Интендантуррат - Анатолий Дроздов

- Гут! - оценил генерал. - Господин Зонненфельд, вынужден признать, организовано блестяще. Я не сторонник перевода офицеров с фронта в тыл и скептически воспринял весть о вашем назначении, но теперь вынужден признать, что ошибался. Ваша дивизия потеряла толкового интендантуррата, но группа армий его приобрела. Примите мою благодарность.

Крайнев щелкнул каблуками и мотнул головой в знак признательности.

- Я согласен с генералом, - важно добавил начальник СД, - но меня волнует одно обстоятельство. Весь обслуживающий персонал в столовых, кроме поваров, - русские?

Крайнев подтвердил.

- Вы можете гарантировать, что никому из них не придет в голову подсыпать в пищу яду?

- Прошу следовать за мной! - предложил Крайнев.

Он отвел делегацию в неприметное здание, прятавшееся за одним из бараков. Когда офицеры зашли внутрь, они замерли в недоумении. За длинным столом из некрашеных досок сидела два десятка детей разного возраста. Все они жадно ели.

- Как вы, наверное, заметили, господа, - сказал Крайнев. - Среди русских, работающих в столовой, нет юных девушек. Преимущественно женщины зрелого возраста. Это не случайно. У каждой есть дети, все они за этим столом. Дети получают пищу со всех кухонь, причем, кому из какой кухни достанется еда определить невозможно - распределение порций случайно. Если какой-либо русской вздумается подсыпать в пищу яд, она отравит своего ребенка. Если такая безумная все же найдется, ее схватят за руку другие русские, которые любят своих детей больше.

- Просто и эффективно! - восхитился начальник СД. - Вы умница, Зонненфельд!

Генерал одобрительно кивнул, и делегация отправилась в гостиницу Эльзы, где для высоких гостей был накрыт богатый стол. Угощали делегацию по-русски обильно и вкусно, генерал и его свита покинули N вполне довольными. Хмурился только Бюхнер.

- Вы кормите русских детей немецкими сосисками! - сказал он Крайневу. - Это расточительно!

- Вы слышали, почему это делаю! - возразил Крайнев.

- Достаточно одной сосиски всех! - не согласился Бюхнер. - Пусть пробуют по очереди! Вовсе не обязательно отваливать маленьким русским по полной порции! Это продукты вермахта!

"Не тебе, ворюге, меня учить!" - подумал Крайнев, пообещав учесть замечание начальника.

На самом деле он кормил детей по другой причине. Эльза просила взять на работу самых обездоленных. У всех женщин, работающих в столовых, не было мужей: погибли или пропали без вести. Семьи голодали. Крайнев понимал, что матери обязательно станут таскать еду детям, рискуя попасться на воровстве. У немцев с этим было строго, уличенного в преступлении в лучшем случае выгоняли, но могли и в лагерь отправить. Территория станции обнесена колючей проволокой, часовые у входа проверяют сумки, русских обыскивают. Крайнев своими глазами видел, как солдаты зверски избивали подростка из паровозных мастерских, утащившего отвертку. Крайнев долго думал и нашел выход...

Поразмыслив, над словами Бюхнера Крайнев решил их игнорировать, а паче интендант станет настаивать, напомнить о пяти тысячах марок. За что плачено? Если начальник полезет в бутылку, можно предложить Бюхнеру самому заняться столовыми. Крайнев был абсолютно уверен, что вороватый интендантуррат от такой перспективы придет в ужас - служба на станции была чрезвычайно тяжелой и хлопотной. Крайнев уходил на работу затемно, возвращался поздно, с Эльзой они не виделись днями, хотя ночевали под одной крышей. Крайнева это устраивало - он до сих пор не мог преодолеть чувство вины перед Настей. Эльза вздыхала, но не сетовала: ее грела сама мысль, что любимый рядом.

...Николай появился через неделю после возвращения Крайнева в N. Вечером в дом Эльзы постучал неприметный человек с корзинкой и предложил купить у него пирожные. Крайнев был дома, продавца впустил. Гость поставил корзинку на стол, откинул прикрывавшее пирожные полотенце, после чего спокойно произнес пароль.

- Я открываю кондитерскую неподалеку, - сказал Николай (так он представился). - Нет ничего необычного в том, что кондитер носит свежую выпечку по домам. В этом доме живет дама, а женщины любят сладкое.

- Как думаете передавать сведения в Москву? - поинтересовался Крайнев.

- По радио.

- Ежедневный выход в эфир? Вас запеленгуют мгновенно!

- Не запеленгуют, - сказал Николай. - Примем меры. В N я не один. Добытые вами бланки аусвайсов пригодились.

