Пьесы: Оглянись во гневе. Комедиант. Лютер - Джон Осборн

Билли. Шапку по кругу пустите, киньте, киньте мне туда медяков.

Арчи. Неплохо для непрофессионала.

Билли. В последний раз я ее пел в пивном зале где-то в Йоркшире. Там к пинте пива давали полную тарелку йоркширского пудинга, ешь не хочу. И все за два пенса.

Арчи. Да брось ты, папа. Не было такого, с памятью у тебя никуда.

Билли. Я тебе говорю — тарелку йоркширского пудинга…

Арчи. Что годы-то делают…

Билли. Ешь не хочу.

Арчи. Ум за разум заходит. Я бы на твоем месте тихо сидел. Билли. А я и сижу.

Арчи. Стареешь, сдаешь.

Феба. Арчи, не дразни его.

Билли. Это я-то сдаю? Еще покрепче тебя буду. (Замечает, что все улыбаются.) Здоровьем бог не обидел. Думаете, я ничего не вижу. А ну-ка, налей мне!

Фрэнк.

Если нет тебя со мною, я такой несчастный.Если нет тебя со мною, жизнь моя напрасна…

Арчи. Может, помолчишь минутку? Дай вспомнить. Ага! Так-так. Ах, любимая моя наверху в клозете, любимая моя смотрит на меня.

Феба. Не надо, Арчи, Зачем ты так поешь? (К Джин и Фрэнку.) Он всегда пел эту песню. Она ему больше всех нравилась.

Джин. Спой сама.

Феба. Я? Да я не умею. И слов-то, наверно, не помню.

Фрэнк. Попробуй, почему не попробовать?

Феба (к Арчи). Может правда?

Он коротко кивает.

Ну ладно. (Поет.)

Мой любимый наверху на галерке.Любимый мой смотрит на меня.Где же он?Вот где он,Мне кричат, что он влюблен.Счастлив, как воробышекНа моем окне.

Джин. Спасибо, Феба. Спасибо.

Феба. Ужасно, наверно.

Билли. Ну, я иду спать.

Феба. Уже?

Билли (идет в свою комнату). Да, я ведь только хотел выпить за здоровье нашего Мика. Лягу, пока не прибежали эти идиоты поляки. Спокойной ночи.

Все желают ему спокойной ночи.

Феба. Пожалуй, и я пойду через минуту. Устала. На работу завтра не пойду. Да и вряд ли они ждут меня завтра.

Джин. Конечно, не ждут.

Феба. Все равно не засну, так волнуюсь. (К Джин.) Я показывала тебе письмо от Клер?

Джин. Кто это — Клер?

Арчи (Фебе). Милая, я иду спать.

Феба. Сейчас. Я хочу прочитать письмо от Клер. Клер — моя племянница, та, что в Торонто живет. Лучше я сама прочту, у нее почерк трудный. Она дочь моего брата Джона. Они сейчас все там, и Джон тоже, Они ресторан открыли четыре года назад, с пятисот долларов начинали. А это их дочка. (Показывает фотографию.) Сейчас-то у них большой отель в Торонто, собираются открывать другой.

Арчи (к Джин). Заинтересованность на себя напускать не обязательно. (Фебе.) Что ты ей мозги пудришь насчет Канады?

Феба. Не видишь, ей интересно! Правда ты хочешь послушать?

Арчи. Лучше пусть Фрэнк еще споет.

Феба. Я просто хочу поговорить с девочкой. Один отель они открыли в Торонто, а другой хотят открыть в Оттаве. Мой брат Джон управляет отелем в Торонто, и они хотят, чтобы мы приехали и Арчи стал управляющим в Оттаве.

Арчи. Что я в отелях смыслю? Я жил только в меблирашках.

Феба. Стоит мне заикнуться об этом, как он на дыбы.

Арчи. Ради бога, хватит говорить, что я становлюсь на дыбы, стоит тебе заикнуться. Вот ты сейчас заикнулась — встал я на дыбы?! Просто это дурацкая идея.

Джин. Когда они написали?

Феба. Недели две назад. И еще она пишет, что совсем не обязательно тут же решать, можно и повременить.

Джин. А мальчики?

Феба. Они тоже могут приехать, если захотят. Не знаю, как Мик, но Фрэнк не против, правда, Фрэнк?

Джин. Что скажешь, Фрэнк?

