Царство юбок. Трагедия королевы - Эмма Орци

От сильного напряжения мысли у Лидии разболелась голова. Ужасно было сознавать, что ее любимая мечта должна навсегда разбиться. О, если бы она была мужчиной!

Слезы выступили у нее на глазах. В другое время она презирала бы себя за такую слабость, теперь же обрадовалась этим слезам: они как будто снимали тяжесть с ее души. Ей стало тягостно сияние яркого голубого неба. Она закрыла глаза и, казалось, забыла на минуту и свет с его предательством, и Версальский дворец, и злополучных беглецов в Шотландии… все, кроме своего одиночества и тоскливого призыва: «Лидия!»

Придя в себя после неожиданного появления маркизы в его святилище, Дюран подбежал к портьере, за которой все время тревожно следил, и, отдернув ее, настежь распахнул находившуюся за нею полуоткрытую дверь.

— Господин граф! — осторожно позвал он.

— Она ушла? — послышался шепот из соседней комнаты.

— Да, да, ушла. Пожалуйста, войдите, граф, — сказал Дюран, с раболепным видом поддерживая отдернутую портьеру, — Маркиза только быстро прошла через комнату; уверяю вас, она ничего не заметила.

Войдя в комнату, Гастон де Стэнвиль бросил вокруг испытующий взгляд, нервно теребя бывший у него в руках кружевной платок. Нечего и говорить, что необходимость скрыться при появлении Лидии была крайне унизительна для его гордости. Он не хотел появиться пред нею слишком внезапно, и его раздражало, что он вынужден был прибегнуть к помощи слуги.

— Чтобы поставить меня в такое глупое положение, — злобно сказал он, обращаясь к Дюрану, — надо быть или дураком, или же просто плутом, а в таком случае…

— Тысячу извинений, граф, — стал оправдываться маленький человечек. — Маркиза никогда не проходит здесь после petit-lever. Обыкновенно она удаляется в свой кабинет, куда я и намеревался проводить вас, согласно вашему желанию.

— Вы, кажется, очень уверены в том, что маркиза согласилась бы дать мне аудиенцию?

— Я сделал бы все, что от меня зависит, чтобы устроить эту аудиенцию для вас, и полагаю, что мне это удалось бы; немножко такта, немножко дипломатии, и, поверьте, мы, имеющие то преимущество…

— Хорошо, хорошо! — нетерпеливо перебил граф. — Но что же теперь делать?

— О, теперь дело значительно осложнилось! В кабинете маркизы нет, и…

— И вы хотите, чтобы я заплатил вам дороже? — воскликнул Гастон с злобной улыбкой, — Ну, хорошо!.. Сколько же?

— Чего собственно желаете вы?

— Я хочу говорить с маркизой наедине.

— Гм… гм… это трудно!

Терпение Гастона де Стэнвиля истощилось; впрочем, у него никогда его и не было. С громким проклятием он схватил маленького человечка за шиворот и прошипел:

— Слушай ты, раб! Если ты сейчас же устроишь мне эту аудиенцию, то получишь два луидора, если же будешь продолжать дурачить меня, то твоя спина скоро узнает, какова палка у моего лакея.

По-видимому, для Дюрана этот взрыв не был неожиданностью: весьма возможно, что ввиду исключительности своего положения ему нередко приходилось подвергаться подобным вспышкам со стороны раздражительных высокопоставленных просителей. Как бы то ни было, он нисколько не смутился и, как только граф выпустил из рук его воротник, поправил кафтан и галстук, а затем покорно сказал, протягивая руку:

— Прошу вас, граф, пожаловать мне два луидора. А теперь, — прибавил он, когда Гастон с новым проклятием положил на его худую ладонь две золотые монеты, — удостойте следовать за мной.

По анфиладе роскошно убранных приемных Дюран провел Гастона на ту самую лестницу, по которой только что спустилась Лидия. Граф следовал за ним, отвечая небрежным кивком головы на почтительные поклоны бесчисленных лакеев, попадавшихся на его пути.

Граф де Стэнвиль был при дворе важной персоной: всем была известна склонность, которую питала к нему маркиза Помпадур; да и король охотно проводил время в обществе этого любезного кавалера; кроме того, все были уверены в неограниченном влиянии его жены, графини Ирэны, на главного контролера финансов. Таким образом Гастон, несмотря на свои ограниченные средства, всюду, где бы ни появлялся, встречал лесть и раболепство. От всякого другого за услугу, подобную той, которую он оказывал графу, Дюран, конечно, потребовал бы гораздо большую мзду.

Когда они вышли на террасу, Дюран пальцем, напоминавшим гвоздь, указал налево, на поросшую кустами лужайку, говоря при этом:

— Вы найдете маркизу вот под теми деревьями; что же касается меня, то я не имею права дольше оставлять свой пост, так как могу понадобиться господину контролеру; да и вам едва ли будет приятно, если маркиза заметит вас в моем обществе?

Гастон согласился с этим мнением. Он рад был отделаться от своего сладкоречивого спутника, краснея от стыда при мысли, что ему по необходимости пришлось прибегнуть к его помощи. В противоположность Лидии, он оставался совершенно холоден к красоте чудного августовского дня: на него не действовали ни щебетание птиц, ни острый аромат цветов позднего лета, а группа молодых буковых деревьев привлекла его внимание лишь потому, что в тени их он надеялся найти Лидию одну.

Выйдя на маленькую лужайку, он увидел грациозную фигуру, полулежавшую на скамейке в сладкой дремоте. Утомленная жарой и ярким светом, Лидия моментально заснула; но теперь что-то заставило ее открыть глаза, и она с изумлением увидела пред собою Гастона де Стэнвиля, пристально смотревшего на нее. Застигнутая врасплох во время сна, она испугалась, что Гастон застал ее в неподходящей позе.

— Боюсь, что я помешал вам, — кротко сказал он.