Имидж старой девы - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лариска мельком поймала в зеркальце заднего вида ошарашенный взгляд Алки. И они хором воскликнули:
– Какие деньги?!
– Как это – какие? Те, которые вам Русланчик на дорогу выдал. По сто баксов на каждую, итого триста. Давайте быстро, ну!
– Ни хрена мы тебе не отдадим! – завопила скандальная Алка. – Чо пристал? Думаешь, напоил-накормил – так все тебе можно? Тут жратвы-то всего на сотню деревяшек, а тебе баксы отдай? Не получишь! И вообще, пора прощаться. А ну, сблюй с пейзажа! Пошли отсюда, Ларка!
Лариска утихомирила ее, погрозив кулаком. Она нутром чуяла, что сейчас не время заводиться, что этот безобидный с первого взгляда толстяк дошел до последней степени ярости, а мужики в таком состоянии непредсказуемы. Если он подельник опасного мальчонки Русланчика, то и сам может быть очень опасен. Вот как выхватит сейчас пистолет, как начнет палить направо и налево! Ох и влипли же они с Алкой! Ох и влипли!
Но надо как-то выбираться из этой каши, в которой они тонут, как две глупые мухи.
– Ты в уме? – спросила Лариска как можно миролюбивей. – У нас же все забрали: деньги, документы – все, все. Эти баксы с ментов надо спрашивать, а не с нас. А отпустили нас только под подписку о невыезде. Но каждый день надо таскаться в ментовку отмечаться. Так что мы все равно что в отсидке сидим, нам тоже несладко, ты не думай…
– Да мне бы вовек про вас не думать! – прошипел толстяк. – Ох, бедные девочки, ох, несладко им! Жалеть вас, да? Что, скажете, не сдавали вы Руслана? Не заложили его?
– Да пошел ты! – вызверилась Лариска. – Сколько раз тебе говорить!…
И она осеклась, потому что толстяк вдруг молниеносно сунул руку в карман своей курточки, а когда выхватил ее, на Лариску уставилось маленькое черное дуло.
«Так и знала!» – вяло, как снулая рыба, проплыла в голове мысль, но тут же позади раздался дикий вопль, от которого у Лариски очень сильно зазвенело в ушах.
Правда, через несколько мгновений она поняла, что это не у нее в ушах звенит. Прозвенела, рассыпавшись на осколки, бутылка, которую нервная Алка обрушила на голову толстяка.
Он посидел с вытаращенными глазами, потом тихо охнул, опустил веки и медленно повалился лицом вперед. Лариска, взвизгнув, отпрянула, испугавшись, что он так и рухнет ей на колени, однако рулевое колесо придержало обмякшее тело, и толстяк неуклюже завис над сиденьем. Лариске было видно его плешеватую макушку, на которой медленно набухала довольно большая ссадина. Постепенно кровавое пятно становилось все больше; вот и красная струйка потекла вниз.
«Запачкает чехол, – уныло подумала Лариска. – Не отстираешь потом».
В это мгновение дверца возле водительского сиденья распахнулась, мелькнуло Алкино бледное лицо, потом протянулись ее руки и, вцепившись в поникшие плечи толстяка, потащили его наружу.
Лариска тупо смотрела, недоумевая, почему не заметила, как Алка выбралась из машины.
– Ты что? – она наконец-то нашла в себе силы спросить, но Алка не слышала. Толстяк уже вывалился на землю, подружка стояла над ним. Теперь лицо ее было не бледным, а красным от натуги. Она мельком глянула на Лариску, пробормотала:
– Чего сидишь? Помогай! – И принялась выворачивать его карманы.
Лариска с трудом выбралась наружу. Воздух показался необычайно свежим и прохладным, он бодрил и прояснял мысли.
– Да плюнь, – брезгливо сказала она Алке. – Пошли отсюда, ну его.
– Тебе что, жить надоело? – подняла та разгоревшееся лицо. – Думаешь, пистолетик у него – газовик какой-нибудь? Или пукалка игрушечная? Нет, не надейся! Посмотри, – она кивнула на пистолет, лежавший чуть поодаль.
Лариска оглянулась, но смотреть на пистолет не пошла – просто постаралась стать так, чтобы дуло было направлено не в ее сторону. Мало ли! Оружие для того и существует, чтобы стрелять. Причем именно тогда, когда не надо.
– Настоящая «беретта», – со знанием дела сообщила Алка. – И заряжена. Еще минута – и он бы всадил пульку тебе в лоб, этот хрен. Так что я тебе жизнь спасла, поэтому ты меня слушайся.
Лариска только моргнула, изумляясь. Она никогда не видела добродушную Алку такой! Подружка всегда была как бы при Лариске, как бы на полшага позади. Ловила каждое ее слово, охотно смеялась ее шуткам, подражала ей во всем – в разговоре, в манере одеваться, краситься, даже курила бордовый «Давидофф», как Лариска, и пиво хлестала почем зря, хотя раньше вроде бы не любила, предпочитала ему сладкие напитки, но даже не спрайт или кока-колу, а всякие детские «Буратино», «Колокольчик», крем-соду… Сейчас перед ней стояла совершенно другая Алка: собранная, быстрая, с колючими глазами – злая!
