Жена башмачника - Адриана Трижиани

Ошеломленный подобной картиной, Чиро протянул ей цветы:

– Это вам, синьора.

Карла Дзанетти улыбнулась и взяла букет.

– Ну, ты уже завоевал ее сердце, сынок, – сказал Ремо. – А теперь поехали на Малберри-стрит.

Карла шла впереди, рассекая людское месиво. Чиро оглянулся и увидел девушку – та уже улыбалась очередному простофиле. Подалась к нему, коснулась его руки – точно так же, как несколько минут назад коснулась руки Чиро. В памяти всплыло предупреждение Игги о слишком ласковых красавицах.

Экипаж, покачиваясь, катил по улицам, лавируя между пешеходами, телегами и автомобилями. Улицы Маленькой Италии были узкие, как шнурки от ботинок. Скромные здания, в основном двух– и трехэтажные, деревянные, сооруженные на скорую руку, точно штаны из лоскутов. Швы в стенах были наскоро заделаны странными обрезками металла, с крыш свисали водосточные трубы из кусков различной ширины, соединенных разнородными жестяными заплатками. Некоторые здания сверкали свежей побелкой, но остальные шелушились слоями старой краски.

Булыжные мостовые были переполнены людьми, а когда Чиро поднял взгляд, он заметил, что в каждом окне маячат лица. Женщины высовывались из окон второго этажа, окликая детей или болтая с соседями. На ступенях сидели выходцы с юга Италии. Будто вскрыли корабельный трюм и высыпали пассажиров прямо на улицы Маленькой Италии. Из труб вылетали клубы черного дыма, какой бывает от сырых дров, а единственной зеленью были росшие на крышах чахлые деревца, что торчали над зданиями увядшими букетами.

Звуки города – оглушительная какофония из свиста, гудков, музыки и ругани. Привычный к тишине, Чиро сомневался, сможет ли когда-нибудь к этому приспособиться. Когда они прибыли на Малберри-стрит, он вызвался заплатить кучеру, но Ремо не позволил. Чиро выпрыгнул из повозки и подал руку Карле. Синьора Дзанетти кивнула мужу, явно впечатленная манерами Чиро.

Босоногий мальчишка в потрепанных шортах и рваной рубашке протянул Чиро раскрытую ладонь. Его черные волосы были неровно обкромсаны, густые брови приподняты выразительными домиками, встревоженные карие глаза широко раскрыты.

– Va, va![43] – прикрикнула Карла на мальчика, но Чиро дал ему монетку.

Мальчишка, зажав монету в высоко поднятой руке, развернулся и побежал по тротуару, чтобы присоединиться к друзьям. А те, в свою очередь, рванули к Чиро. Но Ремо ухитрился втолкнуть его в дом, прежде чем карманы Чиро опустели.

Бедняки в Маленькой Италии отличались от тех, что Чиро видел раньше. В горах бедняки одевались в простую, но крепкую одежду. Бархат им заменяла вареная шерсть. Пуговицы и тесьма пришивались лишь к праздничной одежде, которую надевали на свадьбы или похороны. Нью-йоркские итальянцы тоже были в одежде из простой шерсти, вот только на головах у них красовались шляпы, ремни сияли золочеными пряжками, а пуговицы так и сверкали. Женщины были щедры на помаду и румяна, а на каждом пальце у них блестело по золотому кольцу. Разговаривали они оглушительно, сопровождая речь театральными жестами.

В Итальянских Альпах такое поведение сочли бы проявлением дурного воспитания. В городке, где вырос Чиро, выбор товаров на тележках торговцев был скромен, а скинуть цену можно было лишь самую малость. Здесь же тележки ломились от товаров, а покупатели были разборчивы. Чиро приехал из мест, где люди были благодарны, если им удавалось купить самую скромную вещь. Здесь же каждый действовал так, будто имеет право на лучшее. Чиро словно попал в цирк, представление в котором шло итальянское, но шатер был американским.

А в это время в горах Энца разливала домашнее красное вино из бочонка по бутылкам, выстроившимся в ряд на садовой скамейке. Она закрывала глаза и подносила бутылку к носу, отделяя запах деревянного бочонка от возможной горчинки винограда. Уже начав закупоривать бутылки, она увидела, что в дом входят отец и синьор Ардуини.

Энца быстро сняла передник, на котором расплывались пурпурные пятна, и пригладила волосы. Она проскользнула в дом через боковую дверь. Пока Марко забирал у землевладельца шляпу и пододвигал ему стул, Энца достала с полки два маленьких бокала и поставила их между отцом и падроне.

– Я всегда говорил, что у детей Раванелли лучшие в горах манеры, – улыбнулся синьор Ардуини.

Энца смотрела на него, думая, что если бы так сильно его не боялась, если бы ее так не беспокоила власть, которую синьор Ардуини имел над их семьей, то он мог бы ей по-настоящему нравиться.

