Да ну его, этот квиддич к дементорам!

Наследница Темного Лорда недовольно поцокала языком и вытащила из кармана заколдованную флягу. Налила в пиалу зачарованной воды и отыскала в шкафу чистую тряпку.

— Ну‑ка, погляди на меня, — решительно сказала она, — ты чем‑то испачкался, Рон!

И женщина, одной рукой крепко сжав в кармане волшебную палочку, провела по рыжему лицу обильно смоченной, не отжатой тканью.

Рон отшатнулся и замотал головой, отряхивая воду, потекшею за шиворот. Его лицо изменилось. Под влажным следом «Гибели воров» обозначились несколько крупных прыщей и густая россыпь ярких веснушек, которые на сухой части лица остались бледными и почти невидными.

— Ты зачем заколдовал прыщи и веснушки?! — опешила Гермиона, разинув рот и отступая от него с капающей на пол тряпкой.

Рон побледнел и метнулся к зеркалу.

— Что ты натворила?! — возопил он, ощупывая пальцами кожу. — ЗАЧЕМ?!

— П–п-прости, пожалуйста, — пролепетала ведьма, моргая, и удивленно расширила глаза. — А зачем? Зачем ты это сделал‑то?

— Не твоего ума дело! — гаркнул привратник, горестно оценивая нанесенный ущерб. — Совсем одурела?! Чем это ты меня?!

— «Гибелью воров», — прошептала Гермиона.

— То есть как «гибелью»?! Каких еще «воров»?!

— Это просто название такое. Вода смывает магию. Ты зачем прыщи заколдовал?

— Чтобы их не было! — рявкнул злющий, как горный тролль, Рон. — А то не ясно! Ты хоть знаешь, сколько времени я… И веснушки… Утащи тебя тибетский Йети! Какого лешего ты это сделала?!

— Извини. Я думала… Ну, то есть… Ох, Рон… Я подумала, что ты можешь быть заколдованным Гарри.

— ЧЕГО?!

— Это очень д–долгая история. Я… Тут…

Рон бросил взгляд на стенные часы и побагровел.

— Долгая? — свирепо спросил он. — В таком случае расскажешь мне ее в понедельник! Давай, Гермиона, топай отсюда. Отправляйся домой и поливай лучше там всех своей кислотной водицей! Муженька своего полей, может, и с него чё волшебное пооблупится.

* * *

После эксцесса в привратницкой Гермиона решила устроить в расследовании небольшой перерыв и, послушав Рона, провести остаток выходных дома.

До вечера она играла с Генриеттой, которой уделяла в последнее время позорно мало внимания. Девочка пришла от этого в бурный восторг. Она обижалась на мать и очень скучала по ней в последнее время.

Уснула Етта только после полуночи.

— Какие гости! — откомментировал Люциус появление в спальне жены. — Чем обязан такой честью?

— Твоя вавилонская блудница возымела немного совести, — улыбнулась Гермиона, устраиваясь рядом.

— На долго ль? — философским тоном спросил супруг.

— До понедельника, — вздохнула молодая ведьма.

— Мне не стоит и пытаться выяснить, в какую Лету канула моя жена? — хмыкнул Люциус, наклоняясь к ней.

— Всё расскажу, как только выберусь на берег, — пообещала леди Малфой.

— Так ведь памяти не будет[135], — хохотнул он в ответ. — До понедельника? Значит, у меня почти сутки на законное пользование?

— Разделенные с Генриеттой, — засмеялась женщина. — Да.

— Хорошо, что она сейчас спит…

* * *

После обеда в воскресенье, пока Етта занималась с Рут своими уроками, леди Малфой взялась убираться в комодах спальни — пытаясь отыскать заброшенный невесть куда в конце прошлого года волшебный дневник, она обнаружила сущий бедлам в ящиках.

Разгребая растыканные как попало вещи, случайно перевернула шкатулку, полную старых писем и открыток. И, складывая на место цветные квадратики, наткнулась взглядом на многолетней давности поздравление с днем рождения от Фреда Уизли.

«Любезнейшая Кадмина Беллатриса! — было выведено на открытке. — С датой! Желаю цвести и пахнуть в нашем Эдемском саду! — Письмо датировалось девятнадцатым сентября того года, когда Гермиона начала преподавать в гимназии. — Про сад — это так магглы говорят, — гласило дальше послание. — Твоей Светлости, впрочем, это, пожалуй, известно. Поздравляю с двадцатипятилетием и нижайше прошу не доносить на мою природную дерзость Светлейшему Папаше.