Алсу и озеро Нети - Сания Шавалиева

— Есть йогурт, просрочка, минус пятьдесят процентов.

— А печеньки дешевле отдашь? — кивнул Роман на порушенные упаковки.

— Да хоть все забирай. — Продавщица принялась собирать разбросанные упаковки. Самые пострадавшие откладывала Роману. — Бесплатно.

— В бесплатно я не верю. И какова будет отложенная цена?

— Ха! — содрогнулась продавщица всем телом. — Ну скажешь тоже — отложенная цена. Вот прям как ляпнешь, так ляпнешь, не в бровь, а в пузо. Сводишь меня в кино.

— Я не хожу в кино. — Стал складывать в авоську продукты.

— Стесняюсь спросить, — почему?

— Там темно.

— Как же ты по ночам тогда ишачишь?

— Работать я в темноте не боюсь, а отдыхать — да. Ты же зовешь меня отдыхать?

— Конечно. Работать я приглашаю только грузчиков.

— Позови их в кино.

— Чо их звать, сами напрашиваются. А я дама экзальтированная. Люблю все этакое внеземное, пафосное, романтическое.

— Чего во мне романтического? — искренне удивился Роман.

— Одно имя чо стоит. Роман с Романом. О такой любви нужно писать романы.

— Тебя послушать, так я принц.

— Принц не принц, но, если тебя приодеть, побрить, очень даже ничего получится. Смотри, мне вчера клевый спортивный костюмчик завезли. По закупочной цене отдам. Бери, пока есть твой размер. Ткань микрофибра. Китайцы придумали, у нас такую не делают. Летом носишь прохладной стороной, а зимой теплой, прямо как термобелье. Ткань такая ласковая. Сама бы носила, но у меня уже два таких.

— Да у меня есть. Мне напарник точно такой же выкинул.

— Не поняла.

— Ну, хотел выкинуть на помойку, а забрал. Так он обрадовался, говорит, жаль на помойку, сжился я с ним за десять лет. Дальше бы носил, да жена взъелась. Орет: ходишь как шаромыжник, перед девками стыдно.

— А ты, значится, взял?

— А мне нормуль. У меня же нет жены, которой за меня стыдно.

Роман усмехнулся, и, меняя тему разговора, спросил про соленую кильку.

— Кильки нет, — огрызнулась продавщица. — Кто ж такую лабуду ест?

Глава 34–36. Куда бежать?

Роман не слышал ответа продавщицы, он уже выскочил на улицу. На него сразу навалился пронизывающий ветер, мелкий дождь. Грязные волосы мгновенно промокли. Роман нацепил на голову старую мятую кепочку, поднял воротник.

Вместе с дождем пришла тревога. Всюду чудилась слежка. Не останавливаясь, шмыгнул мимо открытых подъездов, нырнул в подворотню, наскочил на женщину с детской коляской. Даже заглянул внутрь — там действительно лежал малыш.

Откуда-то появилась музыка, грохот барабанов, гитарных струн. У мусорного бака остановился мужчина, ответил на звонок телефона, стал сразу грубить, орал про мошенников.

Роман увернулся от спешащего навстречу доставщика пиццы, обогнал плетущуюся старушку. Напрягло несоответствие: спина к землице, а руки девицы.

Сегодня лучше перебдить, чем недобдить, решил Роман, развернулся и пошел прочь от дома, к широкому проспекту, где обычно много людей. Из тела будто выдуло усталость, из головы — радужные мысли. Он уже почти бежал.

Осторожность гнала.

В нее вплетался страх… пока невнятный, слишком тихий, но такой упоротый. Из подворотни появилась собака, её взгляд ужалил ледяным потоком. Ее широкий зевок заполнил весь мир. Кинул ей плавленого сырка, сглотнула на взлете вместе с оберткой, на хлебе притормозила, хватанула зубами, попятилась и пропала в провале рухнувшего забора.

Переходя перекресток, Роман обернулся, разглядывая проезжую часть: у светофора толпились машины, к остановке подкатил автобус. Можно проехать много остановок, почти до конечной.

Прытко, словно в ногах появилась новая сила, добежал до автобуса, скользнул в открытую дверь. Створки сошлись за спиной, и машина отъехала от остановки. Роман осмотрел переполненный салон, сонные, усталые лица с пустыми взглядами, густо замешанными на депрессии и равнодушии — никому нет до него дела. Прежде чем страх отпустил, Роман проехал пять остановок, может, и больше, в какой-то момент уснул стоя, уткнувшись лбом в стекло.

Когда вышел из автобуса, дождливая хмарь распалась, осеннее солнце красило клены в яркие цвета. Роман мог насладиться золотистым светом, утренним туманом… мог, но не хотел. Правильнее всего сейчас взять такси, рвануть домой, но лучше уйти пешком, через старый рынок, по заброшкам, темным подворотням.

Каменный дом с провалившимися деревянными ступенями, смотрел на улицу заколоченными окнами первого этаж. Таких домов по всей округе около десятка. Раньше здесь жили рабочие, но постепенно старые жители поумирали, молодежь переехала в современные. У остатка местных обитателей из всего-то добра осталось, что их жалкая, никому не нужная плоть, поэтому здесь больше хозяйничали крысы и одичавшие собаки.

Роман отворил замызганную дверь, шустро проскользнул внутрь. В прихожей было холодно и мрачно: отсыревшие обои полопались и лохмотьями свисали со стен. Половики превратились в дряхлую ветошь, оголяя щелястые доски. Воздух пропах гнилью и сыростью. Повсюду были разбросаны тряпки, рубашки без пуговиц, футболки с рваными рукавами, брюки с пятнами. На облезлом комоде стоял осколок разбитого стекла. Отражение выдало грязные впалые щеки, бледную кожу, только глаза были притягательными: живые, голубые, внимательные. Сколько слез было пролито по ним. Многие плакали, кроме одной…

Сухо треснула дверь холодильника. На полке множество нетронутых бутылок кефира, сырков, пакетов с хлебом. Надо все выкинуть, подумал Роман и выгрузил из сетки свежий кефир, сырок (надо было и второй отдать собаке) захлопнул холодильник. На сегодня хватит.

Телефон словно дожидался разрешения — звякнул осторожно, всего один гудок. Высветилось: «Пронькин». Звонить напрямую — это нарушение правил, чертыхнулся Роман, потом сообразил — наверное, что-то важное. Роман перезвонил минут через пять, когда переоделся в халат, заварил чай.

— Роман Николаевич, — моментально ответил Пронькин. Голос вкрадчивый, возбужденный. — Надо поговорить.

Роман отключил телефон. Выдвинул верхний ящик комода, нажал на верхнюю доску, в прихожей звякнул механизм.

Выбрал серую маску, включил монитор.

Пронькин сидел в ожидании.

— Говори.

— Роман Николаевич. Я нашел ее.

У Романа Николаевича дрогнули плечи.

— Это точно?

— Точнее не бывает.

— Но ты уже один раз ошибся.

— Но это точно она. Смотрите. — Павел включил монитор и на экране