– И если мы его вот так оставим, он нас всяко найдет, – продолжала Алка. – Как только он начал выфакиваться, я сразу поняла: опасный козел! Если он за паршивые триста баксов тебе в лоб целил, то этот щелбан по затылку он нам никогда не простит. Ты собираешься от него прятаться всю жизнь? Или хочешь умотать отсюда? В какой-нибудь Жердинск? В Заволжье? Да ты что, с ума сошла? Там своих телок пасется – не счесть.
– Не собираюсь я ни в какой Жердинск, ты сама сдурела, – пробормотала Лариска. – Но как нам теперь быть? Ведь дело не только в том, что ты его стукнула, не только в тех баксах, которые у нас менты отобрали. Дело в Руслане! Этот придурок уверен, что мы его друга подставили, а ведь все наоборот – он нас подставил. Только этот нас слушать не хотел, у него глаза от ненависти были прямо-таки белые, я видела. И когда он очухается, то не отстанет от нас.
– А зачем ему очухиваться? – каким-то незнакомым, легким, лихим голосом спросила Алка. Она наклонилась к пистолетику, взяла его привычным, свойским движением, ловко, со щелчком, передернула затвор, а потом вдруг повернулась, направила ствол на лежащего на земле толстяка и, чуть сморщив нос, нажала на курок.
Брызнула кровь, какие-то ошметки полетели на листву, осыпавшуюся на землю… Тело дернулось раз, другой…
Лариска схватилась за горло руками и так стояла, глядя, как Алка небрежно, подолом, обтирает пистолет, потом отшвыривает его за кусты. Оттуда вдруг опять грохнуло. Алка на миг испуганно пригнулась, но тут же распрямилась и с хрипловатым смешком пояснила:
– Сам выстрелил, вот здорово! Это я с предохранителя его сняла, а обратно поставить забыла.
– Ты здорово стреляешь, – пролепетала Лариска, силясь не смотреть на лежавшего неподалеку толстяка. – Кто научил?
– Да папаня, кто еще? – хихикнула Алка. – Он же у меня мужик важнецкий, сама знаешь.
Да уж… Алкин отец и впрямь был какой-то большой начальник. Благодаря ему у Алки иногда бывали свободные деньги, она жила, не слишком напрягая заветное местечко, но вскоре эти деньги утекали, и она сидела без копейки гораздо чаще своих подруг, порой даже на еду не оставалось. Ее папашка, видимо, махнул рукой на забавы единственной дочки по большим дорогам, а может, и на ней самой практически поставил крест, однако, если бы не он, фиги с две выпустили бы девок из милиции после той поганой истории с паспортами! Алка ему позвонила, видать, он и нажал на все педали. Лариска подозревала, что заодно он нажал и на другие педали, благодаря которым прикрыли «салон». Может, надеялся, что это остановит доченьку в ее проказах. Ничего подобного!
– Ладно, хрен с ними со всеми! – беззаботно махнула рукой Алка. – Садись в машину, поехали.
– Куда? – прошептала Лариска.
– А покатаемся, пока бензинчик есть, – беззаботно ответила подруга. – Потом кинем где-нибудь эту колымагу. Еще надо посмотреть, что у него в бардачке заховано. По карманам-то я не больно много нашарила, тысяч пять, да и те деревянные. На, держи половину.
Она проворно помусолила пятисотки, которые все это время сжимала в левой руке, и сунула Лариске пять бумажек. Та машинально сунула их в карман своей тесной «косухи» и, подталкиваемая подругой, залезла в машину.
Алка забралась за руль и принялась шуровать в бардачке. С радостью вытащила бутылку «Белого аиста», а еще там оказались документы на машину – на имя Салтанова Павла Константиновича. Очевидно, так звался толстяк.
– Царство тебе небесное, Павел Константинович, – пробормотала Алка, ловко свинчивая металлическую пробочку на коньячной бутылке. – Ну, что? Выпьем, Лорка, удалую на помин его души?
Она несколько раз глотнула из горлышка, словно пила свою любимую крем-соду, зажевала сыром, который так смирненько и лежал на бумажке, погрызла яблоко.
– А ты чего сидишь как в гостях? – протянула бутылку Лариске. – Пей, он ничего.
Ничего себе – ничего! Лариску забрало с первого же глотка, а после второго ужас, оцепенявший ее тело, постепенно начал распускать свои тугие кольца. После третьего приятно зашумело в голове, стало тепло, ну а потом все вообще потеряло и смысл, и значение.
Она откинулась на сиденье в блаженной расслабленности и с трудом справлялась с тяжелеющими веками. Как только машина тронулась – оказывается, Алка умела водить! – она задремала и проснулась оттого, что они опять стояли. На сей раз их окружал не лесок, а какие-то оструганные столбы. Лариске понадобилось минут пять, никак не меньше, чтобы уразуметь: это они очутились посреди детской площадки! На столбах укреплены разные качели, а «жигуль» крепко засел в песочнице.