Мир волшебства - Бьюла Астор

— Я тоже тебя люблю, Виктория, — едва слышно молвил он с печалью расставания во взгляде.

И прежде, чем Виктория попыталась остановить его, повернулся и вышел.

От ледяного воздуха перехватило дыхание. Казалось, ветер вонзает шипы в его спину. Но холод не отрезвил Нормана, не внес ясность в его мысли, а еще плотнее окутал их туманом.

В тот момент, когда он был в объятиях Виктории и его губы коснулись ее нежной кожи, Норман вдруг ощутил внезапный ужас. Он понял, что она совсем для него чужая. Руки, скользившие по его плечам, запах духов, шелковистые волосы — все было незнакомым.

— Где вы в первый раз увидели этого парня?

— Что? — переспросил Норман.

Голова его стала тяжелой, а грудь с трудом сдерживала рвущийся крик.

Только что пальцы Виктории притрагивались к нему, но поняла ли она, что мыслями он далеко от нее? Он произнес про себя ее имя, и разом ожили тысячи призрачных, как мечты, воспоминаний: ее улыбка, вкус губ, тепло прильнувшего к нему тела, замутившийся взгляд, когда она громко выкрикнула его имя, и напрягшиеся в порыве страсти бедра.

— Я люблю тебя, Виктория. — Он не просто произнес, он только теперь постиг смысл этих слов.

— Сэр?

— Там, — сказал Норман, показывая на заросли, окружавшие дом справа. — Там он выстрелил в Макса.

— Макса?

— В собаку.

— Ах, да. Правильно, — смущенно отозвался полицейский.

Второй из них подошел к кустам.

— Здесь много не увидишь.

— Очень жаль вашу собаку, — проговорил первый.

Норман нахмурился, но не из-за слов полицейского, а из-за ухудшающейся погоды: дождь с градом хлестал его по лицу. Но этот шторм был ничто по сравнению с бурей, бушевавшей в сознании Нормана. Макс вовсе не его собака, а Виктории. Он слышал ее рассказы о Максе по телевизору и потому много знал о нем, например, чем его кормят. Но ведь если Макс — собака Виктории, то это и его собака.

— Пустяки, с собакой все в порядке, — автоматически ответил Норман, — просто царапина. К счастью, он стрелял из пистолета 38-го калибра.

— Как вы это установили?

— Он всегда им пользуется.

Норман скорее почувствовал, чем услышал, последовавшую за этим паузу.

— Хм, откуда вам это известно, мистер Генри?

Норман смотрел мимо нахмурившихся полицейских.

— Что?

— Я спросил, откуда вам известно, что у того парня пистолет 38-го калибра?

Неужели он сказал это вслух? Что с ним происходит? Что тут вообще происходит?

— Я — Норман Генри, — вдруг произнес он и вздрогнул. Норман увидел перед собой не хорошенький домик, а абсолютно пустую квартиру и понял, что его дом там. Он вспомнил, что продал свой коттедж, когда умерла Мэри. Просто не мог смотреть на вещи, которые она так тщательно подбирала, чтобы сделать его уютней. Он не выносил их вида, потому что Мэри уже не было, а вместе с ней жизнь ушла из этих вещей.

— Ну, так что? — нервно бросил полицейский.

Норман слышал его голос, чувствовал капли дождя на лице, а на теле новую накрахмаленную рубашку, которую купил перед первой встречей с Викторией. Когда это было? Вчера или уже прошла вечность? Когда? Когда еще рядом был Майкл? Но почему здесь стоит полицейский и смотрит на него так, словно хочет о чем-то спросить?

— Я — писатель, — промолвил Норман.

Господи, когда-то он уже говорил это. Но был ли это он? Почему он не может вспомнить ни одной из написанных им книг? Он только помнит, как читал их. И почему тот эпизод, который он отпечатал вчера — или это было сегодня утром, — казался ему не выдуманным, а почерпнутым из жизни? Откуда это ощущение соленой морской воды?

Норман вздрогнул. Ему хотелось крикнуть: «Виктория, помоги мне!» Она — единственное, что связывало его прошлое и настоящее, реальность и кошмар, заполнившие сознание. Но он не мог подвергнуть ее такому испытанию.

Полицейские приблизились к нему и отступили назад.

— Сэр?

Норман почувствовал жар, словно вместо ледяного дождя его коснулось пламя. Дыхание прервалось.

— С вами все в порядке?

— Я… да. Нет.

— Почему бы вам не зайти в дом?

Голос и фигура полицейского исчезли. Вместо лужайки, которая становилась белой от мокрого снега, вместо темной узкой полосы залива Норман увидел одинокую деревянную пристань. Была холодная ночь, завтра он должен встретиться с Викторией.

— Виктория, — произнес он.

— Да, сэр. Почему бы вам не…

— Не говорите ей, — перебил его Норман.

В ответ он услышал голос молодого полицейского:

— Не говорить о чем, сэр?

— Что я не могу… вспомнить… ее имя.

— С вами все в порядке, мистер Генри?

— Мне нехорошо, — донесся до Нормана чей-то голос. Все вокруг закружилось в бешеном хороводе, и он так и не разглядел того, кто это вымолвил, хотя голос показался удивительно знакомым. Норман беспокоился за этого человека, уловив в сказанном невыносимую боль.

— Виктория, — закричал он, падая на землю и сознавая, что его никто не слышит.

Лицо Нормана коснулось жесткой травы, и он вспомнил все, что с ним произошло раньше. Только тогда под ним был деревянный настил, а холод шел от воды, плещущейся под пирсом.

Виктория замерзла, хотя Пит, укутал ее в одеяло и принес тапочки. Фантазиям пришел конец, сказала она себе. А ведь были всего день и две удивительные ночи. Неужели это все, что ей отпущено судьбой? Крошечный отрезок времени с человеком, которого она полюбила.

Виктория понимала, что могла бы поддерживать Нормана в заблуждении. Стоило лишь заставить его поверить в собственные фантазии и помочь забыть волновавшие воспоминания. Она говорила бы ему снова и снова, что любит его и знает, что он любит ее тоже. Обладая литературным даром, Виктория старательно заполнила бы все пробелы его памяти, каждую ее пустую страницу образами и ситуациями, днями и ночами, совместными обедами и тысячами других событий, которые продлили бы ложь.

Ей было под силу убедить его поверить в мечту, увлечь, возбудить. Сделать его таким, каким она хотела его видеть, каким он сам желал бы стать. Но тогда-то все превратилось бы в ложь. Каждый день, каждое мгновение ей пришлось бы обманывать его во всем.

Искушение было велико. Оно влекло и манило, но другая часть ее существа восставала: настоящая любовь должна отдавать, а не брать, делать лучше любимому, а не себе, а Норману лучше узнать правду. Однако правда убьет ее. Без его прикосновений и доверия ей уже не возродиться.

Виктория подошла к застекленной двери, чтобы позвать Нормана, но прежде, чем его имя слетело с губ, она заметила, как он покачнулся раз, другой, а затем медленно упал лицом вниз.