Убитое счастье (СИ) - Олег Бондарь

Морозец пощипывал за щеки и нос, снег приятно скрипел под ногами, воздух казался очень чистым, пронизывал до самих мозгов. Прошлась к флигелю по узкой тропинке, расчищенной Игорем, вернулась обратно. Следующий маршрут — до ворот. Ну, Игорь и растяпа! Наверное, очень спешил. Она прижала калитку, услышала, как щелкнул замок. Теперь она в безопасности. А Игорю нужно вечером объяснить, что негоже любимую жену оставлять в незапертом доме. На ее честь, конечно, никто не позарится, не в том она положении, но украсть могут. Мысленно рассмеялась собственной шутке и отправилась назад в дом. Ноги уже начали замерзать. А к оздоровительному моциону нужно подходить без излишнего фанатизма. Что чрезмерно, то не здраво.

Вспомнила, что нужно покормить Тузика. Насыпала в его миску остатки вчерашнего супа, поставила возле конуры. Песик где-то загуляла. Может, за калитку выбежал? Воспользовался оплошностью Игоря и вырвался на свободу? Хотела позвать, но передумала. Захочет кушать, сам прибежит.

Тепло от печурки после мороза приятно обволакивало тело. Начало клонить в сон. Ну и сплюха…

Налила еще чаю из термоса. Хорошо, что Игорь не видит. Но ведь, нельзя же отказывать себе во всем. Чай и так слабенький — всего лишь один пакетик.

Взгляд наткнулся на дверь комнаты, в которой жила свекровь.

Бр-р-р…

Дрожь пробежала. Теперь, когда та уехала, Юле казалось, что в комнате осталась частица ее души. Вне сомнений, самая темная частица. Потому что от одного взгляда на дверь муторно становится. Интересно, как долго она еще не сможет спокойно входить туда? Наверное, только после ремонта. Капитального ремонта, такого, чтобы и духа поганого не осталось.

Хотя, нужно ли?

Человеку всегда нужна фобия. Может, все так и оставить? Будет своя комната Синей Бороды. Этакая домашняя страшилка. В Англии ведь обожают дома с привидениями, а чем мы хуже?

А зачем человеку фобия? Чтобы учиться превозмогать собственные слабости, чтобы уметь побороть собственный беспричинный страх. Храбрый не тот, кто не боится, а кто, сжав зубы, идет навстречу опасности. Вот и она сейчас так сделает. Войдет в комнату, откроет форточку, проветрит ее, соберет постельное белье и забросит его в стиральную машинку, протрет пыль, возможно, подметет.

Она же у себя дома. Если и завелось домашнее привидение, оно должно знать, кто здесь хозяин…

Настроив себя, таким образом, Юля поднялась с кресла и подошла к двери.

Толкнула, но та не поддалась. По-видимому, недостаточно сильно. Все еще искала для себя лазейку, чтобы избежать неприятного занятия.

Нет, так не годится, нужно быть последовательной. Коль взялась за что-то, нужно довести дело до конца. Она обеими руками уперлась в дерево, но дверь по-прежнему не желала открываться. Закрыта изнутри? Быть такого не может. Кто ее там закрыл? Ведь, кроме нее, дома никого нет. И все же, искорка паники уже успела поджечь какой-то фитиль, воображение разыгралось.

Чьи-то шаги?

Там, за дверью, кто-то ходит. Юля отпрянула, она была уверена, что отчетливо услышала доносившийся из комнаты приглушенный кашель. Потом сообразила, что это мог трещать уголь в печке, но, все равно, никак не могла прийти в себя.

А дверь?

Почему она не открывается?

Да все очень просто. Разбухла от сырости. Она и раньше сидела плотно, а сейчас…

Главное не паниковать. Все можно объяснить логично и убедительно, нужно только заставить себя поверить собственным объяснениям.

Юля вдруг почувствовала себя маленькой девчонкой, которой в каждом темном углу чудятся страшилища, которые только и поджидают момента, чтобы наброситься на нее. Видно, не сильно она повзрослела с тех пор, если ее до сих пор мучают детские беспричинные страхи.

Кажется, слегка успокоилась. Даже улыбнулась собственным умозаключением. Но от следующей попытки открыть дверь отказалась. Придет с работы Игорь, и она сделает все, что задумала. Но о своих страхах она ему, конечно, рассказывать не будет. Стыдно, он ее на смех поднимет.

Пусть только попробует, я ему такое устрою…

Она вернулась к печке и долго смотрела на язычки пламени, медленно поедающие раскаленные докрасна каменные угольки. И в который раз убедилась, что ничего так хорошо не успокаивает, как горящий огонь.

Сон был странный, как будто и не сон, а продолжение реальности.

