Не верь мне (СИ) - Ковалевская Алиса

Олег смотрел на меня с каким-то странным, непонятным мне выражением на лице.

— Ане не нравились колбаски, — внезапно сказал он. Отрезал ещё один кусочек и каким-то особенным, чисто мужским движением, снял его с вилки зубами. — А я их обожаю.

— Видимо, и я, — засмеялась. Тоже как-то по-особенному — чувственно, чуть-чуть вызывающе, как никогда не смеялась с той же Инной или кем-то ещё. — Но больше мне нельзя! Иначе я не усну. И Горошина не уснет вместе со мной, — нахмурила брови, кладя руки на живот.

Олег усмехнулся.

— Горошина — странное имя, не находишь? Может, выберешь что-то более подходящее?

— Нет, — качнула я головой. — Когда родится, тогда и дам имя. Я не суеверная, но… — тяжело вздохнула.

— Понимаю, — в глазах Олега мелькнула грусть. Сразу вспомнила его слова о том, что они своему сыну имя уже выбрали, ждали его появления так сильно… — Ешь свой салат.

Я покорно взяла вилку и поддела кусочек сыра. Вкусный. Положила в рот ломтик огурца. Не колбаски, но тоже неплохо.

— А насчет твоего вопроса: почему именно ты, — снова подняла взгляд на Громова. — Так сложилось, — повторил он уже сказанное ранее. Так сложилось — это не ответ, и все же больше, чем молчание. — И я очень рад, что ты оказалась в моей клинике.

Наверное, я могла бы ему сказать, что тоже рада, отпустить все сомнения, ведь он передо мной душу открывает, но… Это «но» упрямо не давало мне полностью довериться Олегу. Бросила взгляд на так и лежащее на краю кольцо и вдруг поняла, что мне жаль Аню. Даже представить боюсь, что было бы со мной, окажись я на её месте.

По телу пробежали мурашки. Нет, не окажусь я на её месте. Со мной… с нами все будет хорошо.

— Олег, — я положила вилку на салфетку. — Ты действительно готов развестись с женой? Оставить её?

Олег последовал моему примеру. Во взгляде его была твёрдость. Состоявшийся, сделавший себя, достигший многого, он сидел со мной в этом ресторане и смотрел, может, и не как на равную себе, но как на ту, с кем он действительно хотел быть здесь и сейчас. Что это? Слившийся и желанием добиться чего-то своего порыв? Простой интерес мужчины к женщине? Или, как он дал понять, куда больше?

— Я не могу всю жизнь пытаться исправить то, что исправить уже невозможно. Я пытался, Лина. Пытался, но… — он снова поднес к губам бокал. Глаза в глаза. — У Ани есть родители, которые позаботятся о ней. Подыгрывая ей, я делаю только хуже. Мне хочется верить, что она еще сможет заново выстроить свою жизнь. Я же… В моей жизни теперь есть ты. И если так сложилось, я не хочу упускать возможность прожить эту чёртову жизнь так, чтобы в конце можно было сказать — я сделал всё правильно. Или хотя бы сделал правильно то, что мог.

Я опустила глаза. Со словами Олега сложно было не согласиться. Чувство вины — не то, на чём можно построить отношения. Это было понятно даже мне, не имеющей большого жизненного опыта. У Ани есть родители. Родители… Словно прочитав мои мысли, Олег протянул руку, взял мою и крепко сжал.

— А ты одна. Ведь у тебя нет больше родственников?

— Были бы, я бы не сидела сейчас здесь, — невесело усмехнулась я. — Родители отца умерли, когда я была ещё маленькой. А у мамы… Мама оказалась в детдоме, когда ей было пятнадцать. Её родители погибли в аварии, и никто из родственников не захотел её брать к себе.

Олег легонько сжал мои пальцы. Простой, абсолютно реальный и земной жест поддержки, наполнивший мое сердце теплом. Я вздохнула, ощутив себя неожиданно слабой. Как будто до этого момента держалась на морально-волевых, а сейчас, сказав про семью, сама осознала — я одна. Только я и Горошина.

— Она была одна в семье? — спросил Олег. Вопрос его прозвучал как-то неожиданно, хотя, вроде бы, был вполне уместным и даже закономерным. Почему-то он меня насторожил. Не знаю почему, вполне обычный вопрос. Но задан он был таким тоном, что я пытливо всмотрелась в лицо Олега, сама не зная, что хочу увидеть или понять.

