Нежность августовской ночи - Татьяна Тронина

«Я свихнусь, если не узнаю всю правду, – с ожесточением подумал Глеб. – Все, надоело. Уж тетка должна мне рассказать правду о Нине!»

Дороги были почти пусты. Но туман не позволял ехать быстро. Как только Глеб покинул город и выехал на трассу, туман стал еще гуще.

Глеб никогда не лихачил – но не потому, что боялся скорости, экстрима. Он не опасался разбиться – он не хотел, чтобы по его вине разбился кто-то другой. Даже сейчас, когда его сжигало нетерпение, он не позволял себе гнать. Ни одна тайна, ни одно дело, даже самое важное, не стоит человеческой жизни.

Часа через два туман стал рассеиваться. Солнце поднялось над горизонтом, подсветило листву, уже начавшую желтеть. Глеб прибавил скорость. «Если бы у нас с Ниной были дети, я бы возил их на дачу. Дачный папа. Они бы целое лето жили на природе. А когда я приезжал посреди недели – мчались бы ко мне с криками: «Папа, папа приехал!» Папа… Но Нина знала, что такое счастье невозможно. У нас могли быть дети, но кто гарантировал бы, что они смогли бы нормально говорить, радоваться, ходить?..»

Глеб уже настолько утвердился во мнении, что причиной всех тайн и лжи была плохая наследственность Нины, что его визит к тетке воспринимал как формальность. Формальность, которая лишь подтвердит его подозрения.

«Тетка должна все знать. Нина говорила, что, когда в автокатастрофе погибли ее родители, тетка взяла ее к себе на воспитание и растила ее лет до пятнадцати. Клавдия Трофимовна должна знать все. Все! Потому Нина и не хотела, чтобы я встречался с ее теткой – та могла проболтаться…»

Еще через два часа Глеб уже ехал по узкой разбитой дороге, ведущей в деревню Ивняки. С обеих сторон тянулись поля, потом вереницей выстроились неказистые домишки…

Помнится, давно, много лет назад, когда Нина искала дачу, она воротила нос от таких унылых, забытых богом деревенек. В результате выбрала крепкий дом в дачном поселке, где жителями были москвичи, где ничего не напоминало о деревенской жизни, кроме природы.

…Улица Советская. Дом шесть. Этот адрес был написан на старой открытке.

Глеб остановился возле темного от времени, покосившегося забора. В глубине двора, за яблонями, стоял дом – тоже из потемневшего дерева, с маленькими окнами.

– Эй, хозяева! – крикнул Глеб. – Есть кто дома?

Без ответа. Лишь несколько яблок с глухим стуком упали на землю. Глеб толкнул рукой калитку – не заперта. Прошел во двор. Никого, даже собаки тут не было.

Ржавая колонка. Заросли бурьяна возле забора.

Глеб обошел дом и на заднем дворе нос к носу столкнулся со здоровущим парнем лет двадцати пяти, чинившим велосипед.

– Здрасте… – меланхолично отозвался парень, мельком взглянув на Глеба. – Чего надо? Ежели за молоком, то дальше, дом восемь.

Парень выглядел настоящим деревенским жителем – в растянутом на локтях и коленах спортивном костюме с пафосной надписью «Адидас», разбитых резиновых галошах. Лицо словно вытесано из камня – скулы булыжниками, тяжелый подбородок. Светлые волосы кое-как подстрижены. Взгляд маленьких белесых глаз хмур и безразличен.

– Привет, – кивнул Глеб. – Я к Клавдии Трофимовне. Она дома?

Парень никак не отреагировал – продолжал ковыряться в своем велосипеде.

– Клавдия Трофимовна дома? – повторил вопрос Глеб.

– Нет ее, – наконец неохотно отозвался парень. – А вы кто такой, извиняюсь?

– Я Глеб. Муж Нины.

– Какой Нины?

– Нины Мазуровой, из Москвы. Племянницы Клавдии Трофимовны.

