Чеченский капкан: между предательством и героизмом - Игорь Прокопенко

Бой уже длился почти шесть часов. У «росичей» заканчивались боеприпасы. И это при том, что в рейд они уходили под завязку загруженные патронами. Почти по тысяче на брата. И вот теперь разовые гранатометы и огнеметы, заряды к подствольникам – все использовано практически подчистую. У оставшихся в живых лишь по два рожка и по нескольку гранат. На считаные минуты боя...

Помощь пришла неожиданно, когда ее уже не ждали. Все дело в том, что еще до начала операции «росичи» и действовавший в Бамуте отряд спецназа «Витязь» договорились, на каких радиочастотах они будут работать в бою. В тот день это нарушение существующих правил спасло многие жизни.

Это тоже была одна из страшных реальностей той войны. Бойцы шли на нарушение абсурдного приказа, чтобы спасти своим товарищам жизнь.

Вот что рассказывал нам Александр Щербина : «Без команды генералов там и штабных офицеров, так сказать, которые рулили этой операцией, командованием отряда «Витязь» и офицерским составом было принято решение самостоятельно прийти к нам на помощь. И учитывая сложившуюся ситуацию, отряд «Витязь» поднялся к нам в составе двух групп боевых, по-моему, я помню, из офицеров Артур Козлов был и... так, Чекулаев был, да, по-моему, Чекулаев был и Гриша...»

По сути, офицеры «Витязя» нарушили приказ командования группировки. Они не должны были находиться у Лысой горы и тем более подниматься на нее и ввязываться в бой. Но спецназовцы стояли на своем и отступать не собирались. Оставив БТРы у подножия горы, пешим порядком быстро переправились через реку и начали карабкаться на высоту. Где противник, где свои – неизвестно. И тут же попали под обстрел боевиков.

Еще несколько минут, и боевики легко, как в тире, перестреляли бы всех «витязей». Но спецназовцы общим рывком преодолели простреливаемый участок и тут же наткнулись на вооруженных людей.

«Мы сразу попадали, рассредоточились, и «Стой, свои!» там «Витязь», там «Росич», – говорит Алексей Урсул , – дошло до того, что там на «раз, два, три» типа, ну, чего-то такое там, ну, из-за деревьев выходим, чтоб показаться, что да, это не боевики».

Так «росичи» встретились с «витязями». Первые спасали раненых, вторые рвались на помощь живым. Наверху поняли друг друга с полуслова. Не сговариваясь, начали готовиться к контратаке, чтобы отбить тела погибших пацанов, которые так и остались лежать на поле боя. Но сделать этого не смогли. В следующий момент под ноги спецназовцам стали ложиться мины.

«Оно свистит... оно приближается, вот чувствуешь, по-моему, твое там, – вспоминает о тех событиях Шпингис . – Ну, это вот... не знаю, как это сказать, передать вот? Мина здесь разрывается, и вот парню Грише из шестого отряда осколок попадает прямо в голову... Но он сумел достать, он прям под кожей был...»

Когда истекающие кровью «росичи» намертво вгрызались в Лысую гору, они, видимо, не предполагали, что все их усилия, кровь и смерть товарищей всего через несколько месяцев получат совсем иное звучание и другой смысл. Ценой огромных жертв федеральные силы оттеснили боевиков в горные районы. Оставалось добить зверя в его труднодоступном логове. И тут следует приказ – огня не открывать, действовать мирными средствами, убеждать противника сдавать оружие. Неужели все усилия были напрасны?

...Шел седьмой час боя. Отряд «росичей» редел с каждой новой атакой боевиков. Они вымотаны до предела. Усталость, злость от понесенных потерь, матюги в адрес начальства, нескончаемый огонь противника, кровь и стоны раненых товарищей – все смешалось в горячке боя. «На автомате» включались движения, мысли и эмоции. Но и этот автоматизм уже начинал давать сбой.

Игорь Чекулаев продолжает свой рассказ:

«Я начал обкалывать промедолом одного солдатика. И чувствую, что воткнул иголку ему в ногу, а само лекарство не идет. Ты впопыхах забываешь делать правильные действия. А там надо скрутить иглу, надколоть ее, другой поворот. А ты этого не сделал. Говоришь бойцу: «Все, я тебя уколол». И боец психологически получает этот наркотик. Ему вроде бы хорошо, но на самом деле ты укол не сделал».

Это только позже станет понятно, насколько четко боевики пристреляли местность. Вся оборона Лысой горы была продумана до мелочей. Лежки снайперов, пулеметные гнезда, позиции минометов – все это было направлено на то, чтобы причинить максимальный урон наступавшим.

Продолжает еще один из бойцов , Сергей Мищенко :

«Откатываемся на 10 метров вниз, там 10–15 метров вниз, раз, откатились там. И они опять же по нам, по нашим боевым порядкам. То есть кто-то корректировал огонь с их стороны, и опять же вот, мы лежим, между нами мины – шлеп, шлеп, шлеп, шлеп. И вот так вот они нас гнали этими минами до самой кромки леса, вот внизу, практически до самых БТРов».

