Обещаю тебя забыть (СИ) - Сотникова Елена

Меня отвлекает прилетевшее на телефон смс. По заголовку вижу, что от банка. Пособий на Ромку я уже не получаю, зарплаты я еще не получаю. Неужели мошенники добрались? А ведь у меня там на счету все сбережения! Все деньги. И если уведут еще и их…

Сердце ухает вниз от страха за те несколько секунд, пока я дрожащими пальцами открываю сообщение. Ухает, замирает и пускается вскачь от увиденного. Если это и мошенники, то какие-то неправильные, потому что они не сняли, а перевели мне деньги! Причем такую сумму, что глаза лезут на лоб.

Еще одно смс с такой же суммой прилетает почти сразу, и цифра на моем счету удваивается на глазах.

Мать моя женщина, этого еще не хватало! Теперь я точно уверена, что меня используют в каких-то мошеннических схемах.

Набираю номер горячей линии банка, попутно проклиная голосового помощника, который теперь минут пять будет болтать, перечисляя пункты, и уверять, что он может помочь не хуже, чем оператор. Пока я зависаю на линии, ожидая момента, где бота можно переключить на живого сотрудника банка, слышу еще сыплющиеся смс.

Да возьмите же вы трубку!

Наконец, спустя еще две или три минуты мне удается связаться с оператором и сбивчиво объяснить ситуацию.

— Да, вижу. Деньги были переведены вам от Станислава Юрьевича Гэ с назначением платежа — алименты. К сожалению, я не могу отменить перевод. Но если вы считаете, что действия этого человека были ошибочные, вам необходимо с паспортом подойти в ближайшее отделение нашего банка и написать заявление.

— Простите, еще раз — от кого был перевод? — переспрашиваю шокированно, слыша знакомое имя.

— Станислав Юрьевич, назначение платежа — алименты, — терпеливо повторяет девушка на том конце связи, пока я пытаюсь переварить услышанное.

— Спасибо. Я поняла…

— Я еще могу быть вам полезной?

— Нет, я выяснила, что хотела, — выдыхаю на автомате.

— Рада была вам помочь. После консультации оцените, пожалуйста, качество обслуживания… — И что-то там еще, что я уже не слушаю, тыкаю на экране цифру пять и скидываю вызов.

Возвращаюсь снова в мобильный банк, стеклянным взглядом глядя на сумму, красующуюся у меня на счету. Это квартира. Шикарная двушка с ремонтом в центре или трешка в новостройке. Или две однушки. Или…

Боже!

Мне трудно дышать.

Шок, страх, неверие. Это Горов.

Когда сотрудник банка назвала его имя, все стало ясно. Он ведь заявился ко мне домой в нашу последнюю встречу именно с этой претензией! Что знает о сыне, что будет добиваться общения с ним, признания отцовства.

С моим увольнением, потопом, Лешей, поиском работы я совершенно забыла обо всем этом, просто вылетело из головы, а вот Горов, похоже, помнит. И деньги как первый тревожный звоночек.

А если он таким образом хочет купить у меня Ромку? Если решит его забрать? И телефона Стаса, как назло, у меня нет. Чтобы позвонить, чтобы высказать ему все в лицо, что я думаю о его миллионах!

Ничего. Он еще появится. У меня будет возможность швырнуть ему его бумажки в лицо.

Но Горов не заставляет себя долго ждать, перезванивая сам. Я пятой точкой чувствую, что незнакомый номер, высветившийся почти сразу на экране, — это он. И не ошибаюсь.

— Слушаю!

— Здравствуй, Катя. Это Стас. Прости, что беспокою… — звучит в трубке знакомый голос.

Родной, далекий. Чужой…

Когда-то я обожала наши разговоры по телефону, когда-то ждала их как манну небесную.

— Куда тебе вернуть деньги? На этот номер? — игнорируя приветствие, сразу иду в атаку.

— Видела, значит, — хмыкает удовлетворительно. — Замечательно. Не нужно мне ничего возвращать. Это сыну.

— Нам ничего не нужно от тебя!

На несколько секунд в трубке повисает тишина, а после спокойным ледяным тоном, от которого у меня по коже бегут мурашки, Стас бьет на поражение:

— Гордая девочка, помню. Не изменилась. Но с чего ты решила, что имеешь право лишать ребенка средств? Я перевел не для тебя, с тобой мы обсудим позже. Я перевел сыну. Ты в курсе, что нарушаешь его права, отказываясь от алиментов? Готова столкнуться с последствиями таких неразумных действий или все-таки поговорим без ненужных эмоций?

