Кровавый путь - Андрей Воронин

Послышался шелест тормозов, двигатель заработал на малых оборотах. Спиной Комбат ощущал тепло, исходящее от радиатора машины, которая двигалась за ним в двух метрах, но не оборачивался.

– Раз, два, раз, два, пошел на.., пошел на… – приговаривал он, беззвучно шевеля губами.

Командирский «уазик» посигналил. Рублев не остановился.

– Эй, – высунулся из приоткрытой дверцы полковник Брагин.

– Раз, два, раз, два, – как заклинание повторял Комбат.

Машина вильнула и поехала рядом с Рублевым. А тот даже глаз не скосил на автомобиль начальника полигона.

– Майор, послушай, что за херня такая? Что ты сказал тому мудаку из Совета безопасности?

– То же самое, что сказал сейчас ты, полковник – назвал его мудаком.

Брагин рассмеялся:

– Если бы не скандал, который меня ждет, назвал бы тебя молодцом, майор.

– Почему?

– Потому что мне самому давно хотелось это сделать.

– Так чего молчал?

– Погоны на плечи давят? Куда ты так разогнался?

– Все, кончилась моя служба.

Брагин сидел на краю сиденья, уперев каблуки высоких шнурованных ботинок в порожек приоткрытой дверки. Шофер вел машину, поглядывая в зеркальце заднего вида на Комбата.

– Раз правильно сделал, то и жалеть не о чем.

Оставайся, скандал я улажу.

– Нет, – мотнул Рублев головой и чуть ускорил шаг.

Отставшая на секунду машина догнала его.

– Потом жалеть будешь, Бахрушина подставляешь, об этом подумай.

– Каждый за себя в ответе и только за себя… – Рублев замолчал.

– Вижу, майор, тебе и меня мудаком назвать хочется.

– Может быть, – буркнул Комбат.

– Так вот, оставайся и когда захочешь, тогда и называй. Я не в обиде.

– Не получится, – Борис Иванович остановился возле своего синего «форда» и открыл дверцу.

Шофер Брагина поставил командирский «уазик» так, чтобы перекрыть выезд «форду».

– Не выпендривайся, еще есть возможность вернуться, майор.

– Только один раз в жизни я менял принятое решение.

– Это когда же?

– Когда согласился пойти инструктором на ваш полигон.

– И что думаешь теперь?

– Думаю, надо исправить ошибку, – Рублев сел за руль и завел двигатель.

«Форд» сорвался с места и двигаясь задним ходом, с разгону влетел на бордюр, прокатился по зеленой траве, выбрасывая из-под покрышек куски дерна, и, описав дугу, бешено сигналя, помчался прямо на закрытые ворота.

Офицер, дежуривший на КПП, замер у щитка, положив большой палец на черную кнопку, управлявшую открытием ворот. Он не отрываясь, смотрел на Брагина, а левым глазом как мог косил на синий «форд», бешено несущийся по проезду.

«Открывать? Нет?»

«Открывай… На все мое согласие требуется».

Брагин сделал над собой усилие, прикрыл глаза и махнул рукой, мол, открывай, черт с ним, пусть уезжает. Ворота вздрогнули, загремела на металлических роликах толстая экскаваторная цепь. Ворота медленно поползли вправо.

«Не успеет!» – подумал дежурный офицер, но поделать уже ничего не мог.

Не схватишь же ворота руками и не пересилишь многоступенчатый редуктор, чьи шестерни завывали сейчас под металлическим кожухом!

«Не успеет!» – подумал полковник Брагин, глядя сквозь щелочки полуприкрытых глаз на медленно увеличивающийся зазор между бетонной стойкой и краем подрагивающих на рельсовом пути ворот.

«Успею!» – подумал Комбат, почти не сбавляя скорости, лишь чуть-чуть выравнивая машину.

Ориентировался он при этом по левому – неподвижному краю.

«Стойка-то на месте, а о край ворот в худшем случае крыло оцарапаю. И так уже не новое».

Обычно опытный водитель, если верить исследованиям, осуществляет вождение с точностью до двадцати пяти сантиметров, если мерить перпендикулярно трассе движения, а Комбат вписался в открывающиеся ворота с точностью до пяти сантиметров. Лишь вздрогнула от порыва ветра створка, на мгновение захлебнулся в реве редуктор.

«Сумел-таки вписаться! – удивился Брагин и добавил. – Эх, черт, с вождением у моих ребят не очень-то, этот бы их научил».

Шофер, обернувшись, смотрел на полковника.

Он ждал, что Брагин сейчас распорядится ехать вдогонку за Комбатом. Но тот крикнул офицеру, дежурившему на КПП:

– Закрывай ворота! – затем обратился он к шоферу. – Поехали.

– Куда?

– Назад.

Полдороги Брагин молчал, затем внезапно спросил парня, сидевшего за рулем:

– А почему ты никогда не спрашиваешь зачем мы куда-нибудь едем?

