Последний из удэге - Александр Фадеев

- Здесь, что ли, выбирают-то? - спросила она с виноватой улыбкой, оглядываясь по сторонам.

- Здесь, здесь, бабушка, сюда подойдите... Вас как зовут?

- Наболдина Евдоксия.

- А по отчеству?

- А по отчеству - Сергевна.

- Это сын ваш был, что ли?

- Сын, сын... - обрадовалась старушка.

- Как же вы такого большого родили? - не выдержала Хлопушкина.

- Уж правда что... уж больше его в слободе нет, - конфузливо засмеялась старушка, прикрывая рот уголком черного платка.

- У вас там адрес перепутан...

- Вот, вот, и он нам говорит... И до чего ж удивительно, когда мы тут, Наболдины, уж сорок лет живем в этой слободе, у кого ни спроси, все укажут. Просто удивительно... Тут ведь все пришлые, а мой-то покойник еще до мастерских в кузне тут работал, - словоохотливо поясняла старушка.

- Лена, ты отметила?.. Получите бланк. Вы грамотная?

- Какая там грамота! Уж я и отнекивалась, так он меня цельную неделю учил, как эти самые "четыре" проставить. "Ты говорит, смотри, не спутай..." Просто смех!

- Этого вы не имеете права оглашать, голосование тайное, - сказала Хлопушкина, закусив губу, чтобы не рассмеяться. - Пройдите к тому столу и напишите...

Старушка долго копошилась у стола.

- Куды ее теперь? - спросила она, протягивая Хлопушкиной несложенную записку и перо.

- Ручку положите обратно, а записку сложите, и вот сюда в щелочку...

- А чернила-то не размажутся? - беспокойно спросила старушка.

- А вы промокните...

- Вот она и выдала всех!.. - засмеялась Лена, когда старушка вышла. (Под номером 4 шел список профессиональных союзов.) - Всю семью выдала! Ты знаешь, ведь их там еще семь Наболдиных!..

Хлопушкина, сдерживая улыбку, отвернулась.

Они пропустили жену Наболдина, потом пошло все младшее поколение Наболдиных.

Красивый чернявый паренек в начищенных до блеска сапогах, в заломленной фуражке с красной гвоздикой размашисто подошел к урне.

- Наболдин Иван Иванович, - развязно сказал он, косясь на Лену играющими черными глазами. - Выемочная, восемнадцать, только адрес наш у вас напутан... Пожалуйте бланок...

- Наболдин Федор Иванович... За адрес уже все известно... Бросать сюда, что ли?..

И второй Наболдин-сын, такой же чернявый, только постарше, так же покосившись на Лену, выполнил свой "гражданский долг".

- Тут моя жинка сейчас придет, - сказал он со смущенной улыбкой, задержавшись у дверей, - вы уж ей разъясните, что и как, а то она у меня беда какая пужливая...

Но, видно, с жинками Наболдиных произошла путаница, потому что в комнату, как ветер, внеслась ярко-рыжая костлявая работница с зелеными злыми глазами.

- Здесь, что ли, бланок получить?.. Мильтонов понаставили, насилу пробьешься к вам!.. Наболдина Катерина... Вы только поскорей, пожалуйста, а то у меня опара уйдет, - заговорила она резким, крикливым голосом. - Тоже выборы называются: муки, сахару не достанешь, а выборы устраивают!.. Мильтонов понаставили...

Сердито запихнув записку в ящик, она вышла так же стремительно, как и вошла, распустив по комнате вихрь своих, по крайней мере, четырех юбок.

- Наболдин Н.И., слесарь... или это неважно? Покорно благодарим-с, сказал третий Наболдин-сын, принимая бланк. - Обязательно чернилами или можно собственным химическим карандашом?..

- Наболдина Фекла... Да, Андревна...

Толстушка тяжело дышала, обливалась потом, комкала в руках носовичок.

- Вы уж поясните, а то я просто так волнуюсь, ну, так просто волнуюсь!..

Семью Наболдиных завершила худенькая черноглазая девушка с большими руками, в сбившемся на затылок платочке.

- Наболдина Аня... то есть Анна Иванна, - поправилась она тоненьким голоском, заливаясь краской.

После семьи Наболдиных приходили и еще семьи, по таких больших уже не было. Как видно, те, что прошли первыми, осведомляли последующих о порядке выборов: баллотировка пошла живее. Лена втянулась в работу и перестала следить за лицами.

Однажды внимание ее отвлек пьяный. Ему долго приходилось изображать трезвого, чтобы попасть сюда; по инерции он, твердо ступая и сохраняя достоинство, прошагал к урне. В высоких, с раструбами сапогах, в просаленной и продымленной войлочной шляпе, смахивавшей на каску, со своими пышными прямыми рыжими усами и могучей эспаньолкой он походил на солдата из "Лагеря Валленштейна". Увидев двух девушек, он изумленно огляделся по сторонам и, не обнаружив милиционеров, очень рассердился.

