Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

Готлоба Оленшлегера (1779–1850) была необычайно счастливая юность. Его отец был смотрителем пригородного дворца; у мальчика был сад для игр, зал для картинной галереи, библиотека для школы. Воображение подтолкнуло его к тому, чтобы стать актером, но его друг Ханс Кристиан Орстед привлек его к учебе в Копенгагенском университете. Он пережил британскую бомбардировку флота и столицы в 1801 году и ощутил на себе влияние норвежского философа Хенрика Стеффенса. В конце концов он достиг своей собственной ноты в «Дигте» («Стихи», 1802), которая положила начало романтическому направлению в датской литературе.

Он продолжил свою кампанию, написав «Поэтические скрипты» (1803), цикл лирических стихов, в которых жизнь Хириста параллелится с ежегодными изменениями в природе. Приверженцы церкви осудили его как еретический пантеизм, но датское правительство выделило ему грант на путешествие по Германии, Италии и Франции. Он познакомился с Гете и, возможно, на его примере научился сдерживать свой романтический субъективизм и сентиментальность. В «Северных стихах» (Nordiske Digte, 1807) он обратился к скандинавской мифологии, написав эпос о путешествиях бога Тора и драму о Хоконе Ярле, который правил Норвегией с 970 по 995 год и вел проигранную борьбу с распространением христианства. Когда Эленшлегер вернулся в Копенгаген (1809), его приняли как величайшего поэта Дании.

Воспользовавшись своей популярностью, он опубликовал ряд наспех написанных работ. Йенс Баггесен публично осудил их как небрежные и некачественные произведения. Разгорелась полемика, в которой Оленшлегер почти не принимал участия; его друзья, однако, горячо защищали его и вызвали Баггесена на дуэль в форме латинского диспута. Тем временем Оленшлегер опубликовал «Helge» и «Den lille Hyrdedreng»; Баггесен был так доволен ими, что приветствовал возвращение «старого Адама».13 В 1829 году Эленшлегер был увенчан лавровым венцом в Лунде Эсайасом Тегнером. 4 ноября 1849 года, в день своего семидесятилетия, он был назван современными поэтами «Адамом нашего Парнаса».

В искусстве Дания предложила Европе скульптора, который в зените своего мастерства не имел живых соперников, кроме Кановы. Бертель Торвальдсен (1770–1844) получил стипендию в Копенгагенской академии и в 1797 году поселился в Риме, который все еще был в художественной капитуляции перед евангелием Винкельмана об эллинской скульптуре как идеале искусства. Он привлек внимание Кановы и последовал за ним в создании статуй языческих божеств и современных знаменитостей в греческих или римских позах и одеяниях; так, в 1817 году он смоделировал обнаженный бюст Байрона в виде могильного Антиноя. Он сменил Канову в качестве лидера неоклассической школы в скульптуре, и его слава распространилась так далеко, что когда он покинул Рим в 1819 году для пребывания в Копенгагене, его продвижение через Вену, Берлин и Варшаву было почти триумфальным шествием.14 Теперь (1819) он сделал модель, по которой Лукас Ахорн вытесал из песчаника массивного Люцернского льва в память о героизме швейцарских гвардейцев, погибших при защите Людовика XVI в 1792 году. Копенгаген жаловался, когда он снова уехал из него в Рим, но в 1838 году он с гордостью отпраздновал его возвращение. К этому времени он сколотил состояние, часть которого отдал на создание музея для демонстрации своих работ. Среди них выделяется статуя, которую он оставил после себя, не совсем классическая в своей честной тучности. Он умер в 1844 году и был похоронен в саду своего музея.

IV. ПОЛЬША

Ослабленная гордым индивидуализмом своей шляхты и экономическим застоем из-за сохраняющегося крепостного права, Польша не смогла противостоять трем разделам (1772, 1793, 1795–96), разделившим ее между Россией, Пруссией и Австрией. Она перестала быть государством, но сохранилась как культура, богатая литературой и искусством, и как народ, страстно желавший быть свободным. Почти все они были славянами, за исключением немцев на западе и меньшинства евреев в Варшаве и на востоке. Поляки были римскими католиками, ревностными и догматичными, потому что эта религия поддерживала их в горе, вдохновляла их в надеждах и сохраняла общественный порядок среди разрушения государства. Поэтому они осуждали ересь как измену, а их патриотизм был нетерпим. Только самые образованные и обеспеченные из них могли чувствовать братство с евреями, поднимавшимися в торговле и профессии, и тем более с теми бедными евреями, которые, неся на себе клеймо и страдания гетто, не могли поверить, что тот, во имя кого они подвергались гонениям, и есть обещанный им Мессия.

И христиане, и евреи восхищались тем, как Наполеон унизил Австрию и Россию при Аустерлице, еще больше — его победами над пруссаками при Йене и Ауэрштедте; а теперь, в 1806 году, он сидел в Берлине и рассылал приказы на полконтинента. Он покарал разорителей Польши; он едет воевать с Россией; не может ли он по пути объявить Польшу свободной, дать ей короля, конституцию и обещание своей могущественной защиты? Делегация ведущих поляков отправилась к нему с просьбой; он отослал их обратно с вежливыми заверениями, что сейчас он поможет им, чем сможет, но освобождение Польши будет зависеть от результатов его предстоящего противостояния с Россией.

Костюшко, самый настойчивый из польских патриотов, предостерегал своих соотечественников от надежд на Наполеона. «Он думает только о себе. Он ненавидит каждую великую национальность, а еще больше — дух независимости. Он тиран, и его единственная цель — удовлетворение собственных амбиций». Когда Наполеон послал спросить, чего хочет Костюшко, польский лидер ответил Правительство, подобное английскому, свободу крепостным и Польшу, правящую от Данцига до Венгрии, от Риги до Одессы.15

Тем временем поляки организовали небольшую армию и изгнали пруссаков из Варшавы. Когда 19 декабря 1806 года Наполеон въехал в столицу, население устроило ему бурный и радостный прием; польские войска присоединились к его армии, желая сражаться под его началом против России, как польский легион уже сражался за него в Италии. Возможно, император еще больше оценил красоту и грацию польских женщин. Госпожа Валевская, которая сначала отдалась ему как патриотическая жертва, глубоко влюбилась в него и осталась с ним на протяжении всей суровой зимы, которая едва не уничтожила его армию под Эйлау. Затем она вернулась в Варшаву, а он продолжил разгром русских под Фридландом.

По Тильзитскому миру (9 июля 1807 года) он вынудил Фридриха Вильгельма III отказаться от претензий Пруссии на центральную Польшу. Статья IV договора признавала новое великое герцогство Варшавское независимым государством,