Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Марина Бреннер

Призраки могут ходить где им угодно. Если бы ты была поумнее, то знала б это. Я погиб в спальне второго этажа, как раз там, где у вас теперь просто пустая комната. Отсюда же, со стороны этой купальни, мне просто легче всего войти. Не имею понятия отчего, но это так. Я, детка, уже был здесь. Как раз тогда, когда вы только — только въехали в дом. В МОЙ дом! Но ладно, пока оставим это… Сразу же попытавшись поговорить с сыном, я потерпел неудачу. Мальчик меня просто не услышал. Видишь ли, его Вторая Суть не позволила ему этого сделать. Она, будучи уже от рождения очень сильной, теперь крепнет прямо по на глазах! Я просто поражаюсь, как она растет… Скажи мне, до того, когда вы поселились здесь, он уже спал с тобой? Это так?

— Да! — коротко ответила Эмми — Мы муж и жена, льерд. И да, мы были вместе. Что в этом такого?

— Ничего. Просто ваши забавы и послужили толчком… Много лет Суть дремала, изредка пробуждаясь, чтоб защитить плоть, в которой живет. Например, на испытаниях в Военной Академии. Её владелец далеко не идиот, он сразу понял, КОГО берет в ученики. Помню, как Диньер писал мне, радуясь, что его приняли! А я, честно сказать, и не был слишком удивлен. Ну… К тому же никакой морок его не берет? Верно ведь?

— Почем мне знать? — ошарашенно пожала плечами Эмелина, присаживаясь на высокий, тонконогий табурет — Я его не морочила, льерд Дишен. Я вообще этого не умею.

У льерды сильно кружилась голова. Если б не ласковый, теплый бок кота, прижавшийся к её ногам, то девушке грозило бы рухнуть подрубленным деревом прямо на каменный пол купели, лишившись чувств.

— Конечно! — рассмеялся призрак, потирая остатки рук — Ты? Нет, конечно. Вы, Астсоны, слишком твердоголовы для этого искусства! Да и добряга Бильер в нём не преуспел… А вот его служка, Кортрен, тот да. Мастер. Я просто уверен, что он — то как раз и пытался оболванить мальчика по приказу твоего папаши, да тоже потерпел поражение.

Эмелина свела лопатки и тряхнула плечами. Стало кисло во рту и даже начало подташнивать, настолько неприятен был теперь ей этот разговор.

— Зачем? — спросила она одними губами, уже зная наверняка, какой ответ получит — Зачем льерду Кортрену и моему отцу… эта… морочка?

— Как же? — последовал ответ — Чтоб женить его на тебе, милая. Женить, разбудить Суть, приручить, да и заставить служить на благо Дома Бильер! А ты думала… что?

Призрак перевел дыхание… хм, нет. Скорее, приложил усилия, заставив пострадавшие от огня язык и голосовые связки потрудиться ещё чуть — чуть.

— Однако, — продолжил, захрипев сильнее, чем до этого — Это лишь мои предположения, девочка. Откуда знать, морочил Кортрен моего мальчика, либо нет? Может, и без морока всё отлично прошло? Ты, как я вижу, очень красива. Диньер не мог этого не заметить. Да и деньги ему, разумеется, очень нужны! Очень. Но… здесь я и не против. Совершенно! Бильер помог моему сыну, и не важно в обмен на что… Да и ты, несмотря на свою семейную, Астсоновскую придурь, со временем сможешь стать неплохой женой и Хозяйкой этого места. Опасность в другом.

«Только не зареветь! — приказала себе Эмелина, уже чувствуя, как в горле закипает щипучий, едкий комок — Не реви, Эмми. Держи себя в руках!»

Сейчас она и вовсе себя не понимала…

Почему, с чего, с какого перепугу ей так больно и обидно всё это слышать? Женились то они, и верно, без любви. Даже не нравясь друг другу!

Однако же, все получили ровно то, что и хотели.

И она, и папаша, и Диньер. И, если верить льерду Дишену, вскоре получат ещё больше…

Тогда… отчего ж больно — то так? Отчего так обидно⁈

— Так и в чём опасность? — грубо задавив обиду в зародыше, спросила льерда Ланнфель — Именно для… вашего сына. В чём? Я слушаю.

Здесь призрак «просиял» бы лицом, если б, конечно, оно у него было.

За отсутствием же оного, Дишен просто одобрительно скрипнул остатками горла:

— Мой сын — человек. Но, к сожалению, только на меньшую половину. В большей части он то, чего вообще не должно существовать в этом мире. Пока Зверь один и привязан просто к месту, то неопасен. Бильер уже привязал Диньера деньгами, домом, доходным делом и прочими благами. Теперь ход за тобой. Привяжи его постелью. Пустыми, низменными удовольствиями. Не допусти, чтоб он влюбился в тебя. Такая пустышка как ты, с этим справится. И да… уж конечно, не рожай ему детей, Эмелина. В своё время я совершил ошибку и, Слава Богам, Дюн Кортрен помог мне её исправить, изгнав Зверя прочь. Что хлопаешь глазами? Моя жена, Анелла, оказалась Зверем, за что и поплатилась. Дюн выбросил её вон. Огненным Змеям не место в нашем Мире. Вот, и вся правда.

Льерда Ланнфель глубоко вздохнула.

Нервно переплетя пальцы, прикрыла глаза…

— Вот же, — вдруг произнесла ровно, с чувством и неожиданно нараспев — Какой же вы… гад. Выходит, что ваша жена влюбилась в вас, раскрылась… А вы её за это… Бедная женщина! И где она теперь?

— Мертва! — «крякнул» Ланнфель — Старший — Тварь сдохла, я просто уверен в этом. И желаю быть уверенным в другом. В том, что по твоей прихоти, либо глупости здесь не родится новая Тварь.

— А если всё же родится? А? Как тогда? Неужели вы тронете своего сына? Или внука?

— Не трону, — ответ был твердым, он напоминал колокольный звон, несмотря на скрип. Такой громадный, ржавый, старый колокол — Не смогу. У меня просто нет таких сил. А вот поверенный твоего папаши… он сможет. И я этого не хочу, мне, знаешь ли, хватило Анеллы… Словом… оставь его человеком, Эмелина. Прошу тебя.

Ей хотелось бы возразить!

Ей хотелось бы очень многое сказать призраку, который на поверку оказался вовсе и не призраком.

Призрак это просто несчастный, мятежный, неупокоенный дух. Блуждающий во тьме и вечно страдающий! Та же пакость, сидевшая теперь перед Эмелиной и говорящая ужасные, чудовищные вещи, вообще не имела названия. Дрянной, себялюбивый человек с дурными характером и наклонностями, имевшимися при жизни, забрав их и в смерть, превратился в такое… такое…

— Чудовище! — выпалила льерда, срываясь с места прочь, и роняя табуретку — Сами вы Тварь, льерд! Это вам не место в Мире! Вам!

Призрак гадко расхохотался.

Сразу же вслед за этим послышался громкий хлопок, жуткий грохот и истошный «мяв» храброго котенка,