Я до боли закусываю губу. Гад. Какой же он все-таки гад. Меня буквально трясет от желания высказать ему в открытой форме, что я думаю о его методах и куда ему идти. Только есть одно но: вряд ли он прислушается, а вот хуже сделать могу. Поэтому беру себя в руки, считаю до пяти и выдыхаю.

— Чего ты хочешь? — выдавливаю сдержанно.

Стас прав. Эмоции здесь неуместны. Самый действенный способ в любой ситуации — поговорить. Чаще всего этого хватает, чтобы решить проблему. А вот если он не помог — тогда да, можно злиться, паниковать и проявлять агрессию.

— Кать, я тебе не враг. Не нужно возводить стену там, где должно быть свободное пространство.

— Угу. Именно поэтому ты начинаешь с угроз! — вырывается обиженно.

— Я не хотел. — И, чуть помолчав, добавляет: — Прости.

Я ведусь. На его слова, на тембр голоса, на раскаяние, звучащее в словах. Меня немного отпускает. Иллюзия того, что Горов не такой уж и монстр, каким рисует его обиженное эго, продолжает медленно, но верно завоевывать мое доверие.

— Стас, — прошу уже не таким резким тоном. — Зачем ты появился? Зачем вообще все это? Оставь меня и сына в покое. Не ломай нам жизнь, пожалуйста!

Горов медлит с ответом. Мне кажется, ему нравится нанизывать мои нервы на тонкие шпажки. Он словно издевается, давая мне время накрутить себя, придумать бог знает сколько вариантов, начиная от самых простых и заканчивая самыми извращенными, а уже после устало выдыхает:

— Кать, не надо играть на моей совести. Рома — мой сын тоже. И я имею право участвовать в его жизни. Как бы ты себя чувствовала, окажись на моем месте? Узнай, что у тебя есть ребенок, существование которого от тебя скрывали больше четырех лет? Лишили права выбора принять или отказаться от факта его рождения. Отозвалась бы на просьбу забыть и оставить его в покое? Знать, что где-то растет твой родной сын, которому нужна твоя любовь и поддержка, а ты не можешь их ему дать? Не потому, что отказалась, а по причине того, что этого не хочет второй родитель? Скажи, ты бы согласилась?

Он всегда знал, куда бить. Знал и пользовался этим. Его слова режут без ножа, стоит мне только на мгновение представить подобную ситуацию. Проникают в самое сердце.

Удивительно, но я никогда не смотрела на все вышесказанное его глазами. Я судила с точки зрения морали, руководствовалась интересами и чувствами Ромки, но никак не Стаса. А сейчас, после всех этих вопросов, внезапно увидела совсем другую картину. И она мне очень не нравится.

— Ты бы хотела, чтобы твоего сына воспитывала другая женщина? Не родная. Учила жизни, помогала. Как думаешь, она смогла бы любить его так же, как это делала бы ты? — добивает последним аргументом, и я не выдерживаю:

— Хватит, Горов! Прекрати!

— Не нравится?

Да, не нравится! Признавать свои ошибки всегда неприятно.

— Я поняла тебя.

— Вот и замечательно. Больше, надеюсь, мы к этому не вернемся. А теперь к пункту "чего я хочу". На самом деле ничего такого, что могло бы навредить тебе или уж тем более ребенку. Я всего лишь надеюсь, что тоже буду участвовать в его жизни. Как отец. Я имею на это право. И то, что меня не было рядом все эти годы, не моя вина. Не мой выбор, ты это знаешь. Кстати, какую легенду ты сочинила ему про папу? Я умер? Я летчик? Полярник? Негодяй?

— Никакую, — буркаю еле слышно.

Это действительно правда. На удивление, Ромка никогда не задавал мне вопросов про отца. Не спрашивал, где он, почему его нет рядом, есть ли он у него вообще. Возможно, потому, что сынишка не так давно начал разговаривать. Всего год назад. А может, просто принял тот факт, что у кого-то папа есть, а у кого-то нет. И он из вторых.

В любом случае вопросы об отце у сына пока не возникали. Может, время не подошло, а может, еще что. Я была рада, что он не интересуется, и сама не заводила разговоров об этом.