Явился паук - Джеймс Паттерсон

— Гэри, я слушаю вас. Обещаю, что когда вы закончите, я честно скажу, что думаю об этом. Сейчас мне нужно узнать все, что вы запомнили.

Казалось, это его удовлетворило.

— Так вы спрашивали, случалось ли со мной подобное раньше. Это было несколько раз. Я вдруг приходил в себя в незнакомых местах, иногда в машине, прямо посреди дороги. Бывало, в местах, о которых я не знал, даже не слышал. В каких-то мотелях или просто на улицах — в Филадельфии, Нью-Йорке. А один раз — в Атлантик-Сити. В кармане оказались фишки из казино и штрафной талон за парковку в неположенном месте. Понятия не имею, как туда попал.

— А в Вашингтоне подобное случалось?

— Нет, там не было. Я вообще не был в Вашингтоне с детства. В общем, я обнаружил, что иногда могу как бы впасть в бессознательное состояние. Абсолютно бессознательное. Например, вдруг обнаруживаю, что сижу и ем за столиком в ресторане. Но не могу понять, как туда попал.

— Вы кому-нибудь говорили об этом? Пытались получить помощь? Обращались к врачу?

Он на секунду прикрыл свои светло-карие глаза — самая яркая черта его внешности, затем лицо озарилось кроткой улыбкой.

— У нас нет денег на психотерапевтов. Мы разорены. Поэтому и я был так подавлен. У нас долг в тридцать тысяч. Да. Долг в тридцать тысяч, а я здесь, в тюрьме…

Он замолчал и уставился на меня, пытаясь понять, какое произвел впечатление. Я отметил его редкостную коммуникабельность, сдержанность и ясность сознания. Было ясно, что любой человек, находящийся в контакте с ним, мог стать жертвой этого одаренного и умного манипулятора. Именно так он и морочил людей: в этой области ему нет равных.

— Я верю вам, — отозвался я наконец. — Все, что вы говорите, очень важно для меня, Гэри. Я помогу, если это будет в моих силах.

Неожиданно в его глазах заблестели слезы и градом покатились по щекам. Он протянул мне руку. И я взял руку Гэри Сонеджи-Мерфи в свою. Она была холодна как лед. Казалось, он смертельно напуган.

— Я невиновен, — тихо сказал он. — Знаю, что это звучит как бред, но я невиновен.

До дому я добрался лишь поздно вечером. Как только мой автомобиль свернул к подъезду, рядом оказался какой-то мотоцикл. Что за черт?

— Следуйте за мной, сэр, — звонким голосом приказал мотоциклист, копируя интонации дорожного патруля.

Это была Джеззи. Мы оба рассмеялись. Она вновь хочет вернуть мне радости обычной жизни, я не раз слышал от нее, что слишком много работаю над этим делом. Она напомнила, что дело, собственно говоря, сделано.

Около дома я вылез из своего «порше» и побежал туда, где Джеззи припарковала мотоцикл.

— Пора отдохнуть, Алекс, — весело сообщила она. — Ты, вообще, знаешь, как это делается? Разве годится возвращаться с работы в одиннадцать?

Я зашел в дом взглянуть на детей. Они сладко спали, так что у меня не было причин отказывать девушке. Я вернулся и влез на мотоцикл позади нее.

— За последнее время это мой самый худший или самый лучший поступок.

— Не переживай — самый лучший. Ты — в хороших руках, бояться абсолютно нечего, кроме разве что внезапной смерти.

За минуту мы оставили позади Девятую улицу, затем мимо пронеслись улица Независимости и оживленная Паркуэй с крутыми виражами поворотов, которая превратилась в отдельные фрагменты, выхватываемые мотоциклетным фонарем. Джеззи лихо обгоняла автомобили, казавшиеся неподвижными по сравнению с нами. Она профессионально управляла мотоциклом. Мелькали улочки, путаница проводов над головой да белая разделительная полоса слева от мотоцикла. Она гнала со скоростью не меньше сотни, но при этом я чувствовал себя совершенно спокойно.

Меня не интересовало, куда мы едем. Дети спали дома, с ними была Нана. Мою голову холодил прозрачный ночной воздух, омывая каждую пору, каждую впадину моего тела — удивительное, колдовское, ночное врачевание…

Северная улица, длинная, стиснутая с обеих сторон постройками столетней давности, казалась пустынной. Старинные островерхие крыши, усыпанные снегом, придавали ей особую прелесть. В портиках мелькали огни. Здесь Джеззи снова поддала газу — семьдесят, девяносто, сто… Казалось, что мы летим, дорога исчезала из-под колес. Дивное, неземное чувство — если только останемся в живых, чтобы поделиться острыми ощущениями…

Неожиданно Джеззи мягко притормозила. Она проделала это мастерски и совсем не рисуясь.

— Вот мы и дома. А ты молодец, — похвалила она. — Только на улице Вашингтона вскрикнул разок.

— Про это умолчим.

