М. С. - Владимир Чистяков

— Рэтерн.

— Что Рэтерн?

— Она не простит никогда. Если хоть раз их дороги пересекутся… Она может быть страшной.

— Как и любой из нас.

— С меня хватит!!!

Совесть перед смертью что ли замучила? Вряд ли. Нет у Дины такого качества. Император уверен. Но зачем же всё-таки пришла? От М. С. Линка вряд ли спасёшь. Если она захочет с ним расправиться. Если захочет.

— Что с ней? Надежды нет?

— Ни малейшей. Она, по всей видимости, облучилась ещё в столице. Тогда… Я только примерно представляю, что с ней. Контакты с колонистами не помогут. Я делал запросы…

— Опять создали яд без противоядия?

— Да. Какие-то опытные излучатели. Применялись ограниченно. Признаны неэффективными. Они у себя уже выявили всех аборигенов, попавших под это дело. Все мертвы. Умерли и немногие колонисты, попавшие под излучатели. Она последняя. Лекарства нет и быть не может. У неё поражено всё: кровь, кости сердце, печень. Нарушены все функции, и в первую очередь, репродуктивная. Она — гибрид. И только потому не мертва.

— До чего же гибриды живучи! Это ведь наше проклятие — умирать так!

— Она будет только мучаться… Ты меня понимаешь?

— Прекрасно. Но… Я не могу предложить такого. А сама она… Очень сильна. И живёт назло. Назло всему. И гордая она. Не попросит.

— Мы словно виноваты перед ней чем-то…

— Не будем ворошить прошлое.

— Человек бы уже умер. Чистокровный… когда надежды нет. В таких ситуациях смерть принято ускорять. У нас так считают гуманным.

— Она женщина двадцати семи лет. Совсем ещё молодая женщина.

— Она воин. Как ты. Как я.

— Она ещё и женщина. Совсем молодая.

Некоторое время они молчат. Два могущественных государственных деятеля. Способных очень на многое. И совершенно бессильных в сложившейся ситуации. Они властны на жизнью. И способны пригласить к человеку безносую. Но не в их силах отсрочить визит.

— Рэтерн… — глухо проговорил Кэрт.

— Что Рэтерн?

— Не отходит от неё… Может поговорить с ней… Пусть повлияет на неё… Видеть не могу, как она мучается. Хорошо знаю, как она страдает.

— Подбери сопли, Элендиэленделииванкэреналандалинделиетинэртинден. Не баба. Мне тоже тяжело. Но не попросит она. Даже не намекнёт. Сражаться будет до конца. Хотя и знает — всё бесполезно.

— Рэтерн…

— Что опять?

— Она как на врагов смотрит. На меня. На тебя даже. Словно виноваты мы чем-то.

— Может, и так. И она права.

— Может, и так…

— Вот был человек. Жила, воевала, вроде бы даже любила. И вот ушла, а что от неё осталось? Неужели только новые пули, пистолет и взрывчатка, принятые на вооружение? Это что, память о человеке? Она была молода, может быть даже слишком молода. А какой у неё была жизнь? Вряд ли слишком лёгкой. Её звали Чёрной Диной. А была ли у неё настолько черна душа, как о ней слишком многие говорили? Теперь мы этого никогда уже не узнаем. Будем ли её помнить? А давайте попробуем быть честными! Звёзды сгорают мгновенно. И она из таких и была. А вряд ли её будем помнить. Слишком мало она жила. И слишком плохо мы её знали. И лучше уже не узнаем никогда. Она называла меня своей сестрой. А я только незадолго перед концом смогла понять, какой же она на деле была. Зачем она прятала так глубоко свою доброту и нежность? Мы не видели этой её стороны, зато слишком хорошо знали другую. Как удобно видеть чужую броню, и не замечать, что под ней. И мы словно виноваты перед Диной, что много не разглядели в её душе.

— Ты понимаешь, что фактически послужил причиной смерти Марины и Дины, и М. С. до сих пор хочет тебя убить, и жизнью своей теперь ты целиком и полностью обязан мне?

Он медленно произнёс в ответ:

— Жизнью я обязан только своей матери и отцу, тем что не умер в этом году — только тому, что промазали люди гораздо лучшие меня или вас. Лучше бы было, чтобы одна из них не промазала. А что до смерти Дины, так в этом есть и ваша вина, ибо это вы способствовали её смерти, тем, что не дали ей прикончить меня.

Сама М. С. не обвиняла императора в подобном, хотя их последний разговор был довольно нервным, и чуть не кончилась вызовом реаниматоров… Вопрос только, к кому. Инфаркта у бессмертного быть не может, а вот инсульт — вполне. Да уж, сыночек Софи-Елизаветы, жесток ты. Под стать потомку Чёрной Дины, и Дине по прозвищу Чёрная.

Да, парень не слаб, хотя, если без эмоций разбираться, и не чета Дине. К счастью. Или нет? Император ведь и сам раньше задумывался о сказанном им сейчас. И ни к какому выводу не пришёл. Вернее, не захотел додумывать до конца. Хотя и так всё было понятно, и М. С. вероятно, думает тоже самое, что её персональный враг.

— Ты я вижу, вовсе свою жизнь не ценишь? Я ведь могу просто вот так щёлкнуть пальцами, и ты исчезнешь.

Линк ухмыльнулся в ответ. Саргон уже видал такие усмешки у людей, которым всё равно, будут они жить или умрут. У фанатиков. Или висельников. Но Линк-то ни к тем, ни к другим теперь не относится.

Да, совсем позабыл, ещё М. С. умеет ухмыляться подобным образом. А вот язвительная мать этого типа так не умела.

— В стране всё уже давно решается щелчками вовсе не ваших пальцев. Она ведь если захочет, без труда достанет меня даже там, где я нахожусь. И никто не сможет ей помешать. Она с вами, а не со мной в кошки-мышки играет.

— А как ты думаешь, далеко ты пройдёшь по улице, если я тебя сейчас выпущу? Они ведь тебя может, там уже стерегут.

— Это их право, а если постановление об амнистии не отменено, то вы и так обязаны выпустить меня не сегодня завтра.

— Допустим. И что же ты будешь делать на… свободе?

— Я не смогу теперь забыть, кто я. Просто постараюсь жить, как человек. Только и всего. Я ведь не только стрелять умею. В политику точно никогда больше лезть не буду. Во! Налазился в неё по уши! Хватит! С меня достаточно. Слишком уж это дело грязное. И крови слишком много проливается бессмысленно. Ничьим оружием я быть больше не желаю. Одни меня использовали несколько лет, теперь другие хотят того же самого. Только я этого уже не хочу совершенно. Тебе врёт лучший друг, и говорит правду злейший враг. Значит, таков ваш мир огненных людей. Мир, где зачастую проще сгореть, чем понять, где свой, где чужой. Ну и горите вы и сжигайте друг друга. Только без меня. С меня хватит! Не для меня тот мир, где живёте все вы, и все ваши враги. Вообще, не для людей он. А для зверей двуногих. Я был кем-то вроде одного из этих зверей. И больше быть им не желаю. Может, злы не мы, а заполнен злом мир изначально. Не знаю. Но ведь и мы меняем мир, и он меняет нас.

— Посмотрим, далеко ли ты от нашего мира сможешь уйти. Когда тебя выпустят — закончил он со значением.