Рифтеры - Питер Уоттс

– Нет...

Если это был протест, у Фонга не хватило сил на ре­шительность.

– Я должен узнать, куда ты дел пробирку, – сказал Лабин.

– Я... съел, – выдал зараженный.

– Съел... то есть выпил содержимое?

– Да.

– Ты его не распространил, а выпил все сам?

– Да.

– Можно спросить, зачем?

– Говорят, это лекарство от Бетагемота. Я... у меня уже первая стадия. Говорят, умру к зиме, а в анклавы не попасть...

Лабин не осмелился коснуться этого человека – от изолирующего костюма остались лохмотья. Только осмот­рел обнаженную, покрасневшую кожу, вздувающиеся на ней волдыри. Если на ней и были явные признаки Бета­гемота или Сеппуку, то теперь все скрыли ожоги. Вспо­мнить бы, видел ли он симптомы до первого выстрела.

– Когда ты выпил? – спросил он наконец.

– Два дня назад. Я хорошо себя чувствовал, пока ты... вы... – Фонг слабо дернулся и поморщился от боли.

Два дня. Сеппуку действует быстро, но все симптомы, с которыми сталкивался Лабин, проявлялись у заражен­ных позже. Возможно, появятся через несколько часов. Самое большее, через день или два.

– ...со мной, – бормотал Фонг.

Лабин взглянул на него:

– Что?

– Что будет со мной?

– За тобой прилетит подъемник. К концу дня ока­жешься в больнице.

– Извините, – сказал Фонг и закашлялся. – Мне ска­зали, что я умру к зиме, – слабым голосом повторил он.

– Умрешь, – заверил его Лабин.

МАТРЕШКА

Кларк никого не вызвала.

Она контактировала с Рикеттеом теснее всех, если не считать того, кто его избил, и оказалась чиста. И готова была поручиться, что люди из Фрипорта тоже незаражены.

А вот парни с пальцами на кнопках могли с ней не согласиться.

Лени знала все доводы. И, что ошибаться лучше в безопасную сторону, тоже. Просто они ее не убеждали, так как принимавшие решение сидели в далеких непри­ступных башнях, суммируя колонки голых цифр и бай­есовских вероятностей. Возможно, эксперты не ошиба­ются, и править миром могут только создания без сове­сти – трезвые, дальновидные, рациональные, те, кого не трогали эмоции, которые в простых смертных пробуждала гора трупов. Люди – не цифры, но, вероятно, правильнее всего обращаться с ними как с цифрами.

Вероятно. Но Кларк не поставит судьбу Фрипорта на такую вероятность.

Судя по сводкам, действенного лечения не предвиделось. Никто ничем не мог помочь Рикетгсу, разве что засадить его в карантин. Может, со временем положение изменится. Может, оно изменится даже раньше, чем Сеппуку его убьет, хотя такая возможность выглядела ничтожно малой. А пока с делом вполне справлялся Лабин – пусть он и не в лучшей форме, но для горстки зараженных дикарей, которые даже не знают, что за ними идет погоня, хватит и этого. Если Биомоцартам нужны живые образцы, Лабин их обеспечит.

И ни к чему скармливать системе этого тощего маль­чишку. За последние годы Кларк уяснила, как действует протокол исследований: даже если лекарство найдено, ни­кто не станет тратить его на лечение лабораторных крыс.

Разве что Така Уэллетт. Ей бы Кларк доверилась не раздумывая. Но неизвестно, где она и как с ней связать­ся. А полагаться на то, что система доставит парня в ее несравненные объятия, Кларк точно не могла. Что до Ри­кеттса, он, как ни странно, выглядел вполне довольным своим положением. Даже счастливым. Может, он забыл, как было раньше, а может, ему и тогда не слишком хоро­шо жилось. До встречи с Кларк он видел только непри­ветливую умирающую землю, на которой ему предстояло провести всю свою недолгую жизнь. Пожалуй, вершиной его надежд было умереть спокойно и в одиночестве под крышей какой‑нибудь развалины – до того, как его ра­зорвут на куски ради одежды или мусора в карманах.

И когда его спасли из этого мира, когда он очнулся в сверкающей субмарине – такое не снилось ему даже в самых волшебных снах. Жизнь Рикеттса была настолько мрачной, что пожизненное изгнание на дно океана ка­залось ему шагом вверх.

«Я могла бы просто дать ему умереть здесь, – думала Кларк, – и он умер бы счастливым, как никогда в жизни».

Конечно, она оставалась начеку. Дурой Лени не была. По миру ходил Сеппуку, а Рикеттс ехал с ним от самого Вермонта. Не стоило забывать и о том громиле на украден­ном мотоцикле. Она брала анализы на новую инфекцию у проходивших сквозь Мири, независимо от жалоб или их отсутствия. Читала шифрованные сводки, предназначенные только для своих. Смотрела открытые передачи, предназна­ченные для дикарей, трансляции из высокотехнологичных убежищ в Бостоне и Огасте: погода, расписание мобильных лазаретов, приемные часы в фортах Бетагемота – и невесть зачем советы по программированию. Она удивлялась, что обитатели замков позволяли себе вещать вот так, словно рассылка публичных бюллетеней могла оправдать их, бро­сивших все в заботе о собственном спасении.

Лени разъезжала по проселкам, проверяя ветхие дома в поисках больных, ослабевших настолько, что не в силах были разыскать ее сами. И опрашивала пациентов: не знают ли они людей, свалившихся с сильной лихорадкой, болью в суставах, внезапной слабостью.

Никого.

Она вспоминала друга, Ахилла Дежардена. И гадала, жив ли он или умер, после того как Спартак перепаял ему мозги. Все цепи, которые делали его тем, кем он был, изменились. Его личность изменилась. Вполне возможно, она трансформировалась настолько, что прежнего Ахилла больше не существовало. Может, в его голове поселилось совершено новое существо, пользующееся его воспоми­наниями.

Но в одном он наверняка остался прежним. Он по‑прежнему держал палец на кнопке, имел право убивать многих, чтобы спасти множество. Может, когда‑нибудь – скоро – ему придется сделать это здесь. Кларк понимала, что может ошибаться, и крайние меры все‑таки окажутся необходимыми.

Но не сейчас. Если Сеппуку и добрался до Фрипорта, то в городе‑призраке он залег на дно, ничем себя не вы­давая. Как и Лени. Пока Рикеттс оставался ее маленьким секретом.

Пока он не умер. Но вряд ли долго протянет.

Кларк шагнула из шлюза «Вакиты», по гидрокостюму бежали капли воды. Рикеттс был настолько мокрым, что хоть выжимай.

Кожа парня покраснела, как от солнечного ожога. Он давно сорвал с себя все лохмотья и лежал голый на матрасе, не успевавшем впитывать пот.

Но биометрия на табло пока не показывала тревожных сигналов. Уже что‑то.

Уши у него были заткнуты наушниками, но парень услышал ее шаги и обернулся. Слепое лицо в шлеме, казалось, смотрело сквозь нее.

– Привет!

Его улыбка выглядела абсурдным парадоксом.

– Привет, – ответила Лени, направляясь к циркулятору у дальней стены, – есть хочешь?