Мифы индейцев Южной Америки. Книга для взрослых - без автора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщины вооружились. В это время на тропе, ведущей в деревню, показались мужчины. Впереди шёл отец убитого мальчика с флейтой в руке. Увидя женщин, мужчины словно окаменели. Жены перестреляли их всех без труда.
— А теперь, — объявила мать мальчика, — станем подниматься вверх по течению рек, пусть каждая выберет себе ту реку, какая ей больше понравится!
Захватив с собой сковородки, чтобы было на чем печь лепёшки, и веера — раздувать огонь, женщины пустились в далёкий путь.
На ночлег они всегда останавливались на речном берегу, а спать ложились, подложив под себя широкие листья. Утром такие листья превращались в речной перекат, веера в круглые камни а сковородки в длинные камни. Однажды женщины устроили большую стоянку. Брошенных листьев скопилось так много, что они совсем запрудили реку, образовав большой водопад на реке Кравари.
84. Водяные люди
Деревня тех, кто называл себя майхака, стояла на берегу речки Кайтиту. Однажды майхака устроили праздник, съели родственников мальчика по имени Яналорэ и приняли облик съеденных. Мужчины танцевали, нацепив на себя браслеты и ожерелья из хвостов броненосцев, а потом взяли священные флейты и стали играть на них.
Женщины о таких флейтах ничего знать не должны. Того, кто опишет им, как выглядят инструменты, ждёт смерть.
Яналорэ надоело сидеть дома.
— Схожу к отцу, посмотрю, как мои дяди на священных флейтах играют, — сказал он матери.
— Оставайся здесь! — возразила мать.
Яналорэ все же вышел. Он увидел, как люди пляшут и играют на флейтах, он принял танцующих за своих родственников. Насмотревшись, Яналорэ вернулся домой.
— На чьей флейте они там играют? — спросила мать.
— На нашей, мама, на той самой, что разрисована красными и белыми узорами.
Бразильский заяц-агути, живший под крышей дома, как раз спаривался со своей женой. Услышав ответ Яналорэ, он оставил супругу и побежал жаловаться мужчинам:
— Хватит петь и играть! Яналорэ рассказал матери, как выглядят священные флейты!
Веселье сразу же прекратилось, мужчины разошлись.
На следующий день, когда мать Яналорэ пекла лепёшки, муж подошёл и сказал:
— Вчера наш сын совершил непростительную ошибку. Придётся отдать его майхака, пусть съедят.
— Это верно, — отвечала жена, — иначе майхака нас самих сожрут. Только сохрани для меня, пожалуйста, его браслеты, сделанные из хвоста броненосца.
Отец Яналорэ принялся плести клетку из прутьев, а друзьям велел развести огонь внутри хижины, где хранились священные флейты. Потом поднялся, попросил майхака доделать клетку и позвал сына:
— Иди ко мне, сыночек, я у тебя вшей в голове поищу!
Яналорэ сел перед отцом и тот стал вынимать вшей. От жалости к мальчику он то и дело ронял слезу ему на голову.
— Что это? — спрашивал сын.
— Да так, капли пота.
— Эй, клетка и костёр готовы! — объявили в этот момент майхака.
— Пойдём, сынок, попробуем, что там за клетка, — позвал сына отец.
Яналорэ забрался в клетку. Майхака закрыли её, отнесли в дом священных флейт и поставили на костёр. Как только мальчик зажарился, его тут же съели.
Рассказывают, правда, и немного иначе: будто майхака сделали в доме священных флейт каменную печь с двумя отверстиями. В одно запихали живого Яналорэ, а из другого вынули уже хорошенько прожаренного.
Украшения сына отец, как и обещал, отнёс жене. Мать взяла сосудик из тыквы, положила в него браслеты и убрала подальше под крышу, где на помосте хранился разный хлам.
На следующий день все пошли на охоту добыть мясо к очередному празднику. Мальчик по имени Кьявре и девочка по имени Зареро отправились тоже. Охотничий лагерь разбили в верховьях Обезьяньей реки. Неподалёку оттуда расположено, как известно, озеро Водяных Людей. На дне его Калайтеве подошёл к Куйматихоло и сказал:
— Ты знаешь, что майхака устроили праздник, а брат твой Яналорэ разболтал женщинам, как выглядят священные флейты? Яналорэ за это убили, а его браслеты мать спрятала в тыквенный сосудик и оставила на помосте под крышей. Можешь сходить посмотреть.
Куйматихоло принял облик обычной женщины и явился в дом родителей Яналорэ.
— Можно я у вас немного муки возьму, — попросила женщина, — она ведь, кажется, под крышей хранится?
Забравшись на помост, женщина разыскала сосудик, забрала браслеты и отнесла Калайтеве на дно озера.
— Действительно, брата убили, — подтвердила она. — Ты, вождь водяного народа, должен отомстить за смерть!
— Не беспокойся, я отомщу!
