Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Султан, устраиваясь на диване, подвинул к себе кальян: "Хорошая книга, тебе понравится. Французский ученый написал, месье Корнель".

Тонкий, серый дым пах розами. Сиди Мохаммед, искоса взглянув на лицо девушки, — она внимательно просматривала книгу, откашлялся: "Зейнаб, доченька, тебе уже двадцать два года…"

— Очень интересно, — не слушая его, пробормотала Изабелла. "Он тут пишет о возрасте Земли, папа". Девушка подняла голову и недоуменно повторила: "Двадцать два. Спасибо за лошадь, — она улыбнулась, — я ее назвала Бинт-аль-Хава, она и вправду — дочь ветра, такая быстрая".

— Она же ничего не знает, — понял Мохаммед. "Аллах милосердный, может, не надо все это затевать? Девочка счастлива, девочка рядом со мной, пусть так и будет — всегда".

— Зейнаб, — он замялся, — я тебя все не спрашивал, ты прости…, Может быть, ты хочешь выйти замуж?

Серо-зеленые глаза наполнились слезами, — мгновенно. Она, прикусив губу, помотала изящной головой: "Если я тебе надоела, папа, ты меня лучше продай, — дрожащим голосом сказала Изабелла.

— Да ты что! — испугался Мохаммед. "Что ты, доченька, что ты, счастье мое…, Как ты могла подумать такое? — он обнял девушку. Та, вытерев мокрые щеки, мрачно сказала: "Я же никого не люблю, папа, кроме тебя. И не полюблю, никогда. Таких мужчин, как ты, или мой отец покойный — их и не бывает вовсе. Не говори мне больше об этом, пожалуйста".

— Но ведь дети…, - попытался продолжить Мохаммед. "Ты ведь совсем не видела мужчин, милая, не надо судить так поспешно".

Изабелла вдруг поднялась и прошлась по отшлифованным, мраморным плитам. Она присела, и, погладила кота: "Я видела мужчин, папа. В Италии. Они не обращали на меня внимания, никто. Я не хочу детей, я и не знаю — что с ними делать, — она посмотрела на свои руки и улыбнулась: "Я лучше буду строить, папа".

— Все равно, — сказал себе Мохаммед, расставляя шахматные фигуры, — надо поговорить с этим Даниялом. Он умный мужчина, он поймет, и не будет препятствовать Зейнаб, заниматься любимым делом. А для детей — даже если сотня служанок ей понадобится, мне ради Зейнаб ничего не жалко. Когда она увидит Данияла, из-за перегородки, конечно, — он ей непременно понравится. Если Зейнаб станет его женой — я буду спокоен.

— Сегодня я играю белыми, — ворчливо заметил султан. Девушка, рассмеявшись, пожала плечами: "Как хочешь, папа, но все равно — я тебя сильнее".

Она двинула вперед свою пешку и попросила: "Папа, почитай рубаи, ты так хорошо это делаешь".

— Лесть, — рассмеялся Мохаммед, — тебе не поможет, Зейнаб. Он опустил веки и начал читать, — сильным, красивым голосом:

— Вот снова день исчез, как ветра легкий стон,

Из нашей жизни, друг, навеки выпал он…,- Изабелла подхватила:

— Но я, покуда, жив, тревожиться не стану

О дне, что отошел, и дне, что не рожден.

Дэниел остановил свою лошадь на горном склоне: "Отсюда, кажется, видно море, ваше величество. Поверить не могу, — он указал на побитую инеем траву, — что на равнине в это время такая жара"

На ветвях деревьев лежал снег. Мохаммед, наклонившись, улыбнулся: "Смотрите, Даниял — тут ночью побывали медведи. Вы говорили, в Америке они тоже есть?"

— И медведи, и волки, — ответил мужчина, — вот только львов у нас не найдешь, ваше величество. Но встречаются пумы, они поменьше. Мой покойный отец очень любил охоту, я ведь тоже — в горах вырос.

— Действительно, — подумал Сиди Мохаммед, исподтишка разглядывая своего спутника, — воспитанный юноша, можно его за правоверного принять. Он не такой, как европейцы, те все — лицемеры. А этот — честный, прямой. Правильно я сделал, что решил с Америкой договор о дружбе заключить, у их страны — большое будущее.

— Ну вот, — султан мягко тронул своего гнедого коня, — мы с вами, Даниял, договорились о тексте соглашения. Так что теперь езжайте, пусть его утверждают в вашей стране, и возвращайтесь — будем подписывать.

Дэниел вздохнул и развел руками: "Подписывать буду уже не я, ваше величество, а первый посол Континентального Конгресса в вашем королевстве. Я пока даже не знаю его, мы с ним в Париже встречаемся, весной. Я просто юрист, делаю, так сказать, черновую работу, — он улыбнулся. Султан, погладив красивую, закрытую колпачком голову ловчего сокола, что сидел у него на руке, спросил: "А вы куда потом?"

— Остаюсь там, во Франции, — ответил Дэниел, направляя свою лошадь по узкой тропинке. "Не сегодня-завтра британцы окончательно уйдут из колоний. Надо будет готовить мирный договор, я буду этим заниматься. И вообще — учиться искусству дипломатии, я ведь еще совсем молод, — он встряхнул русоволосой головой: "Спасибо вам за эту прогулку, ваше величество. Я как будто очутился дома, в Виргинии, зимой".

— Мне очень приятно, что вам у нас нравится, — ласково сказал Мохаммед. Дэниел, глядя на резкий очерк смуглого, бесстрастного лица султана, хмыкнул: "Семьдесят лет. Если бы не седина — больше пятидесяти ему не дашь. Отец тоже — такой был".

— Вы же мне говорили, что не женаты, да? — старший мужчина приставил ладонь к глазам:

— Малик нам от шатра машет. Должно быть, баранина уже готова. Называется — танжия, это как таджин, только готовится не в печи, а прямо в земле, под костром.

— Не женат, — Дэниел задел головой ветку кедра, что висела над тропинкой, и стряхнул хлопья снега с мехового воротника суконного, теплого халата. "У меня есть младший брат, и младшая сестра, они оба — в Париже живут".

Сокол забеспокоился. Мохаммед, вскинул голову: "Журавль. Посмотрите, Даниял, какой красавец. Пусть летит, — он удержал птицу на руке.

Журавль захлопал крыльями, кружась над вершинами кедров. Дэниел тихо сказал: "Мне наставник говорил, еще в Париже. В Индии есть великая поэма, называется "Рамаяна". Ее автор, как говорят индусы, стал писать стихи, когда увидел, как журавль оплакивает свою убитую подругу".

— Какая трогательная легенда, — вздохнул султан. Дэниел решил: "Вот сейчас, пока мы до шатра не доехали. Лучше о таком наедине спрашивать".

— Ваше величество, — осторожно начал он, — скажите, возможно, ли узнать что-то о судьбе человека, если он был захвачен берберскими пиратами? Пять лет назад, — Дэниел взглянул на султана.

Тот недовольно поморщился: "Вы, Даниял, наверное, не представляете себе — что такое работорговля".

— Очень хорошо представляю, ваше величество, — спокойно ответил мужчина, — у нас в Америке она тоже есть, к сожалению. Я просто дальний родственник этого человека, и у нее, — это девушка, — есть семья, она волнуется, хочет узнать о ее судьбе. Ее звали Изабелла Корвино, венецианка, ей тогда было семнадцать лет, — Дэниел помолчал. "Ее привезли в Рабат".