Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

— Я вижу, что ты такое, — сплюнул Пожар, и снова выстрелил.

Его следующие два выстрела прошли мимо. Он еще не привык стрелять с левой руки, и это дало мутанту шанс. Видя, что обмануть валхалльца не получится, мутант снова атаковал его — по крайней мере, так решил Пожар.

Мутант присел, вытянув когти, и Пожар приготовился защищаться. Когда мутант двинулся на него, валхаллец всадил два выстрела точно в грудь монстра. На серой шерсти появились ярко-красные раны. Мутант рванулся к нему, пытаясь вцепиться в горло, но на этот раз Пожар не позволил твари повалить себя, и, хотя удар отбросил его, он устоял на ногах и вонзил штык в брюхо мутанта.

— Слушай… — прохрипела тварь, хватаясь за лазган, и пытаясь вырвать его. — Я… пытаюсь… помочь. Я знаю… где исповедник… Воллькенден! Могу… провести вас…

Мутант дышал ему прямо в лицо, дыхание было горячим и зловонным, и Пожар, отшатнувшись, не удержал в руках лазган. Молодого солдата охватила паника, он стал бояться, что оказался недостаточно сильным, чтобы пройти испытание, посланное Императором.

— Думаешь, что я тебе поверю?! — закричал он. — Ты грязный вонючий мутант, и я не хочу тебя слушать, я не буду осквернен, нет!

Откуда-то у него взялись силы отшвырнуть врага, и Пожар прыгнул вперед, чтобы подобрать свой лазган, лежавший на снегу. Мутант тоже прыгнул за ним, но Пожар успел первым. Он схватил оружие, перекатился на спину и открыл огонь, поражая мутанта в грудь и в живот, расширяя рану от штыка.

Мутант потерял слишком много крови, он не мог выжить после таких ран. И тем не менее, он еще сражался. Он бросился на Пожара с яростным ревом, глаза монстра сверкали красным огнем, и Пожар понял, что на этот раз не сможет отразить атаку. Он знал, что мутант убьет его, но это ничего не значит, потому что мутант уже почти мертв, а Пожар умрет чистым перед Императором. Мутант повалил его, прижал его здоровую руку к земле и занес когти для удара, чтобы разорвать валхалльцу горло.

Вдруг он остановился, огонь в его глазах погас, и когда мутант снова заговорил, его голос звучал более ясно.

— Несколько месяцев назад, — печально сказал мутант, — я бы тоже пытался убить такое существо.

— Не смей говорить это! — прошипел Пожар. — Не смей говорить, что у тебя есть что-то общее со мной! Чего ты ждешь? Мне не нужна твоя… твоя жалость. Убей меня!

Но мутант рухнул на него и умер, и Пожар издал вой разочарования. Барахтаясь и толкаясь, он выбрался из-под трупа, встал и, схватив лазган, начал бить прикладом по телу мутанта, снова и снова, ломая его кости.

Он остановился только когда полностью лишился сил. Красные глаза мутанта, казалось, обвиняющее смотрели на него, и Пожар чувствовал, как зуд в правой руке усиливается и распространяется. Правая перчатка задралась, отойдя от рукава, и молодой валхаллец испытал тошноту, увидев, что из-под перчатки выбивается серая шерсть. Он быстро поправил перчатку и спрятал руку в повязку. Пожар едва не заплакал. Разве он не сделал того, чего хотел от него Император? Это не его вина, что мутант прекратил сражаться и не убил его. Пожар ожидал искупления, но вместо этого чувствовал пустоту.

Здесь и нашли его немного позже Штель и остальные: Пожар стоял, глядя на труп мутанта, не в силах отвести взгляд, и не мог найти ответ на мучивший его вопрос, немыслимый вопрос:

«Это — мое будущее?»

УЛЕЙ ЙОТА был немного меньше, чем Альфа, но все же оказался чудовищно огромным, когда Ледяные воины, перейдя холмы, вступили в его тень. Его размер обманул Михалева, заставив подумать, что они подошли к улью ближе, чем на самом деле. И чем ближе они подходили, тем больше — и дальше — казался улей. Но даже отсюда валхалльцы ощущали зловоние фиолетовой плесени, покрывавшей заледеневшие поверхности улья. Казалось, город давно был покинут.

«Если бы это было так», подумал Михалев.

В чернокаменной внешней стене улья была пробоина, но когда Палинев разглядел в полевой бинокль чьи-то силуэты среди развалин, Штель приказал обойти ее.

Наконец, улей перестал расти, и все поле зрения Михалева заполнила огромная стена. Валхалльцы собрались под ней, стараясь не коснуться зловонного льда, и Штель повел отделение вдоль ее гладкой черной поверхности. Скоро Михалеву стало понятно, что они все-таки ищут хоть какой-то путь в улей.

