Шпион Тамерлана - Андрей Посняков

Глотнув вина, Раничев обвел взглядом полутемную залу, уже почти опустевшую, лишь у самой печки сидели за столом несколько человек, по виду – приказчиков или мелких торговцев, да суетились вокруг служки. Иван улыбнулся – неплохо все получилось сегодня. И в приличное заведение попал – чисто кругом, никто не ругается, не дерется – и деньжатами подразжился. Вона, звенят под подкладкой. Надо б зашить покрепче, не то, не дай бог, вылетят. Зашить, поспать да думать что-то насчет дальнейшей жизни. В Москву надобно добираться, в Москву да подумать, чем там заняться, – денежки, к сожалению, имеют нехорошее свойство быстро кончаться, совсем, как мед у Винни Пуха: когда он есть, то его сразу нет. И что вы умеете делать, уважаемый Иван Петрович? Руководить трудовым коллективом интеллигенции? Не пойдет. Придется к старой профессии вернуться – скоморошничать. Однако одному плохо. Надо ватагу искать, иначе не потерпят коллеги, прибьют конкурента. Хорошо было бы сейчас в Западной Европе, где-нибудь во Франции или в немецких землях. Ездил бы себе преспокойно по замкам, представлялся каким-нибудь бароном де Раниче, обедневшим потомком некогда знатного рода, распевал бы под лютню любовные песни и был бы желанным гостем в любом феодальном замке, где помирающие со скуки рыцари одаривали б золотишком со всей возможной щедростью, а их жены… а их жены… Ладно, замяли тему. Тут такое не прокатит – скоморохи на Руси – это не трубадуры-труверы-миннезингеры, знатностью тут и не пахнет, а если кого на Западе и напоминают, так только странствующих акробатов и певцов – жонглеров. Тоже, кстати, людей, часто гонимых церковью. Так что один особо не постранствуешь и песнями не разбогатеешь – нет того ангажемента, продюсеров нет! Ватага нужна, а ее ведь еще найти надо. А это, пожалуйста, в крупном городе только. Можно, конечно, и в рядках скоморохов-ватажников встретить, и даже в селах, но это только во время массовой рыночной торговли или каких-нибудь общенародных праздников типа Спаса, Покрова и Дня Парижской коммуны. Короче, искать надо, ибо тот, кто ищет, тот всегда найдет! Как, к примеру, свинья – грязи. Вообще-то давно стоило к постояльцам повнимательней присмотреться, к соседям, так сказать, по отелю. Вернее – по мотелю – постоялый двор, наверное, все ж таки больше именно этой категории соответствует.

Два дня назад, если верить хозяину, как раз закончилась ярмарка. Эх, раньше б тут появиться, уж точно встретил бы скоморохов. Ну что уж теперь… Хотя, конечно, может, и не все ватажники уже покинули сей гостеприимный рядок, может, кто и подзадержался. А чего скомороху тут по своей воле делать? Правильно – нечего. Значит, если кто и задержался, так не по своей воле, а, скажем, волею старосты, волостеля, тиуна или кто тут есть из представителей феодально-чиновничьей администрации, или, проще говоря – «крапивного семени». И за что скомороха могли схватить? Как за что? А за хорошую драку! Или же – за кощуны и глумы, сиречь – острую, социально направленную сатиру.

Заглянув в опустевшую кружку, Иван подозвал служку, дождался, когда тот принесет вина, так, с полною кружкой, прошелся по зале. Присел к уныло доедающим кашу приказчикам:

– Бог в помощь, добрые люди.

– И тебе, господине.

– А что, говорят, тут драка на днях была?

Один из мужиков – рябой, с редкой рыжеватой бородой и чуть узковатыми глазами, – с усмешкой оторвался от каши.

– Да разве ж то драка? – тщательно облизав ложку, засмеялся он. – Два ребра всего-то и сломали, вот прошлолетось так уж была драка – цельное побоище!

– Ватажники драку затеяли? – с пониманием дела спросил Иван. Мужик кивнул, и Раничев, обернувшись, щелкнул пальцами: – Гарсон! Тьфу ты… Половой… Иль как, блин, тебя там…

– Что господину угодно? – тут же подскочил запыхавшийся мальчишка в синем довольно-таки чистом полукафтанце.

– Вина подай. – Иван сунул парню деньгу. – На все! Угощаю.

– Вот благодарствуем! – оживились мужички. – Чай, праздник у тебя какой?

– Именины… Ну, братва, подставляй кружки!