– Нинки?.. – Парень наконец повернул голову и уставился на Глеба со странным, трудно определимым выражением. – Нинкин муж вы?..

– Да.

– И чего надо?

– Хочу с Клавдией Трофимовной поговорить, – терпеливо повторил Глеб.

– Зачем?

– Надо. Она где?

– Кто? – диким голосом отозвался парень и закашлялся.

– Клавдия Трофимовна где?!

Парень встал, вытер ладони какой-то ветошью. Потом указал направление рукой:

– Там.

Глеб повернул голову. За забором, вдали, на пригорке, теснились железные ограды, кумачовыми огоньками проглядывали ленты, цветы… Кресты.

– Умерла? – глухо спросил Глеб. «Тетка у Нины умерла… Наверное, на днях. А почему не сообщили? Может, Нина – здесь?! Уехала на похороны, ничего мне не сказала… Почему тогда не сказала?..» – замельтешили в голове мысли. – А… Нина?

– Чего – Нина? Нина ваша – сука, – сказал парень и улыбнулся, показав крупные редкие зубы.

– Ты… Потише на поворотах! – разозлился Глеб. – Ты кто такой, а?

– Я Жорка… – Парень опять закашлялся. Впрочем, это был не кашель – смех. Жорка – псих. Ненормальный. Неадекватный юноша явно…

– Какой еще Жорка?

– Двоюродный брат вашей Нинки. Тоже племяш тети Клавы, но от другой сестры… Их три сестры было – Клава, Зойка, матерь Нинки, и Лидка, матерь моя, тоже покойная… – говорил парень, скалясь.

Глеб ничего этого не знал. Родословная жены была ему неизвестна. Или, может, Нина рассказывала ему, а он забыл?..

Глеб почувствовал себя глупо, вся злость куда-то схлынула.

– Почему ты Нину сукой назвал?

– Потому что она и есть сука, – спокойно ответил Жорка. – Теть Клава ей как матерь была, воспитала, кормила, холила… А от нее ни ответа ни привета!

– От Нины? Послушай, Жора, ты что-то путаешь. Возможно, ты не в курсе. Нина постоянно навещала тетю Клаву, тетя ей постоянно посылки присылала… Ты давно тут живешь?

– Давно. Как моя матерь померла. Теть Клава Нинку воспитала, меня воспитала… кормила, холила… – парень вытер рукавом глаза. Жора плакал? – Посылки Нинке слала, да, до последнего… А вот от Нинки – ни ответа ни привета, а теть Клава ей то грибочков, то огурчиков соленых…

«От Нины – ни ответа ни привета? Парень наверняка чего-то путает…»

– Прости. Мне очень жаль. Когда умерла тетя Клава?

– Весной. В мае.

– В мае… – эхом отозвался Глеб. – Как – в мае?!

«Нина ездила сюда на неделю в начале июня. Сказала – тетку навещу… Как о живой говорила о своей тетке! Потом приехала, хвасталась загаром, рассказывала про деревенскую жизнь, как огород полола, помогала тетке… Бред!»

– Не понимаю… – с тоской произнес Глеб, опустившись на деревянную скамью. – Жора, а когда в последний раз Нина приезжала сюда?

– Да уж лет пять назад… Час посидела, потом усвистала.

– Одна?

– А я почем знаю… Села в машину свою и уехала.

– Кто еще был в машине?

– А я почем знаю… Не разглядывал, – буркнул Жора, сел рядом с Глебом и закурил папиросу. – Теть Клава последний год сильно болела. Она и раньше болела – сердце у нее… Я Нинке писал: Нин, устрой тетку в Бакулевский центр, Христа ради!

– И что?

– И ничего. Померла теть Клава… – Парень опять засмеялся-заплакал. Он врал, этот Жора? Нет, не похоже. Не могли все вокруг врать. Врала одна Нина. Но зачем? И почему она не помогла родной тетке? Почему не сказала ничего Глебу – он сам занялся бы устройством тети Клавы в сердечно-сосудистый центр, если Нине было не до того…