По большому счету - Евгения Письменная

как глава ЦБ сможет формировать команду. Сбербанк, контрольным пакетом которого владеет ЦБ, тоже можно считать командой. Так думал Дубинин.

Черномырдин не был рад такой инициативе – отказать Смоленскому. Он предостерегал:

– Смотри, Сергей, не усердствуй, вопрос этот решается у президента. Я тебя поддержу, но осторожно. Скажу Борису Николаевичу, что нужно проверять негативную информацию.

Дубинин кивнул. Черномырдин продолжил:

– Оценок давать не буду, имей в виду.

Дубинин опять кивнул. И такой ответ – уже кое-что. Для подстраховки он позвонил директору ФСБ Михаилу Барсукову, рассказал, какую информацию получил о Смоленском от его подчиненных. Барсуков горячо отреагировал на сказанное: «Его и близко нельзя подпускать к Сбербанку. Если вы такую позицию займете, я вас поддержу». Дубинину казалось, что поддержка премьера и директора ФСБ – сильный козырь в его руках. Вечером того же дня он написал докладную записку Ельцину о том, что считает невозможным назначение Смоленского на пост главы Сбербанка, а предлагает своего коллегу по Минфину Андрея Казьмина.

В среду 17 января 1996 года был назначен совет директоров Банка России, чтобы на скором внеочередном собрании акционеров Сбербанка предложить своего кандидата на место руководителя банка. Только Дубинин приготовился давать нелестную характеристику Смоленскому, как услышал от помощника, что на прямой линии – президент. Дубинин пошел говорить с Ельциным в отдельный кабинет. Он не знал, чего ждать. Приготовился к худшему.

В трубке слышался бодрый голос Ельцина:

– Я согласовал ваше решение.

Дубинин вздохнул. Отпустило. Ельцин продолжал:

– Но я хочу еще раз спросить. Вы уверены в правильности решения? Ваш кандидат справится?

Дубинин не мешкая ответил:

– Абсолютно уверен, что решение правильное.

После того как министр финансов Владимир Пансков подтвердил Ельцину, что тоже поддерживает Казьмина, Дубинин вернулся на собрание совета директоров очень довольным. Он ничего не стал объяснять, а просто объявил:

– Предлагаю кандидатуру Андрея Казьмина.

Это стало неожиданностью, но совет директоров проголосовал единогласно.

Коржаков и управделами президента Павел Бородин были в ярости, когда узнали, что их кандидат не утвержден советом директоров Центробанка. Березовский, узнав о Казьмине, не уходил из кабинета Коржакова, бродил из угла в угол и приговаривал: «Надо что-то делать, надо что-то делать». Березовскому, Коржакову и Бородину удалось убедить главу ФСБ Барсукова взять свои слова назад. Тот взял. Теперь они вместе стали убеждать Дубинина переиграть решение: сделать Смоленского главой Сбербанка, а Казьмина – заместителем.

Но Дубинин уперся: Казьмин утвержден советом директоров ЦБ, значит, он и должен быть председателем. Он знал, что его козырь – слово президента. И то, что глава ФСБ Барсуков смалодушничал, его уже не беспокоило. После долгого и муторного разговора в кабинете главы ФСБ на Лубянке Михаила Барсукова Дубинин согласился на компромисс: предложил сделать заместителем Смоленского, а не Казьмина. Тот счел такое решение унижением и от поста отказался.

Дальнейшая карьера Смоленского – всем доказать, что он круче Сбербанка. Он поставил своей целью стать больше Сбербанка и стремительно к ней двинулся. Всего через пару лет после того, как Дубинин забраковал его на пост главы Сбербанка, его банк «СбС-Агро» (реорганизованный «Столичный») стал вторым в России по количеству вкладчиков – физических лиц (около двух миллионов человек) и вошел в десятку крупнейших российских банков по размеру собственного капитала. Но, быстро взлетев, эта махина так же быстро рухнула вниз: «СбС-Агро» стал одним из первых крупных банков-банкротов и спустя несколько лет был ликвидирован из-за кризиса[127]. А многие клиенты «СбС-Агро», в отличие от руководителя Смоленского, в Сбербанк попадут. Когда Смоленский разорился, Сбербанк стал обслуживать клиентов «СбС-Агро»[128].

