Забери меня в свой мир! - Светлана Рощина

станет для меня слишком тяжёлой ношей, которую, боюсь, я не вынесу. Поэтому проще просто прожить эту жизнь как-нибудь самой, так как в этом случае я буду переживать только за саму себя, а не за близкого и дорогого мне человека, что вынести гораздо сложнее.

Несколько лет мне удавалось продержаться. Никаких нарушений, неосторожных или случайных, я не допускала и порой стала терять бдительность. А не следовало. И вот несколько дней назад я возвращалась с работы домой. Уже начался вечер и слегка стемнело. Неторопливо и аккуратно я шла по тротуару к своему дому, как вдруг услышала чей-то тоненький голосок:

— Тётя! — звал ребёнок, но я даже не обернулась. Мало ли, какую тётю звал этот малыш? Но призыв повторился.

— Тётя! Тётя! — молил кого-то ребёнок, и я обернулась.

И это стало первой моей ошибкой.

На обочине дороги стояла девочка лет семи с рюкзаком за спиной. Заметив, что я посмотрела в её сторону, девочка обрадовалась и снова повторила:

— Тётя!

Оказывается, это она обращалась ко мне. Да, так меня ещё никто не называл!

— Ты меня? — удивлённо спросила я девочку.

— Да! — закивала она.

— И что ты хотела? — спросила я, всё ещё не приближаясь к ребёнку.

— Помогите мне здесь пройти! — попросила девочка, показывая рукой вперёд.

Впереди был аптечный киоск, у входа в который был привязан большой пёс. Но пёс был в наморднике и сидел совершенно спокойно, поэтому мне было сложно понять, почему девочка испугалась.

— А где твои родители? — тут же спросила я малышку. — Почему ты здесь одна?

— Я была на занятии в театральной студии, — ответила девочка. — Мама приехала за мной, но не смогла припарковаться рядом со студией. Она велела мне идти прямо по дороге, пока я не увижу её машину.

— Отличная мама! — вслух сказала я, пожалев бедную девочку. — Ладно! — обратилась я к ней. — Давай руку! Отведу тебя к маме!

Девочка послушно подала мне руку, и мы пошли. Проходя мимо собаки, я сказала малышке:

— Смотри! Собачка в наморднике! Она крепко пристёгнута к перилам! Поэтому она на тебя не нападёт! Видишь, какая воспитанная собачка!

Пёс, в самом деле, вёл себя образцово. Он не издал никакого рычащего звука, когда мы проходили мимо него, лишь молча проводил нас взглядом. И мы с девочкой спокойно прошли эти несколько шагов. А затем малышка воскликнула:

— Вон моя мама! Это её машина! — и показала рукой на припаркованный поблизости автомобиль.

И почему, интересно, эта мамаша сразу не могла пойти навстречу дочери, если она была так близко?

Заметив девочку, женщина вышла из автомобиля, и малышка, тут же отпустив мою руку, побежала к матери. А я лишь стояла и наблюдала за этой сценой.

Подбежав к матери, девочка показала ей на меня рукой, затем помахала мне на прощание, и я помахала ей в ответ. На душе у меня стало легко, потому что я сделала доброе дело, после чего я повернулась и продолжила путь домой. А на следующий день меня арестовали.

Оказывается, мать девочки заявила, что я пыталась похитить её дочь. На видеоплёнке с камеры, установленной на аптеке, было зафиксировано, что я взяла девочку за руку и шла с ней. И тот момент, когда я показывала девочке пса, говоря, что он не опасен, был расценен как угроза в отношении ребёнка. Мол, я пугала девочку этим псом, заявляя, что напущу на неё зверя, если она добровольно не пойдёт со мной. И у девочки не оставалось выхода, как послушно выполнять мои требования. И лишь появление матери девочки сбило мои планы. Малышке удалось от меня сбежать, но я не могла так просто отпустить свою добычу и принялась размахивать руками и кричать угрозы в адрес девочки. Все мои поступки и движения были истолкованы превратно, но мои объяснения никто не слушал, а девочку даже никто не расспрашивал.

По закону, ребёнка до десяти лет можно опрашивать лишь с разрешения родителей. А мамаша этой девочки, естественно, не позволила дочери сказать хоть слово, способное оправдать меня в глазах закона. Я была признана виновной только на основании заявления этой женщины, которая поленилась встретить своего ребёнка на выходе из театральной студии, и теперь мне предстояло заплатить за её халатность.

Спустя семь лет я снова стояла в зале городского Дворца Правосудия вместе примерно с тридцатью другими беднягами и готовилась вновь пережить самый худший кошмар в моей жизни. Только в этот раз я уже не была растерянной девчонкой, пытающейся понять происходящее и молящей о милосердии, я была готова к активным действиям, хотя и знала, что единственное, чего я смогу добиться, лишь небольшой отсрочки. Но нужно было хотя бы попробовать! Вдруг из этого что-нибудь получится?

Глазами я отметила двери в зал. Там стояла пара невооружённых охранников, и, при желании, если с кем-нибудь объединиться, можно будет через них прорваться. И тут я посмотрела на паренька, стоящего справа от меня.

Бог мой, он такой молодой! Да ему лет девятнадцать, не больше! Фактически ребёнок! Его взгляд был настолько потерянный, как у меня в первый раз, что стало очевидно, что он мне не помощник. Заметив мой взгляд, паренёк тоже посмотрел на меня своими щенячьими глазами, в который было столько мольбы, если не о помощи, то хотя бы о моральной поддержке, что я чуть было не дрогнула. Но мой опыт подсказывал, что добрые дела наказуемы. И порой за них приходятся расплачиваться собственной жизнью. И сейчас мне нужно было думать о себе и о своих шансах на побег, а не растрачивать драгоценное время на благотворительные дела. Поэтому я посмотрела в другую сторону.

Ага! Остальные мои товарищи по несчастью, видимо, были опытными людьми, потому что так же, как и я, целенаправленно изучали обстановку, рассчитывая, что делать и куда бежать. Это хорошо, потому что толпой мы точно проломим двери и выбьем окна.

Кстати, насчёт окон. Все они были закрыты, но не зарешёчены. Разумеется, мы же не ягнята, которых привели на убой, а цивилизованная страна, где каждый гражданин должен осознанно понести своё наказание! Мы должны сами понять, что убегать — бесполезно. Нужно с достоинством принять наказание как заслуженную кару за свой проступок, чтобы впредь не совершать подобное. Но учитывая, что мне, да и, думаю, большинству присутствующих, нет причин считать себя виновными, то это даёт нам право на определённую свободу действий, чтобы защитить себя хоть на время. Поэтому я пристальнее стала разглядывать окна, стёкла которых были заклеены бумажным скотчем, чтобы их было не так-то легко