Проект «Аве Мария» - Энди Уир

— Обитаемый отсек в «Аве Марии» крайне мал: 125 кубометров.

— Ну, для космического корабля даже просторно, — возразил я.

— Для капсулы вроде «Союза» или «Ориона» просторно, а для космической станции — очень тесно. Он получится в десять раз меньше обитаемого отсека на МКС.

— Так, — кивнул я. — И в чем проблема?

— Проблема в том, — Стратт грохнула передо мной папку с бумагами, — что члены экипажа убьют друг друга.

— В смысле? — Я открыл папку. Внутри оказалась внушительная стопка листов с печатным текстом. Точнее, это были сканы набранных на компьютере страниц: одни на английском, другие на русском. — Что это?

— Во времена «космической гонки» Советы сразу же нацелились на Марс. Они рассуждали просто: если полететь на Марс, то высадка американцев на Луне покажется скучной банальностью.

Я захлопнул папку. Все равно я не понимал текст на кириллице. Но я догадывался, что Стратт сумела его прочесть. Казалось, она знает все существующие в мире языки.

Стратт подперла подбородок руками.

— Путешествие на Марс с технологиями 1970-х означало бы полет по гомановской траектории[69], то есть экипаж провел бы на борту корабля чуть больше восьми месяцев. И вот, советские ученые решили проверить, что произойдет с людьми, если их на несколько месяцев запереть в тесном замкнутом пространстве.

— И?

— На семьдесят первые сутки между мужчинами начались ежедневные драки. На девяносто четвертый день эксперимент пришлось прервать: один из испытуемых чуть не зарезал другого осколком стекла.

— Сколько человек полетит на «Аве Марии»?

— На данный момент планируется трое.

— Ясно, — произнес я. — То есть вы переживаете из-за того, что может произойти, если мы отправим трех космонавтов в четырехлетний полет в отсеке объемом 125 кубометров?

— Дело не только в том, чтобы они сошлись характерами. Каждый член экипажа будет с самого начала знать: через несколько лет он погибнет. И немногочисленные отсеки корабля станут единственным, что в своей короткой жизни увидят космонавты. Психиатры, с которыми я консультировалась, утверждают, что у экипажа, скорее всего, разовьется тяжелейшая депрессия. Высока вероятность суицида.

— Понятно, психологи нас не обрадовали. Но неужели больше ничего нельзя поделать? — спросил я.

Стратт подтолкнула ко мне пачку бумаг, скрепленную степлером. Заглавие гласило: «Влияние длительного коматозного состояния на организм приматов и человека, а также негативные последствия. Авторы: Шрисук и др.»

— Прекрасно. И что это? — поинтересовался я.

— Исследование, проведенное одной развалившейся конторой из Таиланда. — Она задумчиво взболтала напиток в бокале. — Они погружали онкологических больных в искусственную кому на время проведения химиотерапии. Пациенты получали длительное лечение, не испытывая никаких страданий. А потом, когда наступала ремиссия или если лечение не помогало и оставался лишь переезд в хоспис, их будили. В любом случае, больные «пропускали» долгий мучительный период.

— По-моему, отличная идея.

— Если бы не одно «но»: высокий процент летальных исходов, — грустно произнесла Стратт. — Как выяснилось, человеческий организм попросту не рассчитан на длительное пребывание в коме. Химиотерапия назначается на месяцы, а потом часто делают повторные курсы. Ученые пробовали на приматах различные методики погружения в искусственную кому, но обезьяны либо погибали, либо просыпались в состоянии «овоща».

— Тогда почему мы об этом говорим?

— Исследования продолжились. На сей раз ученые обратились к истории пациентов, перенесших кому. Выбрали тех, кто вышел из длительного коматозного состояния без ощутимых последствий, и попытались понять, что у них общего. И ответ удалось найти.

Архивные бумаги «Роскосмоса» были для меня загадкой, зато я имел богатый опыт работы с научными докладами. Перевернув несколько страниц, я заскользил глазами по строчкам.

— Генетические маркеры? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Ученые обнаружили набор генов, делающих человека «кома-резистентным». Так они окрестили новый феномен. Искомые последовательности оказались в составе так называемых «мусорных ДНК»[70]. Безусловно, это свойство почему-то возникло у людей очень давно в ходе эволюции и до сих пор мелькает в генетическом коде некоторых из нас.

— А уверены ли авторы исследования, что эти гены отвечают за «кома-резистентность»? — усомнился я. — Коррелируют с ней, да, но являются ли причиной феномена?

— Да, уверены. Такие же гены обнаружены и у низших приматов[71]. Что бы то ни было, оно восходит к древнейшей части эволюционного дерева[72]. Поговаривают, чуть ли не к самому водному предку[73], который периодически впадал в спячку. В общем, исследователи отобрали приматов с генами резистентности, и животные вышли из длительной комы без побочных эффектов. Все до единого.

— Ага, понимаю, куда вы клоните. — Я отложил документы. — Каждый кандидат сделает ДНК-тест на наличие генов кома-резистентности. В полете членов экипажа погрузят в кому. И им не придется действовать друг другу на нервы в течение четырехлетнего путешествия или предаваться размышлениям о скорой смерти.

— И это еще не все! — Стратт отсалютовала мне бокалом. — Раз экипаж в коме, вопрос с едой решается гораздо проще. Порошкообразная питательная смесь со сбалансированным составом поступает прямиком в желудок. Нет нужды в тоннах разнообразных блюд. Только порошок и замкнутая система рециркуляции воды.

— Звучит, словно мечта, ставшая явью, — улыбнулся я. — Вроде анабиоза в научно-фантастических романах. Но почему вы пьете алкоголь и так измотаны?

— Есть пара нюансов, — призналась Стратт. — Первое: нам придется разработать полностью автономную систему наблюдения и ухода за экипажем, введенным в кому. Если она сломается, все погибнут. Причем нужно не просто следить за показателями жизнедеятельности и подавать нужные лекарства через капельницу. Система должна уметь перемещаться, проводить с каждым подопечным санитарно-гигиенические процедуры, справляться с пролежнями, распознавать и лечить вторичные инфекции и воспаления, возникающие вокруг ранок от внутривенных катетеров и зондов-анализаторов. И тому подобное.

— Думаю, эти проблемы мировое врачебное сообщество уж в состоянии решить, — уверенно произнес я. — Воспользуйтесь вашим легендарным авторитетом, отдайте пару команд, и все будет сделано.

Стратт сделала глоток из бокала.

— Это не главная проблема. Главная проблема заключается в следующем: в среднем гены резистентности встречаются у одного человека из семи тысяч.

— Нехило! — Я откинулся на спинку стула.

— Именно. Мы не сможем послать самых лучших специалистов. Мы отправим в космос лишь одну семитысячную их часть.

— То есть в среднем одну трехсполовинойтысячную, — уточнил я.

Она лишь закатила глаза.

— И тем не менее, — настаивал я. — Одна семитысячная часть всего населения Земли составляет один миллион человек. Посмотрите на задачу с другой стороны: у вас миллион человек в качестве потенциальных кандидатов. И нужны вам лишь трое.

— Шестеро, — поправила Стратт. — Для основного и дублирующего экипажей. Не хватало еще провалить миссию только потому, что за день до старта кого-нибудь собьет машина.

— Ну хорошо, значит, шестеро.

— Да. Шесть человек, которые годятся