Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП) - Льюис Кэрролл

Наконец он вот до чего додумался: сделать портрет так, чтобы захватить юбку насколько возможно, а внизу просто-напросто приписать: «Следуют ещё два ярда с половиною, а затем ноги». Но эта затея ни капельки мне не понравилось, поэтому я и заперла его в подвальной камере, где он пребывал три недели, становясь изо дня в день всё тоньше и тоньше, пока его не начало колебать вверх-вниз, словно пёрышко.

И случилось, что в то самое время, как я однажды спросила его, может ли он теперь-то изобразить меня в полный рост, и он отозвался таким писклявым голосом, как у комарика, кто-то неосторожно отворил дверь подвала — и поток воздуха тут же поднял его и задул в щель на потолке, а я всё ждала ответа, держа свой факел поднятым вверх, вплоть до того часа, как я тоже вся вылиняла в бесплотного духа и осталась там тенью на стене».

Тут Милорд и всё общество поспешили в подвал, чтобы поглядеть на это удивительное зрелище, и когда они приблизились к означенному каземату, Милорд отважно выхватил свой меч, громко воскликнув: «Смерть!» (но кому и за что, не объяснил); затем некоторые поспешили внутрь, большая же часть оставалась позади, побуждая передних не столько примером, сколько бодрым словом, и наконец вошли все — Милорд последним.

Затем они отгребли от стены шлемы и прочую рухлядь и обнаружили упомянутого Духа, страшно сказать — ещё виднеющегося на стене; и при виде этого жуткого зрелища такой крик вырвался у всех, какой не часто нынче уже услышишь; иные ослабели, а те добрым глотком пива уберегли себя от такой крайности, хоть и были чуть живы со страху.

А Дама тем временем выразилась следующим образом:

«Вот я здесь — и буду тутЖдать времён, когда поймут,Как же даму здешних местВзять и снять в один присест;Эту даму — у неёИмя, облик, всё моё(Время! Имя не храни, —Буквы первые одни!) —Снимет фотоаппаратС головы до самых пят.Тут исчезнет образ мой,Не пугая вас собой». 

Затем Мэтью Диксон её спросил: «Зачем держишь ты поднятый факел?», на что она ответила: «В темноте нельзя снимать» — но её никто не понял.

После этого тонкий голосок сверху пропищал:

«В замке Окленде, в подвале,      Ох, много летЯ сижу, а вы не знали —      Страх, мрак и бред!Не хватило мне temporis [97]Снять от pedis до temporis [98]Помешала temporale [99]      Завершить портрет!» 

(Хотели было слушатели подтянуть припев, да только латынь оказалась для них незнакомым языком.)

«Бессердечная и злая —      Ох, много летНе давала даже чая,      Нет, поверьте, нет!Я последний грош отдам,Чтобы не видеть этих дам;К справедливости взываю —      Я хочу на свет!» 

Тогда Милорд, вернув в ножны меч (который с той поры был возложен в особом месте в память столь великой отваги), приказал своему Виночерпию подать ему ковш пива, и когда тот исполнил, повинуясь взмаху руки (именно, как весело заметил Его Преосвященство, «взмахнула рука, а не Прут»), Милорд не откладывая его выпил. «За что пьём? — промолвил он. — Да ведь Пруд уже больше не Пруд, если он пересох».

ПРИЛОЖЕНИЕ.

ВСЁ ЭТО — ШЕДЕВРЫ

В настоящем сборнике представлены наши переводы некоторых Кэрролловых сочинений, не знакомых доселе русскоязычному читателю. Первоначально мы не думали, что когда-либо нам придётся приступить также к работе над сказками об Алисе, так как, во-первых, переводчики занимались ими и до, и после Демуровой, создавая вокруг них в русской культуре обширное поле смысла, во-вторых, самые новейшие переводческие потуги в повторной передаче «Алисы» по-русски виделись нам, вообще говоря, излишними после появления Академического издания. Но это оказалось заблуждением. Сравнив однажды переводы сказок об Алисе, а точнее — переводы вставных стихотворений, по Академическому изданию с оригиналом, мы сделали два открытия. Во-первых, вставные стихотворения из «Алисы» — это подлинные шедевры и детской литературы, и литературы абсурда, не только не уступающие знаменитому «Бармаглоту», но, как сочинения иной формы и природы, едва ли вовсе имеющие себе равных каждое по отдельности. Во-вторых, русская их передача, будь то Академическое или иные издания, не показалась нам достойной прототипа.

