Призрак Проститутки - Норман Мейлер

— Так и представляю себе, как это было, — произнес Кэл. — Улыбчивый Джек представляет Жана Даниеля миссис Кеннеди. Как-никак наша Первая леди очаровала Париж. Разве можно, чтобы ведущий французский журналист отправился домой, не встретившись с ней? Затем Джек сообщает Жану, что он не против коллективизма, только против того, как этим злоупотребляют Советы. По всей вероятности, говорит, можно найти способ жить с таким соседом, как Кастро. Джек Кеннеди обладает способностью придавать крупным противоречиям видимость семейной размолвки.

— Откуда тебе все это известно?

— Проведи часть года, наблюдая за тем, как спариваются вашингтонские змеи, и ты узнаешь поразительные вещи.

Пусть никто не скажет, что у моего отца нет дара предвидения. Через пятьдесят дней после беседы Жана Даниеля с Джеком Кеннеди появился отчет об этой встрече.

«НЬЮ РИПАБЛИК», 14 декабря 1963 года

Президент Кеннеди принял меня в Белом доме в четверг, 24 октября… Когда мы проходили через маленькую комнату, где сидит секретарша президента, мы заметили миссис Кеннеди, выходившую через стеклянную дверь в их личный сад при Белом доме. Президент окликнул ее, чтобы представить меня.

В Вашингтоне все еще стояло бабье лето. Погода была очень теплая, и президент и миссис Кеннеди оба были легко одеты, тем самым усиливая впечатление молодости, очарования и простоты, что на удивление контрастировало с торжественностью прославленных покоев. Когда миссис Кеннеди вышла, президент предложил мне сесть, указав на полукруглую софу, стоящую в его кабинете. Сам он сел в кресло-качалку напротив. На интервью было отпущено 20–25 минут, и оно было прервано лишь коротким разговором по телефону… Мои записи весьма специфичны, так что я дам слово самому президенту Кеннеди…

«Я хотел бы поговорить с вами о Кубе…»

Джон Кеннеди мобилизовал всю силу своего убеждения. И каждую фразу отмечал своим знаменитым жестом — автоматическим взмахом руки.

«Вот что я вам скажу: я считаю, что нет на свете страны, где экономические условия, колонизация, эксплуатация и унижение человеческой личности были бы хуже, чем на Кубе, — в известной мере это объясняется политикой моей страны в период режима Батисты. Я считаю, что мы, сами того не сознавая, создали, построили и соткали из этой материи движение Кастро. Множество подобных ошибок, я считаю, нанесло урон всей Латинской Америке. Это одна из самых важных проблем американской внешней политики. Уверяю вас: я понимаю кубинцев, я одобрял воззвания, с которыми Фидель Кастро обращался к народу из Сьерра-Маэстры и в которых он вполне оправданно призывал к справедливости и особенно жаждал избавить Кубу от коррупции. Пойду даже дальше: такое впечатление, что Батиста являлся как бы олицетворением зла, причиненного Соединенными Штатами. И сейчас нам придется расплачиваться за это зло. Насчет режима Батисты я полностью согласен с кубинскими революционерами. Тут все ясно».

Президент сделал паузу, во время которой он не мог не заметить моего удивления и интереса, затем продолжил: «Но ясно и то, что проблема перестала быть чисто кубинской, а переросла в интернациональную, иными словами, стала советской проблемой. Я — президент Соединенных Штатов, а не социолог. Я президент свободной страны, у которой есть определенные обязательства перед свободным миром. Я знаю, что Кастро изменил обещаниям, данным в Сьерра-Маэстре, и согласился стать советским агентом в Латинской Америке. Я знаю, что по его вине, объясняемой либо его „стремлением к независимости“, либо его безумием или коммунизмом, мир в октябре 1962 года оказался на грани ядерной войны. Русские прекрасно это поняли — по крайней мере после нашей реакции; что же до Фиделя Кастро, должен сказать, я не знаю, осознал ли он это и не было ли ему все равно». Улыбнулся и добавил: «Вы мне скажете это, когда вернетесь. Так или иначе, народы Латинской Америки не добьются справедливости и прогресса таким путем. Я имею в виду путем коммунистического переворота. Они не добьются этого, перейдя от экономического гнета к марксистской диктатуре, которую несколько лет назад Кастро сам осуждал. Соединенные Штаты имеют сейчас возможность сделать для Латинской Америки столько добра, сколько в прошлом сделали зла. Я бы даже сказал, только мы одни способны на это — при условии, что коммунизм не одержит там верх».