Возбужденные поездкой, мы вошли в дом. Я не таким представлял себе жилище Джеззи. Она пожаловалась, что не нашла времени для наведения порядка, но обстановка свидетельствовала об аккуратности и хорошем вкусе. От модерна здесь не веяло холодом. Стены украшали художественные фотографии, главным образом черно-белые. Джеззи похвалилась, что снимала сама. В гостиной и на кухне — живые цветы. Мое внимание привлекли книги с закладками — «Принц приливов», «Выжженные знаки», «Женщины у власти», «Дзен», «Руководство по техническому обслуживанию мотоцикла». В баре — благородные вина. На стенке — аккуратный крючок для мотоциклетного шлема…

— Да ты, оказывается, домоседка!

— Ужасная. Но никому не говори. Я — крутая дама из Секретной службы.

Я обнял Джеззи, и мы поцеловались. Наконец я обрел нежность, которой и не чаял найти, и эту редкостную чувственность, так удивившую меня. Я обнаружил клад, который давно искал…

— Джеззи, я счастлив очутиться у тебя. Я очень растроган, Джеззи.

— Несмотря на то, что тебя фактически похитили?

— О, ночной полет по улицам, а теперь милый, уютный дом. Отличные фотографии… Какие еще у тебя секреты?

Джеззи нежно провела пальчиком по моему подбородку:

— От тебя не будет секретов. Ладно?

Я сказал: «Да». Я тоже этого хотел. Настало время открыться кому-то. Видно, нам обоим необходимо забыть прошлое. Внешне это не проявлялось, но мы оба долгое время были замкнуты и копили в себе одиночество. А теперь поможем друг другу справиться с этим.

Утром мотоцикл подкатил к моему дому. Холодный ветер обжигал лица. Мы словно плыли сквозь тусклый серый предрассветный туман. Народу на улицах было мало, люди шли на работу, но все заглядывались на нас. Я бы тоже глазел на их месте на такую необычную пару.

Джеззи довезла меня точно до того места, где вчера подобрала. Я напоследок обнял ее, прижимая к разгоряченному вибрирующему мотоциклу. Я покрыл поцелуями ее щеки, шею, губы. Мне казалось, что так я могу провести все утро. Вот так, не таясь, на главной улице Саут-Иста. А хорошо бы так было всегда — промелькнула мысль.

— Пора идти, — выдавил я наконец.

— Я знаю. Иди домой, Алекс. Поцелуй за меня детей.

Когда я напоследок повернул голову, Джеззи казалась немного печальной.

Не начинай того, что не сможешь закончить, вдруг вспомнилось мне.

Глава 48

Весь тот день я был полон энергии. Я безрассудно тратил свои силы, что, впрочем, было мне полезно. Я готов был что угодно взвалить на свои плечи, лишь бы знать наперед, что справлюсь.

Покуда я добирался до Лортона, был мороз, но светило солнышко. Сияло ясное, ослепительно голубое небо, суля надежду своим великолепием. Высокие заблуждения еще живы в девяностые годы.

Всю дорогу я размышлял о Мэгги Роуз Данн. По моему мнению, ее уже не было в живых. Ее отец осыпал меня проклятиями через средства массовой информации, но я не винил его за это. Пару раз я беседовал по телефону с Кэтрин Роуз, которая продолжала надеяться и говорила, что дочурка еще жива — она сердцем чует. Тяжело было это слышать.

Я готовил себя ко встрече с Сонеджи-Мерфи, но сосредоточиться было сложно: перед глазами стояли образы прошедшей ночи. Приходилось напоминать себе, что я на работе и нахожусь за рулем в час пик. Именно в тот момент и мелькнула у меня блестящая идея, которая должна была прояснить все относительно Гэри Сонеджи-Мерфи. Это сразу же помогло мне собраться.

В тюрьме меня сразу же провели на шестой этаж. Сонеджи, казалось, ждал меня. Вид у него был такой, словно он ночь не спал. Сейчас мой черед кое-что предпринять. Я провел с ним час или чуть больше, работая на пределе своих возможностей. Я вложил в него больше, чем в кого-либо из моих пациентов.

— Гэри, вам не приходилось находить в карманах счета — из гостиниц, ресторанов, магазинов — и при этом не помнить, на что потратили деньги?

— Откуда вы знаете? — В ответ на мой вопрос взор его прояснился и на лице мелькнуло выражение облегчения. — Я сказал им, что хочу, чтобы вы лечили меня. Не желаю иметь дело с доктором Уолшем. Он умеет только одно: прописывать хлоралгидрат.

— Это не вариант. Я ведь не психиатр, как доктор Уолш, а психолог. Кроме того, я член бригады, которая арестовала вас.

— Знаю. — Он покачал головой. — Но вы единственный, кто выслушивает, прежде чем сделать выводы. Понимаю, как вы меня ненавидите, считая, что я похитил тех детей и совершил многое другое, но все-таки вы слушаете меня! А Уолш только делает вид.