Пропьянствовав полночи с приказчиками, Раничев таки вызнал все, что ему было нужно. И в самом деле, не далее как позавчера, по окончании ярмарки, возникла небольшая потасовка, как сказал рябой Онисим – «возня малая», между кем-то из местных и скоморохами. Из-за чего разгорелся сыр-бор, приказчики не помнили, а может, и вовсе не знали, видели только, как двое скоморохов, намяв бока местному мужику, раскачав, кинули того в сугроб. Полежав немного, мужик кликнул своих – и теперь уж плохо пришлось скоморохам. Те, конечно, не стали дожидаться расплаты, попытались удрать, да не успели, не повезло ребятам. По указу старосты рядка, Амвросия, как в один голос утверждали приказчики – «человечища напрочь подлого», скоморохи – их и было-то всего двое – были схвачены молодшей дружиной, присланной по указанию князя Олега Ивановича для поддержания порядка во время ярмарки. С тех пор и сидели пойманные скоморохи, запертые в одном из амбаров, ждали приезда судьи. Ну много им не грозило. Власть не ругали, церковь не трогали – всего-то подрались, эко! Два ребра – штрафом отделаются либо батожьем. Интересно, кто именем князя судить приедет? Может, Авраамку пошлют? В этакую-то дыру – вполне могут. Хотя, конечно, не дорос еще до такого писец. Рановато ему в судьи.

Поговорив еще немного с клевавшими носами приказчиками, выхлеставшими на халяву два кувшина вина, Раничев утомленно опустил потяжелевшую голову. Усмехнулся себе – а не пора бы и спать, Иван Петрович? А то ужретесь еще тут, как свинья. Утром-то на скоморохов бы поглядеть, Онисим сказал, уже завтра кто-то от князя приедет. Ну посмотрим, утро вечера мудренее.

Немного пошатываясь не столько от выпитого, сколько от накатившей усталости, Иван отправился в верхнюю горницу, спать. Некоторые из его собутыльников уже давно похрапывали на лавках, а кое-кто – и под столом.

Утром так же морозило, даже, пожалуй, и сильнее, и холодное солнце скрывалось за серовато-желтой мглою. Выйдя на улицу, Раничев поежился: бедняги скоморохи – каково им-то в амбаре? Народу на главной площади рядка уже собралось изрядно – вставали рано. Большинство уже отстояли заутреню в церквушке и сейчас презрительно косились на тех, кто на службе не был, дескать – язычники поганые. Небольшого росточка попик или дьякон, в накинутой поверх рясы шубе, в черной тряпичной скуфеечке на голове – это несмотря на мороз-то! – взобравшись на высокое крыльцо крайней избы, пристально смотрел на исчезавшую за холмом дорогу. С ним рядом стоял противного вида толстый губастый мужик с широким, каким-то сальным лицом и узкой бородкой, видимо – староста рядка Амвросий, о котором Иван уже слышал немало нехороших слов, и, надо сказать, внешность старосты вполне соответствовала услышанному. У крыльца полукольцом расположились десять конных дружинников в простеганных тегилеях и высоких шапках, с саблями и короткими копьями-сулицами. Один из воинов, видимо, старший – десятник, – был одет побогаче других: в блестящий пластинчатый колонтарь поверх теплого подкольчужника. С плеч десятника ниспадал длинный, подбитый бобром плащ. Около дружинников крутился худющий длинноволосый пацан в подряснике и коротком тулупе – церковный служка. Шмыгая от холода носом и не зная, куда деть красные замерзшие руки, он, пытаясь согреться, принялся бегать вдоль крыльца, покуда священник, изловчившись, не ухватил его за ухо кривыми неожиданно крепкими пальцами:

– А ну-кось, Ананий, на березину заберись-ка с проворством!

– Сполню, отче!

Отпущенный отрок поплевал на руки и быстро полез на высокую раскидистую березу, росшую рядом с крыльцом. Забравшись, помахал рукою.

Староста Амвросий поднял голову:

– Ну, я чаю, видать лесок-то?

– Видать, господине. – Ананий вгляделся в даль и вдруг громко закричал: – Едут! Едут!

Собравшиеся оживились. Не прошло и получаса, как из-за холма показался крытый рогожкой возок, запряженный парой гнедых, за возком скакал с десяток воинов с копьями и круглыми червлеными щитами – охрана.

Спустившись с крыльца, староста и священник, приняв радостно-искательный, соответствовавший приезду высокого гостя вид, поспешно пошли навстречу. Толпа – смерды, приказчики, служки – расступилась. Из-за поворота вылетели гнедые, возница – веселый чернобородый мужик – лихо затормозил, потянув вожжи, и полозья пролетевшего боком возка обдали встречающих мелкой снежной пылью.

– Инда, леший! – замахнулся на возницу вылезший из возка чиновник. – Едва ведь не опрокинул, пес!

Поправив шапку, он наконец повернулся лицом к встречающим. Раничев тут же присел, узнав в приехавшем старого своего знакомца – тиуна Феоктиста. Однако не в фаворе нынче тиун, коль в этакую глушь послан! Да еще – по такому плевому делу. Могли б кого и понезаметней прислать… Тиуну тоже, видно, не нравилось поручение. Хмуро кивнув собравшимся, он, в сопровождении старосты и попа (или дьякона), быстро прошествовал в избу. Слезший с березы церковный служка Ананий сунул было любопытный нос в сени – и тут же кубарем покатился с крыльца, получив по морде от вставшего на стражу дружинника. Все присутствующие дружно рассмеялись.