– Не положено, товарищ полковник.

– А зря. Ты вот спроси меня зачем мы возвращаемся?

– Зачем мы возвращаемся, товарищ полковник? – несколько неестественно, повинуясь приказу, спросил шофер.

– А мы едем с тобой, чтобы назвать штатского из Совета безопасности мудаком.

Шофер покосился на полковника, не зная как реагировать на такое признание.

– Вот признайся, тебе временами хочется послать меня на хрен?

– Не положено, товарищ полковник.

– Но хочется?

– Хочется, если вы так приказываете, – почти беззвучно ответил шофер, понимая, что полковник Брагин от него не отвяжется.

– Ну, так вот, ты не можешь, я не могу, а он смог, – Брагин кивнул через плечо, намекая на Комбата. – Едет себе сейчас, сам себе хозяин, кого хочет – пошлет, с кем хочет – выпьет.

"Все-таки к лучшему, – подумал шофер, – что майор Рублев покинул полигон. Еще немного и его влиянию поддался бы полковник Брагин.

Чего доброго, и в самом деле стал бы посылать всех, кто ему не нравится, налево и направо.

С таким стилем поведения долго на должности не усидишь".

Начальник полигона словно бы прочел его мысли:

– Не бойся насчет того, что я пошлю того мудака подальше. Я пошутил. Еще меня повозишь.

– Я и не боялся, товарищ полковник.

И шоферу тут же пришлось пожалеть о том, что он сказал.

– Думаешь, я боюсь послать его? – и тут же полковник ответил:

– Да, боюсь. Только не за себя, за ребят, за тебя.

С каждой секундой расстояние между командирским «уазиком» и синим «фордом», разъезжавшимися в разные стороны, увеличивалось. Дорога пока еще была пустынна до самого шоссе, и Рублев, чтобы вылить свою злость, держал скорость на пределе возможного. Он специально выискивал лужу, даже если та находилась на левой стороне, и специально пролетал через нее.

В эти моменты ему казалось, что автомобиль приподнимается, взлетает над дорогой, окунаясь в столбы брызг. Вода заливала лобовое стекло, и несколько секунд Рублев вел машину почти вслепую. Но затем дворники сбрасывали капли и вновь впереди возникала невысокая насыпь шоссе.

«Служить бы рад, прислуживаться тошно, – вспомнил Комбат фразу знакомую еще со школы. – Кто же это сказал? Из великих кто-то… – он перебирал фамилии писателей, поэтов. – Пушкин? Лермонтов? Гоголь?»

И только когда въехал на насыпь и увидел на горизонте темно-синюю полосу елового леса, его наконец осенило:

«А, да, это сказал Грибоедов! – и Комбат улыбнулся сам себе. – Хоть что-то еще помню, не такой уж я неуч» – эта догадка развеселила и его настроение резко улучшилось.

В полдень Борис Рублев был уже у своего дома. Он оставил машину во дворе, даже не включив сигнализацию.

– Да кто ее возьмет, – подумал он, – кому эта колымага нужна?

Хотя машина была в общем-то хорошая, правда, с виду неказистая. Комбат не любил внешнего шика и лоска. Самое главное, чтобы все механизмы работали слаженно. А его машина проверена.

Двести двадцать, указанных на спидометре, она выжимала.

«Ладно, пусть стоит, может, сейчас придется куда-нибудь поехать».

Он поднялся, как всегда, не на лифте, на площадку, открыл дверь, вошел и сбросил одежду.

Даже не стал поднимать с пола упавшую куртку: он ведь знал, что, возможно, сейчас придется ее надеть снова. Наспех перекусил, сделав два огромных бутерброда с кусками ветчины и толстым слоем кетчупа.

Зазвонил телефон, как раз в тот момент, когда у Рублева был полон рот.

«Ладно, перезвонят».

Но телефон звонил настойчиво.

– Что за чертовщина! – подумал Комбат, промокая губы салфеткой, подходя к телефону и нажимая кнопку на трубке.

«Если это Бахрушин, то и его пошлю. Тоже мне, занятие придумал! Мне ваша армия, ваши приказы, распоряжения вот здесь сидят! Скоро из ушей полезут! Как кетчуп в рекламе».

Но из трубки послышался голос Подберезского:

– Здорово, Иваныч! Куда ты пропал? Как твой первый день службы?

– Лучше не спрашивай, Андрюха.

– А что так?

– Да, ничего, – Комбату не хотелось рассказывать обо всех перепитиях, да и толком он навряд ли смог бы объяснить почему поссорился, почему послал и почему уехал с полигона.

– Ладно, – быстро заговорил Подберезский, – меня не это волнует.

– А что тебя волнует, Андрюха?

– К тебе дозвонился Бурлаков?

– А как он мне мог дозвониться, меня же дома не было, только что вошел.

– Слышу, жуешь.