Как добрались до этих самых БТРов, и не помнят. Мешкать было нельзя. Раненых закинули внутрь «коробочки», сами запрыгнули на броню. И рванули к своим. Выходить решили через Бамут – так короче. «Росичи» не знали: операция основных сил не удалась, бригада отошла и в селе снова хозяйничали бандиты. На полном ходу «росичи» выскочили прямо на группу мирно беседовавших боевиков.

«Вдруг вижу – боевик стреляет из гранатомета, – говорит Владимир Шпингис , – и я понимаю, что сейчас в БТР в любом случае попадет, потому что там грех не попасть, в упор, вот. Закрываешь глаза и понимаешь: сейчас удар, толчок, пламя и мне ничего вот... Вот закрываешь глаза и думаешь... проходит там, сколько, ну три секунды, понимаешь какую-то там... есть как вот железный скрежет, звук, и все. Открываешь – торчит граната. А вот, думаешь, вот сейчас она сработает, еще не время, но она так и не сработала».

БТР пролетел на полном ходу и устремился к своим. Первым к нему со всех ног бросился Сергей Мудрецов. Из радиопереговоров он слышал, что друг детства Володя Шпингис погиб. Но Сергей до последнего надеялся увидеть Володьку живым.

«Я подбежал к ним и стоял просто, ну глазами смотрел, – начал свой рассказ Сергей Мудрецов . – Начали разгружать ну убитых, раненых. Я его искал, бегал. Ну, когда увидел уже, да, что ну, БТР первой группы подъехал, и он с него вот спрыгнул, я просто стоял и плакал. Он тоже подошел ко мне, зареванный...»

То, что в броне торчал неразорвавшийся заряд, в пылу как-то не заметили. Горячка и суматоха боя пройдут чуть позже, а пока, не веря, что остались живы, спецназовцы путаются в мыслях. Нервы на пределе.

«Когда уже довезли, там уже все были без сознания практически, – сдерживая слезы, рассказывает Алексей Урсул . – Говорят: «Фамилии?», а я помню, что там Старый был, Зоза, еще кто-то... Трамвай, Конь – ну это позывной Зозули... Ну, трудно было что-то внятное произнести...»

Алексея вернул к действительности водитель. Он обежал свой БТР и начал, отчаянно жестикулируя, что-то говорить командиру.

«Да там торчат какие-то фигни», – говорит. Ну, когда просмотрели, там, эти, выстрелы с гранатометов. То есть они стреляли настолько близко, что выстрел не становился на боевой взвод, то есть он летел, как струя, то есть он как болванка, бил, пробивал, потому что один в ящике застрял, один в выхлопной. И... Ну, покричали: «Саперы есть?», ну, саперов не оказалось, ну, сами подошли, повытаскивали, сложили», – вспоминает Алексей Урсул .

...Это был черный день у выживших «росичей». Там, наверху, на Лысой горе, остались лежать тела восьми погибших товарищей.

Только вечером, когда все собрались в расположении отряда, они поняли всю степень трагедии. Андрей Холод потерял в том бою друга и земляка. С Виталькой Цымановским они дружили семьями...

Вспоминает Андрей Холод , в 1995 г. капитан, командир группы отряда «Росич» ВВ МВД России :

«Как так? Вот, мы только сегодня с ним сидели за столом, как семье – что я Ольге скажу, что я скажу, что я скажу Сереге, ну, сыну его, да?»

...А за несколько сотен километров на базе «росичей» в Новочеркасске шла мирная жизнь. В то время, как истекающий кровью капитан Цымановский дрался с бандитам, его жена Ольга, по обыкновению, привела сынишку Сергея из детского сада домой. Хлопотала на кухне, когда неожиданно раздался звонок в дверь.

«Открываю, стоит толпа людей: начальник штаба, – начала свой страшный рассказ Ольга Цымановская . – Это я помню, потому что он мне говорил про то, что погиб Виталик... он сказал: «Примите соболезнования»... А дальше я уже не помню. Потеряла сознание».

Позже Ольга вспомнит, что Виталий, похоже, чувствовал свою скорую гибель. Незадолго до отъезда, как оказалось, в последнюю командировку обычно веселый, жизнерадостный балагур Виталька неожиданно серьезно, словно со взрослым, заговорил со своим пятилетним сыном.

«Он сел, посадил его на колени и говорит: «Сережа, если со мной что-нибудь случится, ты как старший в доме будешь». Я говорю: «Виталя, ну что ты такое ему говоришь? Он еще маленький, – продолжила Ольга. – Что ты, я говорю, начинаешь всякие такие нехорошие вещи?» Он говорит: «Ничего, пусть будет мужиком». Вот это единственное, что... меня поразило».