Силуэты снов (СИ) - Шитова Наталия

Я встала, потянув за собой простыню, завернулась в неё и пошла в ванную комнату. С полпути я вернулась и захватила с собой любезно приготовленную одежду. Мне не терпелось облачиться в любимые джинсы и ковбойку, но, если моя одежда снова исчезла, было бессмысленно ходить голой.

Умывание не принесло мне привычного удовольствия, несмотря на то, что грубо зашитые раны нисколько меня не беспокоили и никак не реагировали ни на воду, ни на вытирание.

Разглядев себя в высокое зеркало с головы до ног, я пришла в ужас. Захотелось обломать руки тому, кто так бездарно проделал надо мной эту операцию. Со стороны швы выглядели просто безобразно. Больше всего пострадали грудь и живот. Казалось, что кто‑то старательно дырявил меня, а потом так же старательно, но неумело штопал. На руках, ногах, лице и шее повреждений было меньше, и они не были такими уж уродливыми. Но смотреть на тело было совершенно невыносимо. Поэтому я скорее оделась в то, что было под рукой, и вышла обратно в комнату.

Там уже кто‑то сидел в синем кожаном кресле и, по‑видимому, ждал меня. Это была молодая красивая женщина с пышной волнистой копной светло‑русых волос, обёрнутая в разноцветную шёлковую тогу. Она сдержанно улыбнулась мне, пытаясь изобразить любезность, но это у неё плохо получилось. Казалось, что она пришла ко мне не по своей воле, и моя персона не доставляет ей удовольствия.

— В чем дело? — сразу же спросила я довольно грубо. Поскольку я не сделала этой женщине ничего дурного, а также не приглашала её к себе, её плохо скрытая неприязнь разозлила меня.

— Валерий просил присмотреть за тобой, — холодно пояснила она.

Я поняла, что со мной, действительно, не все в порядке, если я сразу не узнала эту женщину. У неё были причины для неприязни, ведь моей гостьей сегодня была Марина Зубарская.

— А зачем за мной присматривать? Я не больна, и мне не нужна няня.

Марина скептически ухмыльнулась, но ничего не ответила, показывая, что беседовать со мной ниже её достоинства. А я не стала настаивать на объяснениях. Такие люди только и ждут, что их станут упрашивать высказаться. И тем не менее, люди такого рода, а особенно женщины, не смогут долго хранить презрительное молчание. Их врождённое неумение держать себя в руках, как, впрочем, и нежелание это делать, обязательно победят. И не дожидаясь от меня никаких просьб, она выскажет все, что обо мне думает, что практически и является той самой информацией, которую мне хотелось бы получить. Можно, конечно, подразнить Марину и насладиться взрывом эмоций. Но мне было откровенно лень это делать. Я просто опустилась в кресло напротив, сползла на кончик, далеко вытянув ноги, и стала рассматривать свою виз‑а‑ви.

На этот раз на ней не было той боевой раскраски, которая почти всегда присутствовала на фотографиях, да и в натуре, когда я видела её в прошлый раз на улице. Только немыслимое количество не то украшений, не то амулетов, было наверчено на её шее. Половина безделушек была явно серебряной. Я посмотрела на свои руки, но кольца Романа Зубарского на мне по‑прежнему не было. Вряд ли Извеков когда‑нибудь вернёт мне его.

Марина постепенно стала ёжиться под моим взглядом… Быть объектом изучения ей не нравилось, но своё возмущение она сдерживала, хотя это давалось ей с трудом. Мне неудержимо хотелось или показать ей язык, или оскалиться. По моим расчётам, это непременно должно было вывести её из себя.

Я огляделась вокруг. Комната была по‑прежнему полупустой. Ничего лишнего, а все необходимое, насколько мне помнилось, было спрятано в многочисленных бархатных складках. На тумбе рядом с софой лежал какой‑то светлый металлический предмет, совершенно мне неизвестный. Я встала и подошла к тумбочке. Это был разъёмный серебряный браслет сантиметров в пять шириной, слишком свободный в обхвате для женской руки. К тому же пять круглых отверстий в нем были сделаны с таким расчётом, чтобы в них можно было просунуть пальцы и превратить браслет в кастет. На внутренней стороне свежая гравировка: «О.П.С.»

— Что это такое? — спросила я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это твоё, — процедила Марина, хитро прищурившись.