Юля снова видела себя стоящей возле закрытой двери. И снова ощущала страх, пожалуй, даже сильнее, чем раньше. Он, этот страх, сочился сквозь невидимые щели, обволакивал ее, затуманивал разум и тянул к себе. Он полностью подчинил ее волю и теперь игрался с ней, как кошка с мышкой. Манил к себе, и она не смела ему сопротивляться. С тупой обреченностью она толкнула дверь, и та легко отворилась, стоило ей лишь прикоснуться к деревянной обшивке.

В комнате было темно, не совсем темно, сумрачно. Она могла различить почти все, кроме дальнего угла, который прятался в плотной, почти идеально черной тени. Именно она излучала леденящий холод страха и влекла к себе с настойчивостью, которой невозможно было сопротивляться.

Что там прячется?

Какое чудище поджидает ее, чтобы проглотить?

На периферии сознания, преодолевая гипноз, забилась тревожная мыслишка:

— Не ходи! Если пойдешь туда, сольешься с тенью, станешь ее частью и навсегда исчезнешь для этого мира!

Только мысль была слишком слабой. Она не могла противостоять неведомой силе, не могла вывести из транса. Юля продолжала, неестественно, словно робот, передвигать ноги в направлении темного угла, где, и она прекрасно это понимала, ее не ожидало ничего хорошего.

И вдруг тень ожила, зашевелилась. Словно джин из бутылки выпорхнула из угла, взвилась закрученным в спираль смерчем, коснулась потолка и расплылась темным облаком. Медленно опустилась и стала сгущаться, сплачиваться, пока не превратилась в злобную черную старуху.

Отчаянный крик вырвался из груди, и Юля проснулась.

Огонь уже не горел, раскаленные угли покрылись толстым панцирем шероховатого шлака, в щелях которого мерцали красные светлячки. Свет с улицы едва пробивался сквозь маленькое окошко. Небо опять плотно затянуло тучами, и валил густой снег.

Ну и приснилось…

Она все еще пребывала в полуреальности, не переступив полностью грань, разделяющую видение и явь. Впечатления от увиденного кошмара были настолько свежи, что действительность, по сравнению с ним, казалась блеклой и ненастоящей. А страх, вернее ужас, испытанный накануне, хоть спрятался и немножечко приутих, все же, был еще способен властвовать, над только начавшим пробуждаться разумом.

Юля отвела взгляд от окна, избегая смотреть на дверь закрытой комнаты, снова втупилась в печку.

Нужно подбросить угля. Только для этого нужно встать, а тело еще колотится, оборачиваться страшно. Протянула руку к ведру, нащупала кочергу, разбила шлак, поворошила угли. Язычки огня, вырвавшись из-под панциря, весело зарезвились, словно подмигивая и пытаясь взбодрить.

Ну вот, все хорошо!

Совсем нервы расшатались. Пора бы, наверное, и перекусить.

Юля таки поднялась с кресла, обернулась и тут же замерла.

Старуха, оказывается, никуда не делась. Вот она, притаилась за спиной.

Может, это и не сон был?

Теперь Юля уже закричала по-настоящему. Рука, в которой она продолжала сжимать кочергу, сама собой поднялась и, прежде чем Юля смогла что-то осмыслить, с силой опустилась на голову нежданной гостье.

— Это вы? — Юля узнала свекровь, и кочерга выпала из руки.

Но та ничего не ответила. Не смогла. Ее глаза странно закатились, она, молча, очень медленно, осела на пол. Какое-то время еще сопротивлялась земному притяжению, но потом силы оставили ее. Она свалилась резко и сразу, ее голова с глухим звуком стукнулась о половицу.

Звук стукнувшейся головы показался Юле страшнее грома, хотя, наверное, и не был слишком громким. Он был какой-то бездушный, словно камень упал или деревяшка. В нем не было ничего, что говорило бы о том, что ударился живой человек. Ни крика, ни стона. Просто — «стук», и — все.

Еще не веря в случившееся, не осознавая всего ужаса происшедшего, Юля наклонилась над поверженной женщиной. Распростертая на полу, она казалась удивительно маленькой, жалкой и несчастной.

Как она здесь оказалась?

Почему Юля не слышала, когда она вошла? И, разве так трудно было сказать хоть слово, чтобы не пугать ее?

Да, это правда, она не любила свекровь, можно сказать, ненавидела ее. Но, Бог свидетель, она никогда не желала ей зла, даже мысленно. Просто хотела, чтобы та оставила их с Игорем в покое и не мешала им жить. Не желала ее видеть и слышать. Но проклинать, и, тем более, поднять на нее руку…

Нет!!!

Слезы раскаяния от содеянного затмили глаза, грудь сдавило спазмом от вырывающегося наружу рыдания.