— Но только послушай: майхака сейчас не в селении, они охотятся в верховьях Обезьяньей реки.
На следующий день охотники вышли из лагеря, рассеялись по саванне и подожгли сухую траву, чтобы вспугнуть спрятавшихся животных. В лагере остались только Кьявре и Зареро. Вскоре они услышали странные звуки, напоминавшие крик лесного петушка тинаму:
«Хо… хо… хо…». Потом: «Сви… сви… сви…ТУРУРУ туруру…»
Звуки раздавались все ближе. Было в этом крике что-тс тревожное.
— Это не тинаму! — решили дети. Забравшись на макушку высокого дерева, они увидели. что к лагерю приближается Калайтеве. Он подошёл ж оставленным охотниками гамакам и сосчитал их. Чтобы не сбиться, Калайтеве привязал к каждому уже сосчитанному кусочек лыка, содранного со ствола пальмы. На земле он заметил верёвку с узлами. Индейцы пареси и сейчас вяжут узлы на верёвке, готовясь к празднику: сколько осталось дней столько узлов, последний развязывают в день праздника. Осмотрев верёвку и гамаки, Калайтеве разузнал все, что хотел, и вернулся в озеро.
— Зачем он считал узелки? — недоумевали Кьявре и Зареро.
Когда мужчины, нагруженные богатой добычей, пришли с охоты, дети рассказали, что они видели, сидя на деревьях. Но Кьявре и Зареро никто не поверил.
— Не первый раз мы охотимся в верховьях Обезьяньей реки, уже деды наши гоняли здесь дичь, и никогда никаких водяных людей никто не встречал!
— Скорее уйдёмте отсюда! — не унимались дети.
— Если вы так боитесь, то можете уходить, — разрешил мальчику с девочкой их отец. — Я провожу их немного, — объявил он товарищам. — Дальше сами доберутся.
Между тем Калайеве созвал обитателей озера и сообщил результаты своих наблюдений в охотничьем лагере. Вскоре он во главе отборного отряда двигался к верховьям Обезьяньей реки. В это же время Кьявре и Зареро уже шли по дороге в деревню. Когда до них донеслись вопли и крики, дети ускорили шаг.
— Это вернулся тот страшный человек, что тогда приходил, он на наших теперь напал! — предупредили они отца.
— Не говорите глупостей! Это охотники кушают потроха, вот и развопились от радости, — возразил индеец. — Вы дальше сами идите, до дому недалеко, а я вернусь, возьму нашу долю мяса.
Набив животы человечиной, Калайтеве и его водяные люди начали сравнивать число убитых охотников с числом гамаков. Вскоре они обнаружили, что троих обитателей лагеря не достаёт. Калайтеве прислушался. Звук приближающихся шагов оповестил его о приближении отца Кьявре и Зареро. Едва тот вышел из зарослей, как его схватили и тоже съели. Детишек Калайтеве нагнал без труда и принёс к реке Сакри, где сейчас Красивый порог.
— Ты, Зареро, — объявил он, с— танешь предводительницей водяного народа на этом пороге.
— Нет, я здесь не останусь, потому что здешний водяной народ людей кушает.
— Хорошо, пусть Кьявре останется, а ты будешь жить на порогах Утиарити.
Кьявре и Зареро и поныне хозяйничают на этих порогах. Между тем водяные люди приняли облик всех тех мужчин, которых они убили, погрузили жареное мясо на специальные носилки и понесли его в селение майхака. Явились туда и запели:
— Вот и съедены майхака за то, что сами съели Яналорэ!
Эта песня повторялась на разные лады, но деревенские женщины не придали словам никакого значения и даже не спросили, куда подевались Кьявре и Зареро — так они были рады удачному завершению охоты. В одном из домов жили двоюродные сестры Макарикало и Макуяло. Кто-то заглянул к ним и спросил:
— Где здесь пиво?
— Вон стоит, — отвечали женщины.
Человек взял сосуд с пивом и вынес товарищам. Те принялись петь, танцевать и прихлёбывать пиво, но быстро устали, так как водяным людям все же непривычно подолгу оставаться на суше. Двое приняли облик мужей Макарикало и Макуяло и стали соображать, как лучше прикончить и съесть жён. Решили сделать вид, что пьяны.
— Мужья Макарикало и Макуяло пьяны, надо отнести их домой! — объявили танцоры.
— Где наши гамаки? — обратились пьяные к жёнам, с трудом выговаривая слова.
— Вот у помоста, ложитесь!
Двое легли. Между их гамаками на полу стояла большая корзина с хлопком. В это время в дом зашли остальные мужчины и пустились танцевать с женщинами. Пьяные поднялись. Один из них сделал пару шагов и снова повалился в гамак. Макарикало легла рядом, думая, что в гамаке муж. Своего маленького ребёнка она взяла на руки. В помещении стало почти темно. Пьяный притворился, будто заснул. Потом издал приглушённое ворчание и стал бубнить песню о том, как они убили и сожрали мужей этих женщин.