Другая жизнь - Илья Павлов

Тут он нам и сказал, что, мол, так и так, и такие-растакие, мне вас опять вытаскивать, и костер разводить, и сушить, и кормить. Подпрыгнули, мол, так и так, и побежали быстро. И так это было неожиданно от него услышать, что подействовало. И подпрыгнули, и побежали. И ведь пока мы выжимались – и костер запалил, и всех сам обошел, и из заветного бурдюка всем дал быстро выпить для сугрева. И вечером уже у костра Лисин визг передразнивал так, что все чуть второй раз за день, уже, правда, от смеха, чуть не померли.

Спать пора. Что, про ворота не рассказал? А. Ну слушай.

«Стоять», – говорит. И мы замерли, и те, кто за воротами у них первыми стоял, тоже. Друзья-то их у нас под ногами в крови хрипят, и понятно им, что первые три шеренги мы все-таки порубаем, прежде чем сами ляжем. А умирать-то никому не хочется. Одно дело пограбить, попить да в кабаке потом хвастаться. А тут отряд стоит, кирасы сверкают и с мечей кровь капает. Кровь тех, кто первыми торопились пограбить.

Старшой меч опять на плечо со стуком в этой секундной тишине. И вся наша первая шеренга «лязг!» за ним мечами.

– Копья ставь!

И вторая шеренга копья между нами как выставит… Те аж попятились. Один только с арбалетом присел, но поднять его не успел. Немой из-за нас метнул свой топор аккурат ему в грудину.

А задние у них всего этого не видят и напирают. И вся толпа опять на нас через ворота начинает выпирать. И первые на наших копьях и повисли. Старшой с Братьями их мечами стряхнули. Старшой нам: «Шаг назад, держать строй!» И этим уже по трупам лезть нужно, скользить по крови. И опять тишина.

– Стоять, – уже им. – Кто главный?

Ну, мол, мы готовы и поговорить. И делает шаг вперед. И я за ним. Все опять дернулись, на мое копье снова один напоролся. Лезут вперед. Первую их шеренгу всю срубили. Там уже вал из тел и крови по колено. И солнце жарит. И пот ручьями из-под шлемов.

– Кто старший? – и опять меч на плечо. И мы все – раз! Да, я же и говорю, оттуда и пошло. Старшой говорит, что только ворон пугать. И тогда помогло. Раненые у них под ногами хрипят. Кто-то в бок вдоль стенки сунулся, и снова топор из-за нас «вжик», и еще один хрип.

Вот тут жених той бабы и вылез.

– Я, – говорит, – барон такой-то.

Уже и не помню, как звали. Что? Вот, Весло помнит. Щуплый такой, броня, правда, хорошая, дорогая.

– Отдайте нам графа и девушку. Иначе всех убьем и потом повесим.

А Старшой ему:

– Графа здесь нет. И людей его нет. И девушки. А мы – «отряд Сожженного моста».

Да, так и сказал. Придумал, говорит. Нет, раньше нас звали «отряд Старшины».

– Мы, – повторяет, – «отряд Сожженного моста». Освободите ворота, и мы вам, ваша светлость, покажем, что здесь никого нет.

– А что вы тут делаете? – Барон уже потише так, явно не понимает, что происходит.

Старшой меч опустил и встал посвободнее, но нам рукой показал, мол, не расслабляемся. Куда там расслабляться, все на волоске, попрут снова – так не остановим…

– Мы должны были встретить караван из Холмов, но он не пришел. – Старшой поймал на лету сорванную с кого-то ветром шляпу, и стал так нарочито медленно кровь с меча вытирать. – Здесь нет ни графа, ни добычи. Освободите ворота, а то прикажу стрелять.

Все и примолкли, барон хотел было что-то сказать, но Старшой его перебил, уже почти крича, чтобы все слышали, и тоном таким, будто он здесь один начальник, а все остальные так, мелочь:

– Его светлость с охраной проезжает, остальные – за стену, – и знак подает нам. И мы – раз! Два шага вперед, и снова мечами о наплечники – «лязг!» – Забрать трупы и раненых. Отдыхаем. Сейчас бочку пива выкатим.

А мы, кто в крови, кто чуть живой от усталости, но стоим, в броне, не шелохнемся. Прямо действительно гвардия. Вон у Щуки спроси. Он там был, только с другой стороны. Говорит, как увидел, так и решил: попрошусь в отряд, хоть за обозом ходить. Да, у нас обозных нет. У нас все и воюют, и копают, и таскают. Все вместе. Потому и за спину свою не страшно. В других? Где как. У некоторых бойцы отдельно, конюхи отдельно. Вот Старшой его потом долго проверял, все думал почему-то, что лазутчиком к нам заслан от кого-то. Ну а кто в еле живой отряд вступит – ни денег, ни людей, ни лошадей? Правильно, в общем. Всех проверяем как можем. Что? И тебя, конечно. Как? Меньше будешь знать, крепче будешь спать.