Фрэнк. Ты только оглянись вокруг. Ну есть хоть одна причина, чтобы оставаться в Европе, да еще в самом ее затхлом углу? И нечего себя обманывать, будто здесь еще можно что-то сделать или испробовать. Никому это не нужно. И ничего у тебя не выйдет… Да и кто ты здесь? Полный нуль. Сама ты никто, денег у тебя нет, и ты к тому же молодая. И так до конца жизни: никем ты не станешь, денег не накопишь, постареешь только. Пока не поздно, подумай о себе, Джинни. Никому другому до тебя не будет дела. Всем на тебя в высшей степени наплевать, потому что никто уже ни во что не верит, Конечно, тебя будут уверять в обратном, будут забирать по паре шиллингов из недельного жалованья и лепить марки в профсоюзном билете. Только не верь им, потому что на этом их забота кончается. Они ведь такие занятые: им бы забиться в середку, они вокруг и не смотрят.

(Сорвавшимся голосом, почти нараспев.) Сволочь поганая!

Если нет тебя со мною, я такой несчастный,Если нет тебя со мною, жизнь моя напраспа.

Арчи. Шш… поляков разбудишь.

Фрэнк. Это тебя пора разбудить. «Жизнь твоя напрасна!» Арчи. Шел бы ты спать.

Фрэнк. Тебя и ту рыжую суку из «Кембриджа». Обеих вас. Беззаботною мартышкой я скачу! (Положив руку на плечо Арчи, машет всем на прощание.) Иду спать.

Арчи. Спокойной ночи, малыш.

Фрэнк (напевает).

Долог, долог вечный сон,Не пугает меня он!

(Убегает.)

Арчи. И потом, в Торонто нет темного пива.

Феба. Вот смотри, что она пишет. Здесь про то, как надо оформляться и платить за переезд, а дальше про работу в Оттаве. Опыт, стаж не имеют значения, мы же свои люди. Вот она пишет: «У нас телевизор с экраном в 21 дюйм, приемник и т. д., а сейчас мы купили „Шевроле“ последней модели с автоматической коробкой скоростей и всякими другими фокусами, которыми здесь все увлекаются. Я уверена, что ты и Арчи быстро здесь приживетесь и все у вас наладится». (Аккуратно складывает письмо.) Я думала, тебе будет интересно послушать.

Джин. Конечно, спасибо.

Феба (после паузы). Ты еще посидишь, Арчи?

Арчи. Сейчас иду.

Феба. Все, наверно, устали. Я как на иголках сидела весь вечер. (К Джин.) Спокойной ночи, девочка. Не сердись на меня, я глупо себя вела.

Джин. Да что ты. Спокойной ночи. Я тебя не разбужу.

Феба. Спокойной ночи, Арчи.

Арчи. Я еще зайду попрощаться.

Феба. Спасибо, милый. Мы придумаем, где его уложить?

Арчи. Мика? Да, мы ему постелим здесь, со мной.

Феба. Он, наверно, будет совсем без сил, бедный мальчик. Ну что ж, теперь уже скоро. (Уходит.)

Арчи. Я ездил в Канаду во время войны.

Джин. Я помню.

Арчи. Нигде не мог достать темного пива, даже в Торонто. А они там клялись, что у них все как в Англии. (Пауза.) Не нашел я там никакой Англии. Как же ты все-таки пошла на Трафальгарскую площадь? Неужели тебя это все волнует?

Джин. Тогда мне так казалось.

Арчи. Как у меня с темным пивом и женщинами. Я тебе рассказывал о своей встрече с монахинями? Они только раз на меня взглянули — лица бледные, нездоровые, маленькие глазки, — только взглянули, и обе не сговариваясь перекрестились. В жизни своей я не был так польщен. Выпьем еще по маленькой?

Джин. Конечно.

Арчи. У вас тут с Фебой что-то вышло.

Джин. Ничего особенного. Она вдруг почувствовала ко мне неприязнь.

Арчи. Твоя мать меня застала в постели с Фебой. (Пауза.)

Джин. Я не знала.

Арчи. Не знаю, чего я ожидал, только мне казалось, ты отреагируешь не так односложно.

Джин. Может, ты ожидал, что я стану митинговать, как на Трафальгарской площади?

Арчи. Почему-то все мои дети считают меня развратником. А дело все в том, что я никогда не таился.

Джин. Пойдем лучше спать.

Арчи. Нет, посидим еще. Мы, кажется, оба в настроении. Ты только родилась, и твоя мать застала нас со старушкой Фебой. Бедняжка Феба, хоть бы она удовольствие получала. А твоя мать как вышла, так больше и не вернулась. Она была, что называется, человек с принципами. Знала, как себя надо вести, и на попятный никогда не шла. Так она меня и не простила.

Джин. Ты не любил ее…

Арчи пьян, он распевает и разыгрывает свои тирады, как это выходит только у пьяных, почти отстраненно и тщательно, словно дирижер, управляющий силой звука.