Ищите кота (сборник) - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не отрицаю громадности катастрофы, — не согласилась Элька. — Я говорю, что влияние малых доз радиации на мутационные процессы живых организмов статистически ничтожно.
— Люди-то болеют! — напомнила я.
— Так им сказали, что болеть будут, — выступила на защиту сестры Ушастик Ира, которая ничего не понимала в работе Эльки, но была всегда готова ринуться на ее защиту. — Вот мне сказали. Девочки! Я такое пережила! Врач говорит: у вас опухоль, подозрение на рак матки, понаблюдаем, а потом операция. И я стала умирать натурально, силы с каждым днем теряла и плакала безостановочно. Детки малые, Коля у меня такой неприспособленный, как же я их всех брошу и на тот свет загремлю? А потом свекровь, все-таки свекрови иногда полезные, стала мне голову сверлить: сходи к другому врачу, сходи к другому врачу, я договорилась, у них аппаратура наисовременнейшая. Я сходила — никакой опухоли, загиб какой-то тень дает. И что? Я перестала умирать. Вернулась из поликлиники — такого шороху навела и на работе, и дома! Пока я умирала, бардак развели…
— Погоди, Ира, — перебила Настя. — Ты все правильно говоришь, если человеку поставить диагноз, он будет жить в соответствии с диагнозом. Но есть ведь государственная политика. Чернобыльцы пользуются льготами, получают добавки. Получается — незаслуженно. Их льготы отменят?
— Вряд ли, — ответила Элька. — Это было бы слишком непопулярное и социально взрывоопасное решение. Политика и наука редко шагают нога в ногу.
— С другой стороны, — возмутилась я, — антигуманно не объяснить людям положение вещей, того, что нет угрозы их здоровью. Вместо правды — подачки!
Элька пожала плечами, и мы впервые увидели на ее лице своего рода снобизм — мол, мы ученые, белая кость, в стерильных халатах, с пробирками, микроскопами и центрифугами, наше дело опыты ставить, исследования проводить, а вещать с трибун и невежд образовывать — извините!
Простых, элементарно однозначных людей не бывает — в этом я убеждалась много раз. Повесишь мысленно человеку на грудь табличку «добряк», или «зануда», или «самодур», а потом окажется, что добряк больше трешки в долг никогда не дает, зануда проявит деликатность в ситуации, когда многие ударяются в ханжество, а самодур выскажет сентиментальную привязанность к больной бабушке.
И каждая из нас не так проста, как может показаться с первой примерки. Холодная Настя — закоренелая благотворительница. У трепетной, нежной Эльки наличествует академическая чванливость. Гром-баба Ирина теряется при любой административной проблеме, даже если требуется всего лишь выбрать одну из фирм, шьющих спортивную форму. Я постоянно декларирую принципы и призываю ими не поступаться. Но принципы почему-то имеют вредную тенденцию меняться. Катя вроде бы жила в свое удовольствие, которое правильнее назвать ленью. Но воспитать троих мальчиков — очень разных, при разных отсутствующих отцах, в стесненных материальных обстоятельствах, — так воспитать, чтобы каждый сын состоялся как личность! Это требует способности выдерживать огромную психологическую нагрузку. Не поле перейти, а по скалам карабкаться.
Муж Эльки, Игорь, художник, окончил Строгановку, но на моей памяти никогда не писал картин маслом, не рисовал акварелей. Он работал в НИИ промышленной эстетики, оформлял рекламные плакаты, буклеты, этикетки. Выгодно на стороне зарабатывал — на спичечных этикетках и поздравительных открытках. Мне всегда казались подозрительными, неестественными рамки, из которых не выходил Игорь. Скажем, если бы я обладала живописным талантом и получила хорошее образование, то, конечно, на жизнь-пропитание рисовала бы афиши и вывески, однако для души обязательно ваяла бы что-нибудь вечненькое. А Игорь-художник был как слесарь-заточник: назатачивал за смену, инструменты в ящик сложил, отправился домой и забыл про работу. Подозреваю, что когда-то давно, в юности, у Игоря случился тяжелейший кризис, конфликт творческих порывов с посторонней оценкой их результатов.
Это как вы оделись на выход, ансамбль подбирали, макияж тщательно продумывали, а потом вам добрая приятельница заявляет: «Ой! Ты похожа на Мэрилин Монро в исполнении Раневской». Всё! Жизнь отравлена. Но одно дело недостатки внешнего вида или чужое злопыхательство, и совсем другое — извериться в своих талантах и мечтах.
Если я не ошибаюсь, то спасением, выходом из кризиса для Игоря стала Элька, их женитьба. Сама она никогда ни о чем не рассказывала. А мы, глядя на Игоря, который с Эльки пылинки сдувает, только радовались за подругу.
Девичники
Мне почему-то трудно определить время, когда наша женская компания окончательно сформировалась. С Катей я дружу всю жизнь, Настя приехала в Москву в перестроечное лихолетье — конец восьмидесятых, начало девяностых, тогда же познакомились и сошлись с Ирой и Элькой. Но я хорошо помню место, где все зародилось. Ресторан гостиницы «Минск» на улице Горького, ныне отсутствующий, улица переименована в Тверскую. С часу до трех в ресторане предлагался комплексный обед — салат, первое, второе и компот. Стоил обед рубль двадцать. В начале девяностых никак не мог столько стоить, поэтому у меня некий конфуз с памятью. Но то, что, сбегаясь на обед в «Минск» с разных концов Москвы, не часто — раз в неделю-две, именно там мы поняли, что в суматошной и беспросветно проблемной жизни получаем заряд оптимизма — совершенно определенно.
Мы стали называть наши встречи девичниками, и до сих пор определение присутствует, хотя вредная Катя говорит, что пора их переименовать в «бабульники». Потом были другие рестораны, кафе, квартиры, дачи — главное, чтобы на девичнике-бабульнике отсутствовали любимые, но посторонние — родители, мужья, дети, теперь уже внуки. Дали бы нам хоть несколько часов побыть наедине друг с другом, наговориться, насмеяться и напечалиться. Потом пусть приходят — встречают из кафе, приезжают на квартиру и усаживаются за стол, едят и выпивают, бросая на нас подозрительные взгляды: «Чем они все-таки тут занимаются, если так стремятся на эти посиделки?»
Никогда в жизни я не посещала психотерапевта, мои подруги тоже. Но у каждой из нас есть четыре психотерапевта, эффективность работы которых исключительно высока.
— Психотерапия, — говорит Катя, — это слишком мудрено. Любишь ты, Алена, красивые слова. Уборка помещения в смысле мозгов. Встретились, сор из башки вымели, мебель по местам расставили.
— В чистом жить приятно, — соглашается Элька.
— Сколько денег сэкономили, — усмехается Настя, которая любит себя выставлять корыстной особой.