Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

«Я никогда не смотрю на табло во время матча, не считаю оставшегося времени. А тут, каюсь, не выдержал, поднял голову — осталось продержаться пятнадцать секунд. Пятнадцать секунд, и все — мы чемпионы. Только пятнадцать… Это были самые длинные секунды в моей жизни. Я считал про себя: «…три, две, одна».

А когда прозвучала сирена, я на мгновение потерял контроль над собой — клюшку разнес о лед вдребезги. Я что-то кричал, и нам что-то кричали.

А на скамейке, не стыдясь, плакал Тихонов…»

В те минуты плакал не только тренер нашей команды, но и многие из советских болельщиков, кто смотрел эту трансляцию по телевизору. Я сам не смог сдержать слез восторга, после того как сирена возвестила о том, что наши ребята стали чемпионами. Да что там я, сам Брежнев, как мальчишка, орал и свистел от восторга на своей даче после этой грандиозной победы, чем здорово напугал своих домочадцев. Говорят, на следующий день генсек приехал в Кремль и первое, что сказал своим соратникам: «С победой, товарищи!» Некоторые из членов Политбюро, кто не интересовался хоккеем и не знал о вчерашней игре, удивились: «С какой победой, Леонид Ильич?» «С нашей, победой, — ответил генсек. — Вчера наши хоккеисты выиграли чемпионат мира. И я думаю, что будет правильным, если мы по достоинству их за это наградим. Возражения есть?» Возражений, естественно, не было. Когда наши хоккеисты вернутся на родину, их наградят орденами «Знак Почета» и «Дружба народов». А двое игроков — Борис Михайлов и Владислав Третьяк — впервые за победу на чемпионате мира будут удостоены орденов Ленина.

Но если для Владислава Третьяка и его товарищей по команде те дни запомнились с самой лучшей стороны, то для баскетболиста ленинградского «Спартака» и национальной сборной страны Александра Белова — с самой худшей. А произошло вот что. После чемпионата страны (он завершился в конце апреля, и ленинградский «Спартак» взял на нем «серебро») команда Белова должна была отправиться для товарищеских игр в Италию. Поездка эта считалась престижной, поскольку в такой стране, как Италия, можно было хорошо «прибарахлиться». Что имеется в виду? В те годы многие советские спортсмены, выезжавшие за рубеж, вывозили с собой дефицитные для западного покупателя товары (вроде икры, водки) и обменивали их на вещи, дефицитные у нас: аудио- и видеоаппаратуру, одежду, обувь и т. д. Для этих целей в каждой группе отъезжающих спортсменов были специальные люди, которые в своем багаже и провозили контрабанду (их называли «зайцами»). В основном это были игроки-середнячки, потеря которых для команды в случае разоблачения была бы несущественна. Однако в той злополучной поездке ленинградского «Спартака» в Италию игроки почему-то решили доверить контрабанду Александру Белову. Тому бы возмутиться за такое «доверие», отказаться… Но, видимо, на то и был сделан расчет, что Александр при своей природной доброте воспримет это без скандала. Так оно и получилось. Взяв сумку, в которой на этот раз лежали не какие-нибудь водка или икра, а иконы (!), спортсмен ступил на пункт таможенного контроля. И именно его багаж внезапно решили проверить таможенники.

Позднее выяснится, что произошло это отнюдь не случайно. Один из игроков команды, мечтавший играть в стартовой пятерке и видевший в Белове основное препятствие к этому, решил его убрать чужими руками. Он «стукнул» куда следует о том, что в багаже Белова не предназначенные для провоза вещи, и знаменитого центрового задержали.

По другой версии, эту провокацию специально подстроили чиновники из Спорткомитета, чтобы выбить знаменитого центрового из ленинградского «Спартака» и переманить его в Москву. На эту версию косвенно указывает ряд фактов. Например, такой: вскоре после скандала на таможне тот человек, который всучил ему злополучные иконы, настоятельно советовал переходить в ЦСКА, где ему сразу восстановят все звания и возьмут обратно в сборную. Белов это заманчивое предложение отверг. Не мог он предать команду, тренера, которые, собственно, и сделали из него настоящего спортсмена. Между тем именно этот инцидент во многом станет поводом к преждевременному уходу великолепного спортсмена из жизни. Но не будем забегать вперед.

