Сюита «Ландшафт и этнос» - Лев Гумилев

Предлагаемая система классификации основана на принципе, отличном от принятых до сих пор, – антропологического, лингвистического, социального и историко-культурного. Отмеченные в таблице признаки различия инвариантны для всех эпох и территорий: как в классовом обществе могут существовать персистентные этносы, так и при родовом строе происходят перегруппировки особей, благодаря чему возникают новые племенные союзы или военно-демократические объединения. Примерами первого варианта могут служить застарелые рабовладельческие отношения в Аравии среди бедуинских племен, в западной Африке – в Бенине, Дагомее и т. п., у тлинкитов северо-западной Америки и у горцев Кавказа, до XIX века имевших грузинских рабынь и рабов. Застывшие феодальные отношения наблюдались в XIX веке в западном и северо-восточном Тибете, в горном Дагестане, у якутов и у малайцев.

И наоборот, ирокезский союз, возникший в XV веке – яркий пример создания нового этноса в условиях доклассового общества. Тот же процесс имел место в родовой державе Хунну (III век до н. э.) и военно-демократическом тюркском "Вечном эле" (VI – VIII века н. э.). Кельты I тысячелетия до н. э. бесспорно составляли этническую целостность, имея клановую систему общественных взаимоотношений. Количество примеров можно увеличить, но достаточно и приведенных.

Всякое деление материала при классификации условно, но именно потому оно конструктивно, ибо определяется задачей, поставленной систематизатором. Наша цель – установить место этнического становления в многообразии наблюдаемых явлений. И что же, оказывается, что этногенез – редкий случай на фоне общего этноландшафтного равновесия, которое не может рассматриваться как "отсталость" или "застой", происходящий от неполноценности тех или иных народов сравнительно с этносами, развивающимися быстро. Все "застойные" этносы некогда развивались, а те, которые развиваются теперь, если не исчезнут, то станут "стабильными" когда-нибудь потом.

При этой постановке вопроса можно ответить, почему этносы вымирают, и настолько часто, что из тех, которые зафиксированы при начале письменной истории (в III тысячелетии до н. э.), не осталось ни одного, а из тех, которые жили и действовали в начале нашей эры, – редкие единицы. Это тем более необходимо, что непрямые потомки древних римлян, эллинов, ассирийцев, видоизменившись до неузнаваемости, живут и сейчас, но уже не являются ни римлянами, ни эллинами, ни ассирийцами, ибо заимствовали от предков только генофонд, да и то частично.

Обратимся за аналогиями к палеонтологии, которая также занимается проблемой вымирания биологических таксонов, причем ведь не существенно, какова величина изучаемого объекта. Процессы вымирания должны иметь одну закономерность.

Л. Ш. Давиташвили[123], посвятивший этой проблеме солидное исследование, категорически и обоснованно отвергает абиотические причины, как физические, так и химические, а также катастрофы, в результате которых вид гибнет единовременно. Вымирание видов знаменуется постепенным сокращением ареала и конкуренцией соседних видов, вытесняющих из биохора обреченный вид. Но остается неясным, в чем заключается эта "обреченность" для этносов. Согласно этнологии, она кроется в структуре этноса. Усложнение структуры повышает сопротивляемость враждебному окружению, упрощение снижает ее. Вот почему полноценные в физическом и интеллектуальном аспектах люди, например индейцы или полинезийцы, оказались бессильными по сравнению с колонизаторами, отнюдь не лучшими представителями своих народов.

Таким образом, наибольшую опасность как для природы, так к для этносов представляют соседи, не потерявшие в процессе развития способности к адаптации и потому расширяющие свой ареал. Без появления такого врага реликтовый этнос может существовать неограниченно долго, постепенно слабея, но не вымирая. Это инволюция, т. е. эволюция с обратным вектором.