Тут мистер Кеннеди поднялся, показывая, что интервью окончено…

32

В конце октября отец отправился на три дня в Париж, но только после его возвращения я узнал, что он встречался с Роландо Кубелой.

В начале октября Кубела сообщил ЛАЙМУ, своему куратору в Бразилии, что его собираются перевести в Париж, на место, по его мнению, более подходящее для его положения «второго по старшинству человека в Иностранном отделе министерства внутренних дел». Хотя слова Кубелы подтверждали наше убеждение, что он тесно связан с кубинской разведкой, это не исключало возможности того, что он готов направить снайперскую винтовку на Фиделя Кастро.

Однако устроить встречу с Кубелой в Париже оказалось непросто. Он настаивал на том, чтобы на встрече присутствовал Бобби Кеннеди. Кубела объявил о своем намерении стать лидером Кубы и хотел получить от Кеннеди заверения в политической поддержке.

Естественно, не было никакой возможности просить Бобби Кеннеди приехать в Париж — Бог мой, ведь это же могла быть западня! — да никто и не собирался информировать его об этом. С Кубелой можно было вполне встретиться и без Бобби. В тот момент проблема состояла в том, кого послать в качестве личного представителя министра юстиции. Вызвался Кэл.

Отлично. Никто не подвергал сомнению то, что Кэл сумеет выдать себя за близкого друга братьев Кеннеди.

Затем было решено не оповещать парижскую резидентуру. Наоборот, надо привезти ЛАЙМА из Сан-Пауло в Париж — это будет куда эффективнее. Он тогда сможет направить Кубелу в какое-нибудь неприметное кафе в Двенадцатом округе, которое выберет Кэл.

— Я предпочитаю Двенадцатый округ для подобных междусобойчиков, — сказал Кэл. — Там целая россыпь бистро, где никогда не встретишь ни одного знакомого, которого ты когда-либо встречал.

Да, лучше уж посидеть в какой-нибудь дыре, чем предупреждать парижскую резидентуру, что старший офицер ГАЛИФАКС приезжает для встречи с человеком, который может представлять собой проблему и может быть вооружен.

— Резидентура, — сказал Кэл, — наведет такую гигиену в месте встречи, что Кубела даст деру.

Итак, отец отправился в Париж 28-го и вернулся 30 октября. Во время встречи, состоявшейся 29 октября, Кубела за час напился в дым. Он согласен разговаривать с личным представителем министра юстиции, сказал он моему отцу, только потому, что брат президента — очень занятой человек. Однако при следующей встрече он желает получить письмо от министра юстиции, написанное от руки. Оно должно содержать личное обещание министра Роберта Кеннеди, что при удачном завершении намеченной миссии правительство США всей своей мощью поддержит кандидатуру Роландо Кубелы на первых на Кубе свободных президентских выборах. «С другой стороны, — добавил Кубела, — если я не преуспею, вы мне ничего не должны — оплатите только мои расходы… которые могут оказаться значительными».

— А как он выглядит? — спросил я.

— Более или менее соответственно твоим представлениям, — сказал Кэл. — Высокий, черные усы, безусловно, привлекателен для женщин, тени под глазами — по всей вероятности, пробавляется кокаином и может стать совершенно невыносимым, если провести с ним больше одного вечера.

Я был разочарован. Отец не расщедрился на подробный рассказ.

— А он о чем-нибудь говорил, кроме своего политического будущего? — спросил я.

— Ну, мы все-таки дошли до технического обеспечения. Он хочет, чтобы в следующий приезд я вручил ему несколько умных игрушек. И принялся трещать о наших «технических чудесах» — под конец я уже перестал понимать, идет ли речь о «жучках» или о снайперских винтовках, и потому решил спросить напрямик: «Вы говорите об орудиях убийства?» Он взбеленился. «Никогда больше не употребляйте этого слова в моем присутствии», — рявкнул он. Мы же были почти одни в кафе, и все равно он на меня закричал. Мне пришлось изо всей силы нажать на его плечо. Он сбросил мою руку, хотя это его немножко приструнило, и прошипел: «Следует говорить „устранение“. Устраняется проблема — только и всего». Пожалуй, я сделал неверный шаг, сказав так, напрямик, но мне хотелось навести его на цель. А то он молол какую-то чепуху и впал в манию величия. Много пьет. Конечно, успешному убийце не надо проходить теста на трезвость. В качестве классического примера могу привести Джона Уилкеса Бута.

— Ты не очень доволен Роландо Кубелой?

— Паршивый он человек. Однако Хью и Дик Хелмс согласны со мной — это все, что у нас есть. — Кэл кивнул. — Сам сможешь судить. Я в следующую поездку решил взять тебя с собой.