Во Львове, на съемках «Д’Артаньяна и трех мушкетеров», разгорелся нешуточный скандал: актеров обвинили… в антисоветской пропаганде. Выяснилось же это следующим образом. Как мы помним, съемочную группу поселили в одну из лучших гостиниц города — «Ульяновскую», принадлежавшую обкому. И практически все номера в ней были нашпигованы «жучками», имевшими «прописку» в львовском КГБ. А актеры, как мы помним, чуть ли не каждый день после съемок устраивали в своих номерах пьяные посиделки с девочками, на которых не только похвалялись кусками из своих ролей, но и травили анекдоты, а Боярский даже пародировал самого Брежнева. В итоге режиссера фильма Юнгвальда-Хилькевича вызвали в КГБ. «Вы знаете, что ваши артисты пародируют Брежнева?» — спросили его с порога. «Нет», — честно ответил режиссер. «А что они кроют матом Ленина?» Тут Хилькевичу вовсе стало дурно. «Не верите? — продолжали бушевать чекисты. — Тогда мы вам это сейчас продемонстрируем», — и они включили гостю магнитофонную ленту, на которой Лев Дуров называл вождя мирового пролетариата фашистом и лысым кретином. Услышав это, Хилькевич понял, что фильм вот-вот накроется медным тазом, а всю съемочную группу ждут Соловки. Надо было срочно спасать и себя, и всех остальных. Но как? Идея пришла в тот самый момент, когда чекистский палец нажал на кнопку «стоп» в магнитофоне. Режиссер сказал: «Я вас прекрасно понимаю. Но и вы нас поймите. Это же артисты. Они — обезьяны. Они и меня кривляют постоянно, и директора фильма. Они же без этого не могут. Хотя и говорят они такое, все равно они патриоты своей родины. Ведь Чехов тоже ругал русский народ. И — ничего». Короче, ему удалось убедить чекистов, что больше таких случаев в его группе не будет. И слово свое сдержал. Когда он рассказал об этой встрече актерам, те перепугались и с тех пор завязали и с анекдотами, и с пародиями. Но не с пьянками-гулянками.

Но вернемся в Москву. Здесь знаменитая балерина Майя Плисецкая угодила в сложную ситуацию. Близится юбилейный вечер, посвященный 35-летию работы Плисецкой в Большом театре, и она хочет, чтобы он запомнился надолго. Для этого она выбрала для показа второй акт «Лебединого озера», а также «Айседору» и «Болеро» обожаемого ею Мориса Бежара. Причем «Болеро» с ее участием видели чуть ли не во всем мире, но только не на родине балерины. Значит, полагает Плисецкая, это должно произвести особенное впечатление на столичную публику. Как вдруг… директор Большого театра Иванов грудью встает на пути «Болеро». Вызвав к себе Плисецкую, он заявляет: «Станцуйте что-нибудь другое». Та в недоумении: «Зачем другое?». «Москвичам это чуждо», — следует ответ. «Но это мой вечер. В мою честь», — пытается вразумить директора балерина. «Да, ваш. Но в театре нет стола под «Болеро». — «Стоимость постройки стола для моего танца я оплачу из своего кармана». — «А я говорю, что «Болеро» на сцене Большого театра идти не может», — продолжал упорствовать директор. «Но почему? Ведь явно не из-за стола», — пыталась докопаться до истины балерина. Но Иванов правду не говорил и продолжал бубнить: не пойдет, не может, нельзя. Так они ни о чем и не договорились. Плисецкая покинула кабинет крайне раздраженная.

И только спустя несколько дней ее коллега по театру Петр Хомутов раскрыл балерине глаза на происшедшее. Оказывается, Иванов считал «Болеро» разнузданным порнографическим балетом: там полуголая женщина танцевала на столе, а вокруг толпились мужики. По его мнению, «Болеро» был предназначен для «Фоли Бержера» и «Мулен Ружа», но ни в коем случае не для Большого. Плисецкая удивилась: «А разве Иванов видел «Болеро»?» «Вряд ли, — ответил Хомутов. — Но кто-то из ездивших с вами в Австралию написал ему докладную записку. И даже фотографии приложил».

Однако даже после всего услышанного Плисецкая не оставила попыток добиться справедливости. Довод у нее был тот же: «Вечер мой, и я вправе танцевать то, что мне нравится». Плисецкая отправилась прямиком в ЦК КПСС, к тамошнему секретарю Зимянину. Увы, и там ее ждало разочарование. Иванов уже успел доложить Зимянину об этом инциденте и расписал «Болеро» в таких красках, да еще продемонстрировав фотографии, что секретарь ЦК сразу встал на его сторону. И Плисецкая встала перед непростой дилеммой: либо идти до конца и отменять юбилейный вечер, либо заменить «Болеро» чем-то другим, например «Кармен-сюитой». Весь театр застыл в ожидании того, что же будет. Однако о том, что произошло дальше, я расскажу чуть позже, а пока взглянем на афишу столичных кинотеатров.

В первой половине мая состоялись следующие кинопремьеры: 1-го в прокат вышла комедия Владимира Грамматикова «Усатый нянь» с Сергеем Прохановым в роли шебутного воспитателя детсада; 15-го — «Хочу быть министром» Екатерины Сташевской с участием Валерия Никифорова, Валерия Шальных и др.; «Прыжок с крыши» Владимира Григорьева с участием супружеского дуэта в лице Виталия и Марии Соломиных; «Марка страны Гонделупы» Юлия Файта с участием Ии Саввиной, Паши Македонского, Данилы Перова и др.