Спустя некоторое время после этого полковник жестом приказал отделению соблюдать тишину. Они приблизились к цели, хотя Михалев еще ничего не видел. Вероятно, аугметика Штеля помогла ему рассчитать дистанцию до пробоины в стене.

— Мы не знаем, сколько еретиков может быть там, — сказал полковник, — но, как обычно, чтобы поднять тревогу хватит и одного.

— К счастью, — заметил Гавотский, — элемент внезапности на нашей стороне. Если бы кто-то заметил, что мы подходим к стене, не сомневаюсь, мы бы сейчас уже знали об этом.

— Мы глубоко в тылу противника, — сказал Блонский. — У их часовых есть основания быть не слишком бдительными. Да и мы все знаем, что слугам Хаоса не хватает самодисциплины.

Несколько солдат выразили согласие, и Михалев запоздало присоединился к ним. После того, что Блонский говорил прошлой ночью, после множества подозрительных взглядов со стороны других солдат Михалев подумал, что было бы разумно проявлять больше энтузиазма.

— Что нам сейчас нужно, — сказал Гавотский, — это послать вперед пару солдат провести разведку и, если получится, снять часовых. Пойдут Палинев и еще один.

— Я могу пойти! — воскликнул Пожар. Видя, что Гавотский недоверчиво смотрит на него, он сказал:

— Это будет разумно, сержант. После Палинева я самый легкий. И я знаю, что вы думаете — вы думаете, что эта повязка замедлит меня, но я уже привык к ней. Я знаю, одной левой рукой трудно стрелять, но работать ножом я могу и левой, давайте покажу.

Выражение его лица было умоляющим, почти отчаявшимся — и Гавотский посмотрел на Пожара долгим оценивающим взглядом, и, переглянувшись со Штелем, принял решение, коротко кивнув.

Михалев подумал, что сержант совершает ошибку. Пожар был слишком нетерпелив для такой работы, ведь он и вызвался добровольцем лишь по той причине, что ему хотелось скорее вступить в бой. Но Гавотский уже не в первый раз проявлял снисхождение к молодому солдату — и последнее, что Михалев мог позволить себе сейчас, это сомневаться в выборе сержанта.

В конце концов, его пессимизм оказался необоснован. Лишь несколько минут спустя после того, как Палинев и Пожар проскользнули в пробоину, Пожар вернулся, улыбаясь до ушей, и доложил, что проход охраняли четыре культиста, и все они уничтожены. Штель приказал отделению продвигаться вперед, и вскоре они, пробираясь через руины, прошли в пролом в стене.

Там действительно было четыре трупа в черных одеяниях. Похоже, культисты играли в карты, когда Палинев и Пожар набросились на них и мгновенно перерезали глотки двоим. Третий культист сопротивлялся, и ему сломали шею. Четвертый пытался бежать, и был убит броском ножа в спину.

— Надо спрятать трупы, — сказала Анакора. — Тогда, если кто-то будет проходить мимо, то подумает, что часовые просто дезертировали со своего поста.

Наконец они оказались внутри улья — улья Мангеллана.

И Михалев мрачно подумал, что здесь все будет куда опаснее.

ГЛАВА 11

Время до уничтожения Крессиды: 20 часов 32 минуты 13 секунд

СНАРУЖИ УЛЕЙ Йота казался относительно невредимым.

Внутри же все было совсем не так. Едва ли осталось хоть какое-то строение, нетронутое войной, бушевавшей здесь. Мосты были взорваны, галереи рухнули, резервуары для воды разрушены. Обгоревшая перевернутая «Химера» лежала на крыше, внутри скорчились трупы водителя и двух стрелков. Здесь было еще много трупов, целых и разорванных на куски, лежавших на улицах или наполовину погребенных под развалинами рухнувших зданий. Виднелись остатки собранных из чего попало и разрушенных баррикад.

Естественный свет не проникал так глубоко в улей — а электрический горел не везде, с перебоями, между фонарями оставались большие участки темноты. Грейл вел машину по узким улицам, которые когда-то были полны людей. Сейчас улицы были пусты, большинство людей мертвы — а те, что выжили, должно быть, присоединились к еретикам и ушли с ними в новый кровавый бой.

Но даже сейчас шум моторов машин и работающих механизмов все еще раздавался в улье. Иногда слышались и человеческие голоса — безумный смех или крики боли.

Это было скорбное зрелище — особенно для тех солдат, которые еще вчера сражались, защищая такой же улей. Разница была в том, подумал Грейл, что улей Альфа атаковали снаружи, обрушив его стены. Стены улья Йота еще стояли, и это потому, что его постигла гораздо худшая участь — улей Йота был атакован изнутри.