Но не исключена и гибель этносов развивающихся, если они наталкиваются на непреоборимое сопротивление более многочисленных соседей. Такие примеры неоднократно фиксировались историей. Однако механизм процесса остается неизменным. Итак, биологическая эволюция внутри вида Homo sapiens сохраняется, но приобретает черты, не свойственные прочим видам животных. Филогенез преображается в этногенез. Согласно этому выводу, человек за последние 15 тысяч лет изменялся не столько по анатомическим и физиологическим признакам, а по поведенческим, благодаря чему он освоил всю Землю и создал технику, оставаясь самим собой. Г. Ф. Дебец писал: "Отдельные „примитивные" и „прогрессивные" признаки встречаются у всех рас, но ни одна из них не отличается „примитивным" или „прогрессивным" комплексом признаков, если заранее не считать их таковыми. Если принять в качестве критерия примитивности череп антропоидной обезьяны или хотя бы неандертальца, то протоевропейский тип энеолитической эпохи Русской равнины по сумме признаков вовсе не будет более примитивным, чем тип древних славян или современных украинцев"[122, стр. 19-20].

Действительно, эволюция человечества пошла по линии расширения ареала и увеличения числа внутривидовых вариаций, т. е. этносов. Часть последних погибает, оставляя потомкам вещественные или литературные памятники, часть остается в виде реликтов, часть исчезла бесследно, но не было случая, чтобы подсознательные действия популяции с единым стереотипом поведения вели к целенаправленным изменениям собственного естества, какие бы условия такому коллективу ни создавались. Дж. Холдэн по этому поводу писал: "Естественный отбор действует на изменения, имеющие приспособительный характер, а эти изменения не идут в любом направлении. Большая их часть ведет к потере сложности строения или к редукции органов – к дегенерации"[129, стр. 82], а в нашем примере – к стабильному или персистентному состоянию этноса.

О соотношении природы и общества согласно данным исторической географии и этнографии

(Ландшафт и этнос: X)

Статья опубликована в "Вестнике Ленинградского ун-та". - 1970. - N 12. вып. 2. - С. 88-93.

В предшествующей статье[130] мы обещали раскрыть способ этнического творчества, т.е. охарактеризовать те взрывы энергии, которые изменяют ландшафты, уничтожают старые и создают новые общности людей и, постепенно затухая, уподобляются, по выражению В.И.Вернадского[131], геологическим переворотам малого масштаба.

Однако, прежде чем перейти к непосредственному описанию явления, необходимо окинуть взглядом если не историю, то хотя бы современное состояние вопроса, потому что дискуссия о соотношении природы и общества в последние годы приобрела острые формы[132],[133],[78],[134].

Обобщая разнообразные в деталях взгляды наших современников, можно выделить три точки зрения: 1) «единая» география сводит всю деятельность человека к природным закономерностям[135],[136]; 2) некоторые историки и этнографы считают все проявления, связанные с человечеством социальными, делая исключение лишь для анатомии и отчасти, физиологии[135],[137],[138],[139],[140],[141]; 3) в антропогенных процессах разделяются проявления общественной и природных (механическая, физическая, химическая и биологическая) форм движения материи[134]. Эта концепция представляется автору единственно правильной и плодотворной.

В самом деле, не только внутри больших коллективов – этносов, непосредственно влияющих на земные ландшафты[127],[118] и, следовательно, существующих не в качестве абстракции, а вполне реально, но и внутри одной человеческой особи наблюдается постоянное сопряжение всех форм движения материи. Если даже считать, что все детали поведения человека диктуются его социальным окружением, то генетический код зародыша – явление биологическое, а повышенное выделение адреналина – химическое. Но ведь и то и другое весьма влияют на характер деятельности человека.

Но равным образом неправильно распространять закономерности природы на техносферу, т. е. на создания рук человека. В отличие от прочих животных гоминиды – синантроп, палеоантроп и неоантроп – научились изготовлять орудия, сначала деревянные и каменные, потом металлические и, наконец, из искусственных материалов – пластмассы. Созданные человеком орудия, одежда, дома, произведения искусства, согласно определению акад. С.В.Калесника[132], выпадают из цикла конверсии биоценоза, потому что они не имеют самостоятельного развития, а могут только разрушаться. Постоянное возобновление и расширение техносферы Земли есть плод особой формы развития материи – общественной, никаким животным несвойственной. Поэтому встают два тесно связанные вопроса: где проходит граница между общественным и природным развитием внутри этноса, и какую роль в этом сочетании играет энергетический момент, равно важный для природы и общества?