Чисто царское убийство - Андрей Гончаров

Граф, лишенный возможности говорить, энергично покачал головой в знак того, что он ничуть не желает выходить наружу.

– В таком случае отвечайте на вопросы прямо, не увиливая и не пытаясь нас обмануть, – продолжал надворный советник. – Если расскажете все, что нас интересует, мы подумаем, стоит ли сохранить вам жизнь. Ну так что, будете говорить?

Сен-Жермен вновь энергично закивал, но на сей раз уже утвердительно.

Углов кивнул и вынул кляп у него изо рта.

– Итак, вопрос первый, – проговорил он. – Вы беседовали с советником герцога Голштинского Бассевичем в Бадене?

– Да, я встречался этим господином и имел с ним продолжительную беседу, – охотно ответил Сен-Жермен.

– Вы говорили советнику, что имели поручение от императора Карла убить русского государя?

– Да, я так выразился, – сказал граф. – Но…

– Говорили или нет?

– Да, говорил, – покорно ответил Сен-Жермен.

Как видно, он понял, что отбрехаться ему не удастся.

– Вы действительно имели такое задание? Император Карл поручал вам организовать убийство нашего государя Петра Алексеевича?

– Помилуйте, господин сенешаль! – взмолился Сен-Жермен, называя Углова французским словом, означавшим «судья». – На этот вопрос никак нельзя ответить так однозначно и твердо, как вы того требуете! Да, у нас с его величеством императором состоялась беседа, в ходе которой он высказал пожелание, чтобы русский государь умер. Но поймите, Карл Шестой не давал мне никакого прямого поручения. Он долго говорил о причинах, которые заставляют его желать смерти русского царя, о том, как жестоко тот поступил со своим сыном Алексеем, который доводился Карлу внуком, о других предметах, но не сказал: «Убейте его».

– Эти слова не были сказаны, но вы поняли, что Карл ждет от вас исполнения своего желания?

– Да, император несомненно ждал, что я предприму некоторые шаги в этом направлении.

– Вы так и поступили?

– Нет, я не сделал ровным счетом ничего.

– Вот как? Почему же?

– Потому что не хотел окончить свои дни на плахе или в подвалах императорской тюрьмы Панкрац, – отвечал граф. – Вы ведь понимаете, если бы я вернулся и доложил о выполнении такого задания, то император после этого никак не мог бы отпустить меня на все четыре стороны. Я стал бы владельцем его тайны, владел бы мощным оружием, способным поразить его. А зачем императору такой человек? Разве не правильней от него избавиться? Поверьте, господин сенешаль, я не первый день живу на свете и давно постиг тайные пружины, управляющие поступками людей. Именно это знание позволяет мне добиваться успехов при дворах различных коронованных особ. Еще тогда, во время нашей беседы с императором Карлом, я прочитал в его глазах уже готовый приговор себе. Я был обречен на смерть в любом случае, независимо от того, выполнил бы королевскую волю или нет. Вот почему я лишь на время вернулся потом в Вену и сбежал оттуда при первой же возможности.

– Но я не понимаю, зачем же в таком случае вы рассказали об этом поручении Бассевичу.

– Тут имелся тонкий расчет! На первый взгляд могло показаться, что я просто проболтался, чтобы придать себе вес в глазах собеседника. На самом деле, делая такое признание, я внимательно следил за реакцией голштинского советника. Мне надо было понять, не слышал ли он о подобных планах ранее? В таком случае Бассевич обязательно показал бы это. Он плохо умеет скрывать свои чувства, а я, наоборот, делаю это отлично, к тому же прекрасно читаю мысли человека на его лице.

– И что же вы прочитали на лице советника Бассевича? – спросил Углов.

– То, что и надеялся. Мой рассказ не стал для него такой уж новостью. Он уже слышал о том, что кто-то собирается отравить русского императора. Я видел это на его лице так же ясно, как если бы он сам мне об этом сказал.

– Вот как, – задумчиво произнес Углов и вспомнил, что уже употреблял это выражение.

От напора, с которым он начал допрос, мало что осталось. Беседа приобретала совершенно неожиданный оборот.

– И что же вы такого разглядели на лице советника? – после паузы спросил Кирилл.

– Я уже сказал. То, что сообщение о желании отравить императора Петра не стало для него новостью. Кто-то уже хотел извести государя, и Бассевич об этом знал.

– Но кто именно? Вы это тоже прочитали на лице Бассевича?

