Заговор богинь - Филис Каст

 – Как?

Но прежде чем она успела ответить, Ахиллес добавил:

 – Я не хочу пить какие-то зелья или чтобы меня окуривали вонючим дымом какой-нибудь мерзкой травы.

 – Это хорошо.

 – Но тогда как?

Кэт немножко подумала, как наилучшим образом объяснить воину Древнего мира, что такое гипнотическое воздействие. Наконец она нашла вариант:

 – Это чары, которые я могу наложить на тебя силой Афины. Так делают оракулы.

Ахиллес кивнул с серьезным видом.

 – Эта богиня обладает огромной силой. И что ты Должна сделать?

 – Вообще-то делать должен ты, а я тебе буду помогать. Погоди-ка...

Катрина вышла из-за занавески и сняла с крюка едва тлеющий фонарь. Вернувшись с ним к кровати, она поставила фонарь на ночной столик. Еще больше прикрутив фитиль, Катрина оставила едва заметный огонек.

И, довольная результатом, вернулась на свое место в изножии кровати.

 – Начнем с того, что ты должен расслабиться, – Сообщила она Ахиллесу.

Он глянул на нее скептически.

Катрина улыбнулась.

 – Просто доверься мне. Я ведь оракул.

 – Ну, оракул, если бы я смог расслабиться, я смог бы и заснуть. Но, видишь ли, как раз в этом и загвоздка.

 – Ладно, давай просто поговорим. Может быть, я сумею наложить на тебя чары.

 – Поговорим?

 – Да, мы ведь уже это делаем. И именно это мы делали раньше, вечером.

Ахиллес ответ взгляд.

 – Я должен просить у тебя прощения, царевна. Мне не следовало прикасаться к тебе так, как я это сделал.

 – Если ты не забыл, я первая начала.

 – Я не должен был этого допускать. Это было опасно.

 – Одиссей рассказал мне о ярости, которая овладевает тобой, – медленно произнесла Кэт.

 – Вот именно потому я и не должен был такого позволять, – сказал Ахиллес.

 – С тобой такое всегда случается, если ты... э-э... целуешь женщину?

Ахиллес снова посмотрел ей в глаза.

 – Это случается, когда я возбуждаюсь.

 – Каждый раз? – мягко спросила Катрина.

 – Я... я не знаю.

 – Как это понимать? Как ты можешь не знать этого?

 – Очень просто...

Ахиллес сорвался с места так быстро, что Кэт не успела ничего понять. Только что он сидел там... и вот он уже метнулся к ней и схватил ее за запястья, притянув к себе так, что ее лицо очутилось всего в нескольких дюймах от его лица.

 – Я не могу этого знать, потому что обычно не позволяю себе желать женщину. Прикасаться к женщине. Вот так, как я желаю и прикасаюсь к тебе сейчас.

«Вот дерьмо, – подумала Катрина, – Пожалуй, было бы куда проще и легче, если бы меня отправили прямиком в ад...»

Глава 11

 – В самом деле? – Она произнесла это ровным, спокойным голосом. – Значит, ты не прикасался и не пугал до полусмерти Брисеиду?

Ее слова оказали на Ахиллеса желаемый эффект. Ржаво-красный свет, уже начавший разгораться в его глазах, угас, и он выпустил руки Катрины, словно обжегшись о них.

 – Нет, – коротко ответил он, – Я ни разу не прикасался к этой девице Брисеиде.

Катрина подавила желание потереть запястья в тех местах, где, как она была уверена, останутся теперь синяки.

 – Ты не прикасался к ней, но она все равно тебя боялась?

 – Да, боялась.

 – Ладно, тогда ты должен кое-что понять раз и навсегда. Я. Не. Похожа. На. Брисеиду. Вообще-то я не похожа ни на одну женщину, которых тебе доводилось знать. И если нам с тобой придется какое-то время находиться рядом, – а я думаю, что это так и будет, – ты должен просто принять это и перестать судить обо мне как о других женщинах.

Катрина огляделась по сторонам и облегченно вздохнула увидев кубок на прикроватном столике.

 – Черт, мне надо выпить.

Она встала, схватила кубок и направилась к кувшину вина, который уже начала опустошать. Но все-таки оглянулась на Ахиллеса, скрытого полупрозрачной занавеской.

 – Ты не против, если я немножко выпью?

Он в очередной раз был озадачен.

 – Конечно, не против.

 – Вот и хорошо.

Катрина наполнила кубок до краев и, прихватив с собой кувшин, вернулась к кровати. Она поставила кувшин на прикроватный столик рядом с лампой, но на этот раз не стала нервно пристраиваться на самом краешке постели, в изножье, как умалишенный голубок, напуганный статуей (в данном случае Ахиллеса), внезапно ожившей. Она шлепнулась на кровать, удобно подобрав под себя ноги и очутившись гораздо ближе к Ахиллесу, и сделала основательный глоток великолепного красного вина.

 – Ладно, договоримся так. Я думаю, что могу тебе помочь. Не только с бессонницей, но и с этим твоим... как это... «пусть ко мне не прикасается женщина, которая мне нравится». Вот так.

Она осторожно улыбнулась Ахиллесу.

 – То есть если предположить, что тебя действительно ко мне влечет.

Губы Ахиллеса изогнулись в подобии улыбки.

 – Действительно.

 – Но если ты начнешь слишком активно ко мне прикасаться – и я снова предполагаю, исходя из нашего недавнего самодеятельного сеанса на берегу, – у тебя опять проявится... – Катрина ткнула пальцем в Ахиллеса, потом как бы обвела его издали указкой, словно он был чем-то вроде учебного пособия на занятии по психологии, – проявится твое второе «я», с которым я уже столкнулась этим вечером.

 – Значит, ты не смотришь на меня как на него?

Катрина медленно протянула руку и коснулась пальцем рваного шрама, сбегавшего по его левому бицепсу.

 – Нет, не смотрю. Да и с чего бы? Одиссей мне объяснил, что с тобой происходит, и я сама видела, как это начинается. Видела, что ты превращаешься в нечто такое, что определенно не является тем, что ты есть сейчас.

На мгновение-другое Ахиллес склонил голову, как будто с его плеч только что сняли гигантский груз, и он невольно согнулся с непривычки. Потом медленно, осторожно его плечи расправились, голова поднялась.

 – Ты единственная женщина из всех, кого мне доводилось знать в жизни, которая это поняла. Это действительно не я. Это нечто, что завладевает мной. И я не могу с ним справиться. Я даже остановить его могу лишь изредка. И я не могу вызвать это по собственному желанию. Если бы я мог, я бы не был сплошь покрыт этими отвратительными шрамами.

 – Они вовсе не делают тебя отвратительным, – возразила Катрина.

Ее пальцы все еще лежали на шраме, рассекшем бицепс Ахиллеса.

 – Они – часть тебя самого. И для меня они служат просто физическим свидетельством того, как тяжко тебе приходилось трудиться. Они всего лишь связаны с ценой, которую ты платишь за то, чтобы каждый знал твое имя.

 – Да, это ты правильно сказала. Это – цена. Штраф, который я должен платить. Моя ноша и, как ни забавно, мой собственный выбор.