Страж Монолита 2. Фантастический роман - Ильяс Найманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огромная помесь крысы и тушкана размером с человека, но явно тяжелее его, невероятно древнее, с размытыми бельмами глаз, за которыми светился огромный малиновый огонь, приоткрытая или незакрывающаяся пасть без резцов, из которой вырывалось тяжелое, хриплое дыхание дряхлеющего существа. И самое главное, за секунду до того, как оно вывалилось из норы и встало на задние лапы, осматривая своими жуткими глазами гостей, Егор почувствовал, что от него, от существа веет дремучим холодом, холодом многих смертей, многих застывших жизней, словно сама средневековая чума обрела оболочку и явилась с нему. Чувствуя, как мурашки покрывают его тело, как не ведающий инстинкта самосохранения Мелкий, испугавшись монстра, прижался к ногам сталкера, Бобр закрыл глаза и открыл свой ум, предоставляя чудовищу ковыряться в его чувствах, мыслях, ощущениях. Но такой процесс не мог быть односторонним, волей не волей и разум чудовища проявился и стал виден и для человека.
Это было очень древнее существо, наверное, один из первых тушканов, появившихся и адаптировавшихся в Зоне. Самка, давшая начало самой большой колонии грызунов на пустоши, она была стара настолько, что ее вечно растущие резцы перестали расти и стерлись до коротких пеньков, короткая шерсть выпадала клочьями, оставляя проплешины с редким толстым волосом, зрение с трудом пробивалось через растущие бельма. Ее кормили новорожденными детенышами тушканов, которые были достаточно мягки для ее челюстей, приносили воду в желудках, отрыгивая в лужу в ее скальной опочивальне; другие тушканы, пси-тушканы, единичные среди многочисленных отпрысков, с даром контакта приносили известия, передавая ей собранные образы телепатически, а она… Она правила всей колонией, ее глаза и уши располагались везде, ее звериная мудрость позволяла колонии расти и преумножаться, совершать разорительные набеги на любые территории, совершать самоубийственные набеги на периметр, высылая туда едва ли одну десятую часть, когда их становилось слишком много, и Зона повелевала избавиться от части старых и больных. Это была империя тушканов, а перед ней поднявшаяся из далекой глубины Царица Пустоши.
Но вместе с тем Бобр, проносясь через весь опыт и переживания чудовища, понял, что Зона не может лишить ее воли и повелевать ею. Проносясь через опыт и животную мудрость древнего существа, сталкер понял, что Зона вообще не может и никогда не попытается сломить ни одного мутанта, поскольку мутант и есть часть Зоны, ее дитя, через которого Зона познает мир и себя. Человек понял, что у каждого ее ребенка есть свобода, свобода выбора, и Зона не карает и не судит никого за их выбор, только человек вне системы, пришедший снаружи без приглашения, со своими чуждыми правилами, делает так, что выбор ее детей исключал человека из их будущего. Это стало так просто и понятно, что у сталкера, казалось, остановилось сердце, настолько сокровенным моментом наградило его существо. Ни о каком страхе уже не могло быть и речи. Он не нашел ничего лучше, как достать из рюкзака банку сгущенки, открыть ее одним движением и поставить перед мутантом на пол. Неожиданно он понял, что прошел церемонию принятия колонией и преподнес дары ее главному обитателю. Дар был принят, мутант, опустившись на четыре конечности, сел, глядя на человека. Егор не стал задерживаться и тоже сел, осознав, что не помнит, каким образом он оказался на ногах; снорк остался в стороне чуть позади сталкера. Тушкан почесал передней когтистой лапой за ухом, с треском выбивая пыль тупыми когтями. Не удовлетворившись итогом, он поднял правую ногу и с еще большим треском принялся расчесывать зудевшее место. На стол, отчетливо видимые даже в тусклом свете фонаря, полетели клочья шерсти. «Хорошо, что свои консервы не открыл», – подумал Егор. Мутант, окончив чухаться, вдруг снова превратился из царственной особы в животное и, высунув длинный язык, громка чавкая, начал лакать сгущенку из банки, придерживая ее передними лапами. Мелкий, видя такое дело, схватил одни из консервов со стола, открыл, дернув за кольцо и отвернувшись в своей манере к стене, ссутулившись, начал есть. Бобру не оставалось другого варианта, как присоединиться к трапезе, правда, по-человечески, используя походную вилку-ложку. «А я еще удивлялся, что буду есть со снорком»,– усмехнулся он, оглядывая всю его компанию и сотню светящихся глазами свидетелей.
Когда с трапезой было закончено, царица, волоча переломанный и безжизненный хвост, уползла тем же путем, каким и явилась. Все остальные дыры, кроме одной, застолбили тушканы, ясно показывая что путь из холма для него выбран. Вздохнув, отряхнувшись, чувствуя себя намного лучше и надев комбинезон, сталкер двинулся в одну из нор. Бобр секунду колебался, а затем снял рюкзак с Мелкого и, привязав его к своей ноге, пустил снорка вперед, здраво рассудив, что снорк и помельче, и в случае чего руку помощи подать сможет, что будет лучше, чем дружественный пинок ногой сзади.
Итак, подсвечивая себе фонарем, опустившись на четвереньки, они двинулись по нерукотворному тоннелю, имевшему множественные ходы, в которых сновали, то и дело показываясь в свете фонаря, остроносые мордочки мутантов. Бобр видел впереди себя только разбитые ботинки Мелкого, которые быстро удалялись на несколько метров вперед, а затем останавливались, дожидаясь хозяина. Количество отрезков, когда ботинки снорка удалялись и дожидались сталкера, давно слетело даже с приблизительного счета, а нора тем временем и не думала подниматься к поверхности, мало того, постепенно она начала полого спускаться вниз, принося запахи сырости. Немилосердно работая руками и ногами, с относительным комфортом ползя на четырех точках опоры, Бобр даже прикинул, что научился расслаблять ранее напряженные группы мышц спины, напрягая их теперь кратковременно, подтягивая привязанный к правой ноге рюкзак, далее сталкер понял, что ползти легче, если чуть-чуть наклониться вперед, а когда устают руки, нужно ставить кисти пальцами не вдоль курса, а поперек, пальцами друг к другу. Нехитро развлекая себя таким образом, они проползли по соображениям Бобра пару
