Симеон - Мархуз

Чего уж обо мне говорить? Это слово обернулось мне камергерством, правда вне штата, чтобы во дворце зазря не болтался и глаза никому не мозолил. Зато жалованье платили сполна.

Екатерина довольна, что Разумовский за свой счёт занимается развитием целого региона.

— Александр Васильевич, подговори Симеона, чтобы он и других состоятельных людей убедил заняться полезной деятельностью. А то только по балам ходят и друг другу визиты наносят.

— Я бы рад, государыня, но у Семёна всё расписано. Он и сам никуда не ходит, ибо постоянно занят расчётами и планированием. Да и молодые предпочитают гулять, лишь старики интерес проявляют к нашим делам. Потому лишь что личную пользу видят в будущем.

Почему бы ей Зубовых не припахать как следует? Нараздавала им синекур, а они балду гоняют в служебное время, изображая рвение.

Зато мне недосуг. Ещё летом затеяли с ван дер Лейденом нужную комбинацию. Теперь начал выплаты, так как денег имею уйму-другую.

Я заказал через него эскадру кораблей всякоразных для личного пользования. Купец пояснил с самого начала, что если платить особо нечем, то исполнения придётся долго ждать Зато, когда требуемые суммы появятся, то он готов даже почти готовые суда перекупить, используя свои связи. Включая, кстати, военные, если нужно.

Теперь, когда я изрядный богатей, могу всё спустить коту под хвост. Уже весной получу новенький голландский линкор, два фрегата и два шлюпа. Кроме того, есть вариант обзавестись английским линкором, который был признан после летних испытаний негодным к военно-морской службе. Какие-то проблемы в конструкции из-за чего он прекрасен и классно вооружён, но ходовые качества… Может лишь берега охранять, не более. Меня это вполне устраивает. Обзаведусь берегом и никого к нему не подпущу, коли они сракообразные грекопотамы.

Остальные корыта (ещё два фрегата и два шлюпа) получу ближе к осени. И парочку быстроходных вёртких шхун прикуплю для рек.

— Семён Афанасьевич, зачем вам это нужно? — поинтересовался наставник.

— Сам не знаю, но предчувствие какое-то, что всё это мне понадобится.

Опять вру и не краснею. Видимо у меня деньги разумно и долго не хотят задерживаться, убегают врипрыжку на понты. Теперь бы дворец кому-нибудь впендюрить, то ли Людовику Шестнадцатому, то ли тому же Витворту. А может австрийскому императору? Иначе придётся передаривать государыне за бесплатно.

Глава 20

Выкрутас с Таврическим Дворцом сложился достаточно своеобразно. Екатерина Вторая прикармливала некоторых магнатов, чтобы создать оппозицию Четырёхлетнему Сейму. Самым богатым и тщеславным являлся Михаил Иероним Радзивилл. Он хотел бы иметь столь шикарный дворец в Петербурге, но не за полную цену естественно.

Я тоже кобенился, но разумно. Представляю, как императрица удивилась моему предложению, обеспечивающее моё же будущее.

— Ваше величество, вы достигнете своего сейчас. Зато Симеон получит, что хочет, через несколько лет.

— И что же он предлагает?

— Семён Афанасьевич согласен продать Радзивиллу дворец дёшево, всего за 200 тысяч рублей со всем убранством. Только статую Афины Таврической заберёт на память.

— Очень щедро и мне это нужно ныне. А чем отдариться придётся в будущем?

— Семён Афанасьевич хотел бы организовать за свой счёт торгово-промышленный регион в Курляндии и Мемельланде. Льготы и привилегии не нужны, налоги и пошлины будет платить на общих основаниях.

— А в чём тогда его выгода, коли оно и мне выгодно?

— Тогда те земли не будут розданы налево и направо, что даст возможность вести единую экономическую политику.

Мы предполагали, что императрица рассердится за намёк о безудержной раздаче земель кому ни попадя, но ошиблись. Екатерина расхохоталась и шутливо пригрозила пальчиком.

— Не бойтесь, ничего оттуда чернявому не дам. Другие земли, ежели что, найдутся. Только, боюсь, Симеону долго ждать придётся политических решений.

— Ничего, он ещё молод и готов ждать сколько угодно.

В ноябре же чемодан вез ручки ушёл налево, а я лично познакомился с богатейшим литовским магнатом. Теперь считается, что он мне «многим обязан».

Петербург, в какой-то момент шокированный завещанием Потёмкина по поводу дворца, угомонился и даже Зубовы перестали коситься. Народ посчитал, что граф Великий всего лишь бастард князя Таврического. Тем более, что это вполне объясняло многое. Теперь, когда Потёмкина больше нет, не будет у Великого ни внеочередных чинов, ни царских даров.

Супружеская чета вернувшихся из Европы Разумовских-младших, пригласила меня в гости. Маман, счастливая тем, что ей разрешили частично снять покров с дворцовой тайны, сразу обняла меня. Пётр Кириллович пожал руку, как отчим повзрослевшему пасынку.

На семейный парад-алле явились, ни разу не запылившись, ещё два брата, Андрей и Алексей, а также приёмный дед Разумовский-старший. Стоило только разбогатеть, как оброс роднёй с ног до головы. А что будет завтра, коли снова обеднею?

Хорошо, что присесть позволили и лишь потом завалили вопросами и комментами.

— Сёмушка, а ты жениться не надумал?

— Ну, что вы, мама, молод ещё. Да и по любви хотелось бы жениться, а не по расчёту.

— Тебе достойная пара нужна, а не абы кто. Сколько графов вокруг имеют прекрасных дочерей.

— Маман, а вдруг я стану князем али герцогом. Тогда получится, что не я по расчёту, а за меня по расчёту вышли, — смеюсь над самим собой.

— С чего это тебя князем сделают, за какие заслуги? — интересуется с подковыркой Алексей Кириллович.

— Есть заслуги и немалые, — авторитено заявил «дед» Разумовский, — Семёну ещё и не додают, а он большего заслуживает, я то знаю.

Самый старший в семействе настолько авторитетен, что сорокалетняя мелюзга с почтением затыкается, совершенно не врубаясь в коммент.

— Екатерина самолично сказала, что с титулами успеется, пусть к графу пока привыкнет.

— Так может на деньгах жениться, есть выгодные партии, — прокомментировал Андрей Кириллович, самый расточительный в семействе.

Вот насмешил, так насмешил!

— Думай, что говоришь. Семён и от моих, и от Елагинских денег отказывается, хотя предлагали не раз. Ему один только Потёмкин больше миллиона уже передал.

Три брата дружно фигеют от такого нового «родственника», не понимая кто таков Семён Афанасьевич Великий. Контр-адмиральский мундир, два ордена…

— Так это же третий, — удивляется Пётр Кириллович, — а был четвёртый. За что вручили?

— За Мальту, — скромничаю я. — за то, что своевременно идею подал.

Ну всё, теперь меньше княжны, да ещё из родовитых, мне не позволят взять в жёны.

— Вроде у Долгоруковых есть кто-то на выданье?

— Так и у Радзивилла дочь не замужем, — подначиваю я.

— Эк, куда махнул, с Радзивиллами породниться.

— Кирилл Григорьевич, вообще-то Михаил Иеронимович сам мне сказал, что должен теперь.

— Это когда же?

— Ну, когда я ему Таврический дворец всего за двести тысяч продал.

Опять немая сцена с минутой молчания. Приняли,