Вокруг света на «Заре» - Аркадий Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гостей полукругом рассадили на полу с небольшими интервалами, а через некоторое время в хижину вождя вошли жители деревни и уселись между моряками и напротив их. Члены экипажа казались экспонатами на выставке и чувствовали себя несколько скованно. Когда все расселись, вождь, принявший на шхуне водки, хлопнул в ладоши, что-то сказал на своем языке, потом дал команду сидящему в хижине «хору и оркестру», и они затянули свои песни, как потом морякам объяснили, что-то о море и о жизни в деревне.
В перерывах между пением вождь рассказывал о жизни в деревне. Разговор шел на ломаном английском языке, но моряки, хотя и с трудом, но понимали, о чем говорит вождь племени. Затем наступило время угощения знаменитым местным напитком «кава-кава» или просто «Кава», весьма популярным по всей Океании.
«Кава» – это настой на толченых корнях дикого перца. Несколько туземцев во главе с сыном вождя Гуру прямо на глазах гостей приступили к подготовке «Кавы». Посредине хижины был поставлен большой чан на ножках, несколько мужчин расположились вокруг него и стали читать заклинания, среди которых часто слышались знакомые слова «рашен френдз» – видимо, для услаждения слуха гостей.
После завершения заклинаний Гуру насыпал порошок из толченного перца на кусок материи типа марли, свернул все это в узелок, а другой туземец стал лить воду на руки с узелком, в котором был порошок. Гуру вымачивал эту тряпочку с порошком, вместе с руками опускал узелок в чан, отжимал, потом опять лили на узелок воду, опять полоскали и отжимали, а в чане образовывалась мутная жидкость под названием «Кава».
После такой, не очень приглядной для моряков процедуры, которая длилась минут двадцать, Гуру зачерпнул чашкой из кокосового ореха эту мутную жидкость и подал ее вождю, а тот торжественно встал на одно колено и со словом «Кава» протянул ее старшему из гостей – начальнику экспедиции, а туземцы хором подхватили – «Нака», и гость, не морщась, выпил ее до дна. Затем чашка пошла по кругу гостей с повторением предыдущей процедуры подношения.
Когда чашка дошла до Виктора, он, героически улыбаясь, и стараясь в тоже время скрыть отвращение, выпил этот необычный напиток. Он напоминал вкус древесных опилок, немного терпкий от перца. После выпитого у него комок подкатил к горлу и не столько от вкуса напитка, сколько от наблюдения за процедурой приготовления напитка, так как не был уверен в санитарной безопасности – он не знал, что делал бармен-туземец до этого и мыл ли он перед приготовлением напитка руки. Ему хотелось выплюнуть эту гадость, но знающие люди из команды предупредили, что от «Кавы» нельзя отказываться, иначе будет смертельная обида. Понравившимся гостям они старались поднести «лишний» стаканчик, то есть некоторым из членов команды пришлось повторить эту процедуру, и все с нетерпением ждали, чтобы это поскорее закончилось.
Моряки слышали, что через десять дней на Фиджи предполагается визит королевы Великобритании Елизаветы Второй, и ей тоже была уготовлена участь, как почетной высокой гостье, выпить «Каву» из рук туземца. Можно представить ее ощущение, но, возможно, эту церемонию специально для нее сделают более благородной, не то, что простым «смертным». На моряков «Кава» не подействовала, а все туземцы повеселели – видимо, на них она производила легкое наркотическое действие.
Затем в хижину вождя племени пришли музыканты – местный джаз в составе восьми человек с разными инструментами: две полинезийские четырехструнные гитары, две обычные семиструнные гитары, ударник, аккордеон и флейта. У оркестрантов были даже электрогитары с аккумуляторами и динамики. По знаку вождя полилась музыка, и вождь сам показал, как они танцуют. А танцы были очень интересные: две девушки-туземки подхватывали под руки каждого гостя и вели партнера, плавно покачивая бедрами и выделывая замысловатые «па».
Это была как бы разминка, а потом молодежь перешла на «твист» и все дружно, включая моряков, «задергались» в танце. Курсанты хотя и овладели на Гавайях азами «твиста», но чувствовали себя еще не очень уверенно, поэтому вели себя скромнее местной молодежи, но все же, взмокшие от жары, выдавали, что могли. Потом, как и у нас, все уселись в круг, а «кава-черпий» регулярно обносил всех своей кокосовой чашей.
Рядом с Виктором сидел брат вождя, который, задумчиво ковыряясь зубочисткой в зубах, стал рассказывать о своем племени и старых обычаях. Как бы мимоходом он заметил, что всего несколько десятков лет назад они были еще людоедами. Скорее всего, он пошутил, но Виктору стало как-то не по себе – он толкнул своих друзей и передал по цепочке, что у хозяев-туземцев просыпаются инстинкты предков, а те были каннибалами. Все слегка напряглись и приготовились к сопротивлению, но, к счастью, этого не потребовалось, и вскоре после полуночи стали прощаться.
Проводы были восхитительными: вождь построил гостей, дал каждому провожатую девушку или женщину, в зависимости от возраста гостя, и все парами пошли в кромешной тьме по тропинке, а группы туземцев шли впереди и замыкающими. Моряков удивило, что местные жители довольно сносно изъясняются на английском и французском языках, так как на многих островах Полинезии туземцы вообще не знали европейских языков.
Виктору досталась юная красавица – одна из дочерей вождя по имени Доминика и он разговаривал с ней до самого порта. Видимость в джунглях была нулевая, где-то выли шакалы или какое-то другое зверье, но провожающие уверенно вывели моряков на дорогу у порта и они без приключений добрались до шхуны. Мило распрощавшись с новыми друзьями из бывшего племени «людоедов», моряки с облегчением вздохнули от благополучного окончания довольно рискованного мероприятия – ночной вылазки в джунгли и встречи с неизвестным племенем туземцев.
Глава 21
Как уже говорилось ранее, увольнение членов экипажа шхуны на берег проводилось на демократическом уровне в отличие от практики на обычных транспортных судах советского флота. И основной причиной этого было отсутствие «комиссара» и жесткого политического регламента. В увольнение можно было уходить в любом составе, без командиров и «надсмотрщиков».
На Фиджи после полугодового отсутствия общения с другими советскими судами моряки «ЗАРИ» встретились с экипажем танкера «Москальво» из Дальневосточного морского пароходства. От начавшегося «братания» двух экипажей комиссар танкера пришел в ужас, выставил у трапа охрану с указанием не пускать на борт моряков шхуны, мотивируя это тем, что они разлагают его экипаж, ходят в увольнение в загранпорту в рубашках с попугаями, без командиров, и пьют на берегу пиво. Он даже пожаловался капитану «ЗАРИ» и грозился написать жалобу в партком о неправильном поведении экипажа шхуны за границей. К чести капитана шхуны и начальника экспедиции следует сказать, они только посмеялись над угрозой «комиссара» и оставили режим увольнения без изменений.