Я протянула руку и взяла браслет, чтобы получше рассмотреть его…

— А‑а‑ааа!!.. — мгновенно пронзившая меня боль оказалась столь неожиданной и нестерпимой, что мой собственный крик показался мне чужим, посторонним звуком. Я сразу же выронила так неосмотрительно взятый в руки браслет. Кажется, на несколько секунд я совершенно отключилась, потому что, когда все вернулось на свои места, я обнаружила, что лежу на ворсистом паласе, а рука, державшая браслет, дёргается мелкой дрожью, как под напряжением. Марина сидела рядом со мной и снисходительно улыбалась.

— Что это, черт возьми было, — поинтересовалась я, поднимаясь и садясь на полу.

— Это? — Марина подняла и покрутила у меня перед носом злосчастный браслет.

— Почему? Я не понимаю…

— Почему? Потому что он серебряный, — рассмеялась Марина. — Зато теперь ты несколько раз подумаешь, прежде чем начнёшь душить меня, — она провела рукой по густому переплетению серебряных ожерелий на своей шее.

— Я надену перчатки! — отрезала я, и её смех оборвался. Нахмурившись и бросив браслет на софу, которую кто‑то уже прибрал, пока я умывалась, Марина встала и отошла от меня подальше.

Я поднялась и, сев на софу, ещё раз вгляделась в обжёгший меня браслет. Буквы, выгравированные на его поверхности, были мне знакомы: Олег Петрович Середа.

Как эта штука сюда попала, и почему браслет обжёг мне руку?

Я взглянула на Марину. Она сидела теперь насупившись, и её немного длинноватый нос был вздёрнут вверх в величайшем ко мне презрении.

— А ведь я, действительно, задушу тебя с удовольствием, если ты сию же секунду не уберёшься отсюда, — произнесла я, неотрывно следя за её реакцией. Так и есть, в первую очередь она бросила взгляд в сторону и вверх. Ага, вот где находилась камера‑шпион! Что ж, опустим пока эту информацию, займёмся другим: бегло брошенный наверх взгляд Марины означал просьбу о помощи. Меня боятся. Это воодушевляет, но хорошо бы выяснить причину страха. Да, конечно, мои шрамы несколько подпортили мою безупречную внешность девушки‑подростка, но я не превратилась в монстра. Значит, мою гостью испугали некие обстоятельства, сопряжённые с этими шрамами, ведь это единственное, что во мне изменилось со вчерашнего дня. Или не единственное?

— Ну и что же во мне такого страшного? — уточнила я, наблюдая за Мариной, которая после своего безмолвного призыва о помощи теперь не сводила с меня напряжённого взгляда.

— Н‑ничего… Валерий вообще‑то ждал от тебя агрессивной фазы. Но мы считали, что это наступит позже…

— Почему же, сейчас самое время, — возразила я, встала, подошла к складкам портьер, в которых, по моим расчётам, должна была укрываться камера, и передёрнула ткань, перекрыв камере сектор обзора.

Марина вскочила с кресла, обежала его и замерла в напряжённой позе. Мне стало весело. Несмотря на то, что руку ещё немного подёргивало, я чувствовала себя прекрасно, и мне захотелось поиграть немного в кошки‑мышки.

Я медленно, шаг за шагом, стала надвигаться на Марину. Наконец, она завизжала и бросилась к выходу из комнаты. На пороге она с размаху бросилась на шею вошедшему Извекову. Меня позабавило их общее замешательство. Извеков отцепил от себя еле живую от ужаса Марину и подтолкнул её к выходу. Она не заставила себя упрашивать, исчезла за занавесями, и уже оттуда раздались её рыдания.

Извеков так и остановился у входа. Он молчал, и вид у него был несколько озадаченный.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что всполошился? Думал, я не догадаюсь, что ты подглядываешь в замочную скважину? Или думал, что я эту скважину не найду? — я продолжала забавляться его растерянностью.

— Я не ожидал, что это произойдёт так быстро, — ответил он, все ещё не решаясь подойти ко мне.

— Кто же виноват, что Марина Зубарская всего лишь трусливая курица? И зачем ты только её прислал сюда, бедняжку?

Извеков был все ещё очень серьёзным, чтобы откликаться на шутки. Озабоченно глядя на меня, он прошёл к креслу Марины и уселся.