- Так, - сказал он, багровея, - так!.. - И ударил кулаком по перилам. Они думают, мы свово слова не скажем?.. Не-ет, господа хорошие, не-ет... Он погрозил пальцем. - Мы с вас еще спу-устим шкурку... Мы! - выкрикнул он и ударил себя кулаком в грудь. - Литейщики!..

- Он совершенно пьян, - шепнула Лена. - Стоит ли его?..

- Уверена, что он не ошибется в списке, - сухо сказала Хлопушкина. Гражданин, если вы не хотите подвести своих товарищей, - голос Хлопушкиной слегка дрогнул, - перестаньте кричать и назовите свою фамилию и адрес... Вы поняли меня?

- Понял я вас, вполне я вас понял... Товарищей, правильно... - он одобрительно покачал головой, - это оч-чень правильно. Мы их с тюрьмы ослобоним...

Он назвал себя и, получив бланк, некоторое время рассматривал его.

- Извиняюсь... Здесь? - смущенно сказал он, тыча в середину бланка.

- Совершенно верно.

Проставив цифру и затолкнув листок в ящик, он снял свою каску, молча поклонился Хлопушкиной до земли и, нахлобучив каску, вышел, твердо стуча сапогами.

"Не очень-то она соблюдает инструкцию", - подумала Лена.

Иногда Лена замечала, что среди голосующих попадаются и лично знающие Хлопушкину. Они весело или почтительно здоровались с ней, а опуская записку, улыбались или подмигивали Хлопушкиной: "Смотри, дескать, как идет дело!" Молодой рабочий в гимнастерке, со шрамом через всю щеку, попытался заговорить с ней, но она сделала строгое лицо и предупреждающе подняла руку.

- Очень нужно, Соня, - сказал он, покосившись на Лену.

Хлопушкина, тоже покосившись на Лену, отошла с ним в сторонку, и они пошептались.

- ...Проходы все удалось заложить, хотя милиция и разгоняет... доносилось до Лены. - ...Хуже всего у вас, на Голубинке...

- Да ведь там сплошной обыватель, - отвечала Хлопушкина. - Как на железной дороге?

- Замечательно... Там Чуркин твой все дело организовал...

Хлопушкина покраснела.

- А ты не красней, он парень хороший...

- Так до завтра...

- До завтра...

"Какие проходы?.." Лена чувствовала, что вокруг нее совершается много такого, чего она не знает и не понимает. Зачем, например, все рабочие с утра собрались вокруг избирательного участка, когда они могли бы спокойно дожидаться своей очереди дома? Она вдруг вспомнила услышанный ею на площади разговор рабочих о лавочнике.

Уже давно прошел час обеда, избирательные списки были уже наполовину испещрены крестами и замусолены пальцами Лены, а с площади все еще доносился гул толпы, избиратели все проходили и проходили перед урной.

- Соня, ты замечаешь, что в числе избирателей не было еще ни одного лавочника или конторщика, все рабочие и рабочие? - спросила Лена.

Хлопушкина быстро повернула к ней лицо и несколько мгновений пытливо смотрела на нее.

- Нет, я не замечала, - сказала она, моргнув своими белыми ресничками, и отвернулась. - Да и не наше это дело, - добавила она сухо.

"Уж ты-то, наверно, знаешь об этом больше других..." Лена с оскорбленным чувством отметила, что Хлопушкина не доверяет ей.

"Что она пережила и что познала, что так изменило ее и придало ей эту твердость? - думала Лена. - Да, была беззащитна и унижена, и вот - нашла себя, хотя все в мире противостояло ей, а я..." Лена вспомнила все, что предстояло ей, и от ощущения собственного несчастья его овладело чувство зависти к Хлопушкиной.

XXXVIII

Около пяти часов участок посетили два члена избирательной комиссии. Они приехали на автомобиле и долго гудели рожком, пока пробирались сквозь толпу.

- Черт знает, что тут делается у вас! Митинговщина какая-то! - кричал один из них, в то время как другой проверял пломбы, печати и списки. - Вы даете повод для кассации! Вы знаете это?

- Вам должно быть известно, что милицейские обязанности не входят в круг наших обязанностей, - отвечала Хлопушкина, дрожащей рукой приглаживая свои светлые волосы. - И вообще я не считаю возможным разговаривать с вами в таком тоне...

- В каком тоне? Боже мой, при чем тут тон, какой может быть тон!..

На лбу члена избирательной комиссии собрались мучительные складки; он снял котелок и носовым платком стал обтирать потную лысину.

- Вас кто рекомендовал?

Хлопушкина смешалась.

- Меня рекомендовал Гиммер, - неожиданно сказала она.

- Вот как!

Член избирательной комиссии перестал обтирать лысину.

- А это кто с вами? - осторожно спросил он, платком указывая на Лену.

- Это Елена Гиммер, - отчетливо сказала Хлопушкина, опуская свои белые реснички.

- Вот как! Дочка Семена Яковлевича?..