- Познакомите меня с членами группы?

- Нет. Им не следует знать вас, вам нежелательно видеть их. Связь через меня.

- Пусть! - согласился Крайнев. - Не сочтите меня трусом, но рано или поздно немцы перехватят донесение и расшифруют - дешифровальщики у них хорошие. Станет ясно, что источник сведений находится на станции, причем, судя по его информированности, круг подозреваемых весьма узок.

- Никто не считает вас трусом, - сказал Николай. - Для этого нет оснований. Наоборот. В Москве меня предупредили: вы склонны к неоправданному риску. Мне нравится ваша осторожность, но вы зря беспокоитесь. Если немцы расшифруют донесение, то не смогут его прочесть.

- Почему?

- Перед шифровкой я переведу текст на язык одной малой народности СССР. В Москве есть люди, знающие этот язык, а вот в Германии - вряд ли. Особенно среди дешифровальщиков.

Крайнев внимательно посмотрел на плоское, скуластое лицо Николая и больше вопросов не задавал. Через день после этого визита над N появился самолет с красными звездами на крыльях. Он неторопливо облетел город и окрестности и был прогнан спешно вызванными немецкими истребителями. Истребители пытались самолет сбить, но он спокойно скрылся в облаках. А на следующий день прилетели бомбардировщики. Они деловито забросали фугасными бомбами несколько расположенных в окрестностях N воинских частей, уделив особое внимание той, возле которой Крайнев с Эльзой некогда устроили пикник. Крайнев узнал это, прослушав запись, сделанную Эльзой в ресторане. Судя по горячности немецких офицеров, налет оказался чрезвычайно эффективным (Крайнев с удовольствием указал это в донесении): погибло не менее четырех сотен немцев, еще большее число ранено, батальон связи с его приемо-передающей аппаратурой, станцией пеленгации и антеннами перестал существовать. Говорившие сетовали, что восстановить узел связи и слежения получится не скоро: у вермахта не хватает техники и специалистов, а центральный фронт в данный момент - спокойное место, горячие бои идут на Украине. Туда в первоочередном порядке идут подкрепления.

В N давно не видели русских самолетов, налет произвел панику. В городе ужесточили комендантский час и светомаскировку. Крайнев получил нечаянные выходные. Опасаясь повторных налетов, немцы временно закрыли станцию: эшелоны следовали через N без остановок и преимущественно ночами. Обслуживающему персоналу велели сидеть дома. Крайнев подчинился и три дня бездельничал. Эльза была в восторге. Забросив дела в гостинице, она не отходила от возлюбленного. Они вместе ели, спали, мылись, разве что в уборную ходили порознь.

- Пусть бы самолеты еще прилетели! - сказала Эльза на третий день. - Так хорошо с тобой!

Крайнев вздохнул.

- Грех радоваться! - сказала Эльза, по-своему поняв его вздох. - Но я не могу удержаться. Умом понимаю: погибли люди...

- Это не люди! - сказал Крайнев. - Фашисты... Видела, что вытворяют?!

- Где? С начала войны не выезжала из города.

Эльза прижалась щекой к его плечу, Крайнев стал рассказывать. О гибели Брагина и сопровождавшего его бойца, о лагере для военнопленных в Городе, намерении немцев расстрелять городских евреев, пытках и убийстве семьи Мордки Иткина, уничтожении жителей Вдовска... Эльза плакала, он осторожно стирал слезы с ее лица, но продолжал. После того, как он закончил, Эльза долго молчала.

- Всегда знала, что ты замечательный человек, - вымолвила она, наконец. - Я тобою горжусь!

Крайнев не ответил.

- Не вздумай возражать! - сердито сказала Эльза, хотя Крайнев ничего такого и не думал. - Расскажи о себе! Ты обо мне все знаешь, а я о тебе - ничего. Хоть немножко!

Крайнев, выбирая слова, рассказал о родителях, бабушке, учебе в училище.

- Не могу поверить, что ты интендант! - сказала Эльза. - После того, как ты воевал в сорок первом. Да и здесь... Кем ты хотел стать в детстве?

- Переводчиком.

- Вправду знаешь два языка?

Крайнев задумался и продекламировал по-английски эпитафию на могиле Шекспира, сочиненную самим драматургом.

- Как по-английски "я тебя люблю"? - спросила Эльза.

Крайнев сказал.

- Звучит лучше, чем по-немецки, - сказала Эльза.

Крайнев улыбнулся и произнес фразу по-украински, затем - на белорусском и польском.

- Приятно, когда тебе объясняются в любви на стольких языках! - сказала Эльза. - Интересно, если по-белорусски "любить" - это "кахать", то ты "каханый"?