Вот и все. Так и бывает. Один день всего – и мы из отряда наемников стали кучей раненного сброда, который должны были перевешать на тех хлипких воротах. Потом еще полчаса – и готов «отряд Сожженного моста». Шутка, конечно. Никогда так не говорим. Кому эти названия нужны… Был отряд Старшины, стал отряд Старшого. Никто и не назначал. Спас людей – теперь веди дальше.

«Сожженного моста»… Ха. Не говорим. Но помним.

5 зимнего угря 319 года. Полночь. Центральная провинция. Лиса

Самое страшное было понимать, что это – конец отряду. И дальше или смерть, или рабство, или нескончаемое бегство без прав, сил и цели. Отряд был уже моей семьей. И снова потерять все… Нет, семьей он стал именно после Сожженного моста.

Второй с двумя из отряда пошел к графу за деньгами. Старшина, как заболел два месяца назад, так и не мог прийти в себя. Кашлял, по ночам бредил, а днем, еле дышащий, мало отличался от трупа. Граф, чтобы не платить, всадил в наших по стреле и сбежал, поджегши мост. Вот где проявилось умение Второго. Он не только успел прикрыть остальных, одного своим щитом, от второго отбив стрелу, но и поднял тревогу, рубясь с пятью противниками у ворот. Когда мы подоспели, он еще стоял с двумя болтами в груди, в боевой стойке, а его противники уже смотрели немигающими глазами в небо.

Дальше – хуже. Оказывается, в ворота уже ломится человек сорок, и, если бы не Второй, нас бы просто смели с площади. Закрытые ворота лишь отсрочили бы гибель.

Спас всех Старшой. То, что он теперь командир, ветеранам стало ясно уже во время драки перед воротами. Окончательно они убедились, когда он стребовал с барона деньги.

– За что? – Барон был не просто удивлен – ошарашен.

– Ваша светлость, этот городок, как я понимаю, теперь переходит под вашу руку. Мы, во-первых, не дали его сжечь и разграбить некоторым, кхм… лицам. Во-вторых, готовы документально подтвердить факт перехода данного поселения под вашу длань, как «…спасшего оную от набега разбойников, при неспособности бывшего сюзерена спасти ее жителей».

Немой, не растерявшись, вынул из мешка Старшого, который носил, чистый свиток и чернильницу. Передал их Сержанту. Вид этого громилы с бумажками мог вогнать в ступор кого угодно. Барон только промычал что-то в ответ. Они долго торговались со Старшим, под конец к деньгам новый хозяин городка добавил еще какие-то бумаги, по виду командира, почти никчемные, но с паршивой овцы…

Второго сожгли. Он, оказывается, раньше просил, если что, сделать именно так.

Без домов, без могил,Лишь с мечом на плече.И никем не любим,И забыт. И вообще…

10 злыдня 320 года. Вечер. Центральная провинция. Старшой

Такая тоска напала… Зачем мне это все? Ну ладно, вся жизнь пошла наперекосяк, но эти-то лишние проблемы зачем? Командовал бы Сержант, зачем мне эта ответственность? И ведь понимаю, что все равно не утерплю, и буду предлагать, как сделать лучше. Откуда такая уверенность в своей правоте? И откуда постоянные сомнения в своей правоте? Хрень господня. Стоило закончить университет, чтобы командовать отрядом наемников… И что? На всю оставшуюся жизнь? Или получить стрелу, защищая очередного барона от очередного барона? Зачем? Как же я устал, боги…

Вели караван. Центральный район был более-менее тихим. Зачем охрана большому каравану? Так, для солидности. И по старой памяти.

Встали на ночь на постоялом дворе. Вечером зашли с Сержантом в общий зал, посидеть среди народа. Народ заливал дорожную пыль старым пивом.

– Ты чего такой грустный, командир? – Сержант нарезал вяленое мясо своим тесаком.

– Да так, что-то накатило…

– Это пройдет.

– Думаешь?

– Конечно. – Сержант помакал мясо в соусницу. – Всегда кажется, что где-то лучше и что ты в другом месте мог сделать что-то по-другому. И более важное. А на самом деле вся жизнь только сейчас и здесь. Делай вот это как надо, и все будет хорошо.

– Да ты философ, Сержант!

– Он не философ, а стоик, – от соседнего стола к нам повернулся старик с кружкой чая в руке. Белая борода и лукавые глаза придали его лицу забавное выражение. – Извините, уважаемые, что вмешался, но ваш разговор так отличается от всех разговоров, слышанных мною в последние несколько лет, что я не удержался.

– Ничего страшного. Стоик, вы говорите? – Я подвинулся, освобождая старику место. – Насколько я помню, там немножко другая концепция.