Пять триллионов

– Семь халатов я приготовлю. Шапочки, думаю, не нужны.

Медсестра Алена говорила быстро, немного запинаясь. Она теребила в руках непонятно откуда взявшийся кусок марли. Было видно, что она волнуется. Вдруг Алена охнула:

– Боже! А тапочки? Тапочки-то нужны?

Алена пришла за советом к своей опытной коллеге – старшей медсестре Зое Николаевне, которая проработала в этой больнице уже много лет. Но в данный момент для нее был важен не медицинский опыт Зои Николаевны, а политический: в начале 1980-х старшая коллега состояла на службе в больнице, где лечились сотрудники ЦК Компартии и другие представители партноменклатуры. Зоя Николаевна имела славу опытного бойца медицинско-политического фронта. Иногда, если выдавалось свободное время, она могла рассказать, как попадала в нестандартные ситуации с высокопоставленными персонами разных мастей и выкручивалась. К слову, она из всех передряг выходила с достоинством.

Медсестре Алене поручили «все подготовить» к приему важных посетителей пациента, который после больничного должен был вернуться на свое прежнее место – главы Центробанка. У Сергея Дубинина посетителей планировалось семеро, намечалось важное совещание прямо в больнице. Не просто совещание, а совет директоров.

Задание привело Алену в смятение: она уверенно себя чувствовала, когда делала уколы и даже оказывала помощь при кровотечении или обмороке, но не имела представления, как проходят советы директоров Центрального банка. Именно поэтому она и прибежала за советом к Зое Николаевне.

– Тапочки им готовить? Они будут переобуваться?

Алена смотрела с отчаянием. Зоя Николаевна насупила брови, поразмыслив несколько секунд, окинула Алену строгим взглядом и уверенно произнесла:

– Конечно, готовить. Совет директоров банка или пленум ЦК КПСС – не важно. Если мероприятия проходят в больнице, то и правила больничные должны соблюдаться.

– Да, точно, – облегченно выдохнула Алена, улыбнулась и вылетела из комнаты старшей медсестры на подготовку совета директоров.

Весь май Центральный банк колотило от требований Ельцина и Черномырдина напечатать десять триллионов рублей, чтобы обеспечить расходы бюджета. У правительства катастрофически не хватало денег, налоги собирались отвратительно, и без помощи ЦБ, казалось, никак не обойтись. Конечно, уже всем было ясно, что все дело в голосовании. В нем и крылась главная причина противостояния. В середине июня должны были пройти президентские выборы, Ельцин с больным сердцем и низким рейтингом шел на второй срок. Деньги нужны срочно, надо найти какой-то быстрый способ раздобыть их. И быстрее варианта, чем напечатать, не было. Кредиты приходилось долго просить, к тому же их давали под разные сложные условия. Организация сбора налогов – процесс трудоемкий и долгий. И если не вышло за минувшие несколько лет, то уж точно не получится быстро. Конечно, все помнили, что закон уже запретил эмиссию ЦБ для погашения дефицита бюджета, но, как говорится, голь на выдумки хитра. Появилась другая схема: правительство требовало от ЦБ перечислить в бюджет десять триллионов рублей в счет прибыли Банка России. Такая прибыль в отчетности ЦБ действительно числилась, но, чтобы выдать ее правительству, деньги надо было напечатать. В ЦБ понимали, что эмиссия десяти триллионов приведет к плохим последствиям: усилит инфляцию, обострит ситуацию на валютном рынке и девальвирует рубль[129]. Центробанк и так шел на уступки правительству – все ради снижения политической напряженности. Например, согласился выплачивать компенсации вкладчикам Сбербанка, специально для этого печатая деньги. А чтобы у Минфина появились хоть какие-то средства, ЦБ покупал у него запасы драгоценных металлов, предоставляя страховые депозиты российским заграничным банкам, которые позволяли им вкладывать эти деньги