– Нет, конечно! – воскликнул Сен-Жермен. – Мысли человека нельзя прочесть, что бы ни утверждали шарлатаны. Можете спросить хотя бы вашего товарища, вот этого юношу, – граф указал на Ваню. – Он обладает сходным со мной даром и скажет вам, что соображения другого человека всегда остаются для вас тайной. Вы можете лишь догадаться, о чем именно он думает, правду говорит или нет.

Углов действительно обернулся к Ване, но вовсе не для того, чтобы получить консультацию о чтении мыслей. Он хотел узнать, правду ли говорит граф про Бассевича или врет. Ваня верно понял взгляд товарища и едва заметно кивнул. Значит, Сен-Жермен говорил правду!

Кириллу стало очевидно, что допрос зашел в тупик. Однако сдаваться он пока не собирался.

– Вот что, граф, – сказал Углов, придвигаясь вплотную к их пленнику и сверля его глазами. – Не надо принимать меня за доверчивого недоумка, который поверит всему, что вы скажете. Не знаю, что вы читаете на моем лице. Но я уже говорил вам, что у меня есть желание вывести вас на мороз, поставить в самый глубокий сугроб, чтобы только голова торчала, и продолжить разговор там. Снова спрашиваю, хотите вы этого?

– Нет, конечно! – воскликнул Сен-Жермен.

За последние минуты он немного успокоился, но сейчас, после слов Углова, снова пришел в сильное волнение.

– Я только не понимаю, чем именно вызвал такое ваше раздражение.

– А тем, что вы продолжаете утаивать важную информацию.

– Простите, я снова не понимаю! – вскричал граф. – Вы говорите незнакомые мне слова. Что такое «информация»?

– Ничего особенного. «Информация» значит «сведения». Вы утаиваете их. Вы прочитали на лице голштинского советника – не знаю, в глазах, на щеках или ушах – еще что-то. Может быть, это было не имя заговорщика, но его положение? Звание? Род занятий? Говорите, или вас отыщут уже весной, когда растает снег!

Оперативники понимали, что собеседник Углова страшно напуган. Таким они его еще не видели. Лицо знаменитого алхимика было бледно, язык заплетался. Куда делась его обычная уверенность, с которой он всегда держался!

Однако Сен-Жермен собрался с силами и заговорил:

– Да, я скажу. Я действительно кое-что увидел сверх того, о чем вам поведал. К сожалению, не могу назвать имена, но изложу все, что знаю. Хотя я ведь мог и ошибиться, неверно понять. Наверняка все знает сам Бассевич. Вот у кого вам надо спросить!

– Обязательно спросим! – пообещал Углов. – С советником у нас тоже будет обстоятельный разговор. Но сейчас, граф, мы беседуем с тобой. Хватит медлить, говори.

– Хорошо. Итак, я увидел… или мне показалось, что советник герцога знает о двух или трех людях, которые готовят покушение на государя Петра. Двое из них принадлежат к высшей русской аристократии. Эти люди находятся… точнее сказать, в тот момент находились совсем рядом с царем. А третий человек совсем другого рода. Он имеет отношение к церкви, но при этом почему-то скрывается, подвергается преследованиям. Я что-то слышал о том, что русская церковь расколота. Возможно, этот третий человек потому и ввязался в злодейство. Вот и все, что я могу сказать. Больше я не знаю совсем ничего, клянусь!

Углов вновь взглянул на Ваню. Ответом ему опять стал утвердительный наклон головы. Задавать другие вопросы не имело смысла.

Углов встал, еще раз грозно посмотрел на графа, скорчившегося на постели, и сказал:

– Хорошо, пока мы тебя оставим. Надо посовещаться, решить, что с тобой делать. Не вздумай пытаться бежать. Мы следим за каждым твоим шагом!

С этими словами он повернулся и, не обращая больше никакого внимания на растерянного Сен-Жермена, направился к выходу.

За ним двинулись товарищи. Они спустились в гостиную, где царил сон. Углов махнул рукой, зовя друзей за собой. Они накинули полушубки и вышли во двор.

Пока оперативники беседовали с Сен-Жерменом, метель кончилась. На небе высыпали звезды.

Отойдя немного от гостиницы, чтобы их не было слышно, Углов сказал:

– Ну и что, друзья-следопыты, мы теперь будем делать?

– Как что делать? – ответил Дружинин. – Мне кажется, вопрос совершенно ясен. Надо возвращаться в Россию и искать убийцу там. Долгорукова мы уже проверили, но ведь сколько кандидатур еще остается! Голицыны, Апраксин, Головкин, барон Шафиров, Евдокия Лопухина.

– А еще этот церковник, – подхватил Ваня. – Я уверен, это кто-то из учителей раскола. Мне как раз тут верный след видится. Ведь раскольники ненавидели Петра, считали его Антихристом!