– Благодарю вас, – сказал Марко.

Энца открыла жестянку с печеньем и выложила на тарелку сладкие анджинетти[44], расстелила перед мужчинами льняные салфетки.

– Хотел бы я, чтобы моя дочь обладала грацией этой синьорины, – сказал Ардуини.

– Мария – очаровательная девушка, – заверил его Марко.

– Очаровательная и испорченная, – вздохнул Ардуини. – Но спасибо.

Энца все знала об избалованной Марии Ардуини, поскольку шила для нее наряды, когда брала сдельную работу в деревенском ателье. Если Мария не могла решить, какую ткань выбрать, она заказывала сразу три платья вместо одного.

– Мы всегда счастливы видеть вас. Что привело вас сегодня? – спросил Марко.

– Я собираюсь покинуть горы и пришел поговорить о доме.

– Нам бы хотелось договориться об условиях продажи, – начал Марко.

– Прежде я всегда рассчитывал когда-нибудь продать его вам, – сказал синьор Ардуини.

Марко продолжил:

– Мы надеемся выплатить последний взнос на исходе лета.

Энца накрыла ладонью руку отца:

– Синьор Ардуини, вы сказали, что раньше надеялись продать дом нам. Ваш план не изменился?

– Боюсь, что теперь это невозможно.

Воцарилось долгое молчание. Синьор Ардуини сделал глоток бренди.

– Синьор Ардуини, у нас была договоренность, – сказал Марко.

– Мы бы хотели сделать вам предложение касательно конюшни, – сказал синьор Ардуини, поставив стакан на стол. – Вы знаете, что она многого не стоит, но я уверен, что мы можем договориться о честной цене.

– Правильно ли я вас понял, синьор? Вы отказываетесь от нашего соглашения по продаже дома, но хотели бы купить мою конюшню, которая принадлежит нашей семье сотню лет? – тихо спросил Марко.

– Это маленькая конюшня, – пожал плечами Ардуини.

Энца в ярости выпалила:

– Мы никогда ее не продадим!

Синьор Ардуини взглянул на Марко:

– Ваша дочь решает за вас?

– Мой отец работал не покладая рук многие годы, чтобы выплачивать вам высокую арендную плату в обмен на возможность безоговорочно выкупить наш дом. Вы обещали ему, что продадите его сразу же, как мы скопим достаточно денег для оплаты в рассрочку.

– Энца. – Марко покачал головой, глядя на дочь.

– Дом нужен моему сыну, – сказал синьор Ардуини.

Энца была не в силах обуздать гнев.

– Ваш сын проматывает каждую лиру, которую вы ему даете. Он пропивает свое содержание в таверне в Аццоне.

– Он может воспитывать своего сына так, как ему угодно. И это его дом, Энца. Он может делать с ним что пожелает, – ответил ей отец.

После смерти Стеллы амбиции оставили Марко. И такой поворот событий, казалось, не столько удивил его, сколько усилил чувство беспомощности: водоворот постоянного невезения утягивал его на дно.

– Синьор, вы взяли назад свое обещание. Это делает вас лжецом, – не унималась Энца.

– Я был добр к вашей семье многие годы, и вот как вы отплатили мне. Вы позволяете своей дочери оскорблять меня. Я даю вам время до конца месяца, чтобы освободить дом.

– Несколько минут назад у меня были лучшие манеры в этих горах. – Голос Энцы дрогнул.

Ардуини встал, надел шляпу – в знак неуважения, потому что он еще не покинул дом. И вышел, не закрыв за собой дверь.

– Мы должны найти новое жилье. – Марко был оглушен. Он не ожидал, что встреча может так плохо закончиться.

– Хватит с нас аренды! Хватит жить в страхе, во власти падроне! У нас должен быть собственный дом, и мы его купим! – сказала Энца.

– На какие деньги?

– Папа, я могу поехать в Америку и работать там швеей. Я слышала, как девушки в лавке говорили об этом. Там есть фабрики и работа для каждого. Я могла бы поехать, поступить на работу и присылать деньги домой, а когда у нас их будет достаточно, я вернусь, чтобы заботиться о вас с мамой.

– Я не отпущу тебя.

– Так поезжай со мной! Ты тоже сможешь найти работу – и у нас появится еще больше денег на дом. Баттиста пока будет заниматься извозом. Все должны работать!

Марко снова сел за стол. Уронил голову на скрещенные руки.

– Папа, у нас нет выбора.

Марко поднял взгляд на дочь. Он слишком устал, чтобы спорить, и был слишком подавлен, чтобы предложить другой вариант.

– Папа, мы заслужили собственный дом. Пожалуйста. Позволь мне помочь вам.

Но Марко только цедил бренди и смотрел в открытую дверь, точно надеясь на чудо.