— Одна, — убрала руку, спрятала под столом. Олег не удерживал меня, но продолжал смотреть. — К чему эти вопросы?

— Ты же задаешь мне личные вопросы. Мне тоже хотелось бы узнать о тебе, — взгляд Олега потеплел. Уголки губ приподнялись в улыбке.

Мне вдруг захотелось сделать глоток чего-то, оставляющего на языке куда более терпкий вкус, чем чай. Желание стало почти нестерпимым. Эти разговоры, мысли… Напряжение то ослабевало, то усиливалось. Хватит. Сейчас есть этот ресторан, этот столик, накрытый на двоих, лёгкая музыка и мы. Я потянулась к бокалу. Прежде, чем Олег понял, что я собираюсь сделать, взяла его и поднесла к губам.

— Один глоток, — усмехнулась на его предупреждающий взгляд. — Сам сказал, что мне можно.

— Хочешь забыть сегодняшний вечер? — он расслабленно положил ладони на подлокотники, не сводя с меня взгляд.

— Ни единой секунды, — откровение само вырвалось из меня. И я сделала глоток. Терпкое, красное, вино приятным послевкусием осталось на языке. Вдох — запахи винограда, осени, чернослива… Ещё один, совсем крохотный глоток, чтобы почувствовать губами. Почти… как поцелуй.

— Видишь, ничего не произошло, — спустя несколько секунд сказала я, протягивая Олегу бокал. Опять соприкосновение пальцев — всего на миг.

— Хорошо, что мне не придётся тащить тебя в номер, — Олег тоже сделал глоток вина и поставил почти пустой бокал н стол. Знаком дал понять стоящему в отдалении официанту, чтобы повторил

— Не надорвался бы, — заметила я с усмешкой.

— Не надорвался, — согласился и, заметив, что я смотрю на бокал, добавил: — От греха подальше, — залпом допил остатки вина и поставил на край стола, задев кольцо.

От греха подальше… Учитывая, что только что он попросил новый, это было сущим фарсом. Только говорить этого я не стала — мы разом посмотрели на кольцо.

Наконец Громов взял его и сунул в карман брюк.

— Не переживай об этом, — как всегда видя меня насквозь, проговорил он. — Я со всем разберусь. Тебе не стоит думать о моих отношениях с Анной. Только о себе и ребёнке. Поняла меня, Алина? — Олег снова включил злого доктора.

— Поняла. — Я взяла вилку, подцепила огурец из тарелки и сунула его в рот. Колбаски… Да, колбаски были гораздо вкуснее. Надеюсь, завтра мне представится возможность наверстать упущенное. Пока же… Мягкий сыр напомнил мне вкус настоящего парного молока и далекое детство, когда еще жива была бабушка по отцовской линии. Мне было три или четыре, и ее я почти не помнила. Только сейчас вдруг вспомнила вкус, тепло большой банки, наполненной молоком и бабушкины руки — сухие, покрытые морщинками.

— Вот и отлично, — Олег тоже принялся наконец, за свой ужин.

Я мягко улыбнулась своим мыслям и взяла с тарелки ломтик. У моей Горошины не будет бабушки. Но… Она обязательно узнает вкус свежего молока.

Легкая ненавязчивая музыка, запах свежего хлеба, сыра и каких-то специй… Сидящий напротив мужчина, неведомый мне до сегодняшнего дня, город, который я никогда не планировала посещать, — всё это делало вечер поистине великолепным. На секунду представила, что я могла коротать бесконечные минуты в своей конуре, дожевывать скудный ужин в растянутой пижаме… Олег меняет мою жизнь по щелчку пальцев. Раз, и картинка меняется, два, — и я уже сижу в дорогом ресторане в потрясающе красивом мягком платье и понимаю — готова на все плюнуть, лишь бы быть с ним. Лишь бы не разбил, не разрушил, не изодрал в клочья мое сердце… Лишь бы всё, что я сегодня услышала, оказалось правдой.

— Устала? — спросил Олег, когда я, ковырнув вилкой остатки недавно принесенного запеченного с корицей яблока, прикрыла рот ладошкой, в попытке скрыть зевок.

— Угу, — не стала отрицать очевидное.

— Тогда пойдем в номер, — Громов тут же поднялся и, взмахом руки подозвав официанта, распорядился:

— Запишите на мой счет. Номер триста семь.

А после помог мне встать, забрал из рук клатч и тихо произнёс:

— Спасибо тебе за вечер. Спасибо за то, что ты сегодня, здесь и сейчас, со мной.