Почему это так, нам придётся показать ниже. Тут же мы перевоссоздадим некоторые из этих стихотворений; обоснование читатель опять-таки найдёт ниже.

Это стихотворение, на наш взгляд, является одним из лучших нарративных стихотворений Кэрролла для детей. Говоря «лучших», мы имеем здесь в виду близость этого стихотворения к загадке, а оттого умышленную смысловую запутанность, хоть и схожую по способу происхождения с той, на которой основаны такие шедевры нашего автора, как «Выступление Белого Кролика в суде», но даже в контексте сказки не имеющую в виду одурачить слушателей — им предлагается всего лишь игра в отгадывание. Тем поучительнее будет присмотреться к тому, что получилось из этого стихотворения у разных переводчиков на русский язык.

Песенка Шалтая-Болтая отчётливо делится на две части — на вступление и на основную часть, образующую собственно загадку для отгадывания, а потому обрывающуюся на том месте, где слушателю требуется дать ответ. Начнём обзор с, возможно, наиболее известного (растиражированного) варианта — перевода Дины Орловской из Академической Алисы.

Зимой, когда белы поля,Пою, соседей веселя.

Весной, когда растет трава,Мои припомните слова.

А летом ночь короче дня,И, может, ты поймешь меня.

Глубокой осенью в тишиВозьми перо и запиши.

Здесь переводчице следует поставить в вину  игнорирование того момента, что ведь песенка Шалтая-Болтая адресована именно Алисе — с самого начала, а не только в двух последних двустишиях. Никаких соседей Шалтай-Болтай вовсе не желал веселить, одну Алису, стоящую в тот момент перед ним. В переводе Щербакова:

Зимою в дни морозных вьюгЯ песню пел для вас, мой друг.

Весной под шум младой листвыТу песню услыхали вы.

За время долгих летних днейСумейте разобраться в ней.

Чтоб осенью под ветра войСписать ее в альбомчик свой.

В целом возразить тут нечего. Разве что не вполне точна передача действий Шалтая-Болтая из поры в пору: на соответствие белая зима — зелёная весна — долгие дни лета — жёлтая осень накладывается соответствие спел — разъяснил — усвой — запиши. Совсем худо с этим делом у разухабистого Леонида Яхнина:

Письмо я зимнею поройПисал, а снег лежал горой.

Писал весеннею порой.Капели пели вразнобой...

Писал я летнею порой...Жара! Окно скорей открой!

Писал осеннею порой —Я переписку вел с плотвой.

Гораздо ближе оригиналу старый перевод Т. Щепкиной-Куперник:

Когда поля в снегу зимой —Пою тебе, друг милый мой.

Зеленой вешнею пороюЯ песни смысл тебе открою.

В дни лета, глядя на цветы,Ее поймешь, быть может, ты.

Во мраке осени сыромТы запиши ее пером.

Предложим же читателю и наш собственный перевод, на наш взгляд — максимально простой, как и Кэрроллов оригинал (в котором имеются лишь одни мужские рифмы):

Зимой, когда белы поляЯ спел, тебя повеселя.

Весной, когда сады в цвету,Я примечания прочту.

И летом ты, в жару и зной,Идею песенки усвой,

А жёлтой осенью в тетрадьПопробуй всё переписать.

Далее следует основная часть стихотворения, содержащая рассказ о препирательстве Шалтая-Болтая с некими рыбками и о его желании достать их физически. Перевод Орловской вначале звучит естественно и, в целом, верно передаёт оригинал.

В записке к рыбам как-то разЯ объявил: «Вот мой приказ».

И вскоре (через десять лет)Я получил от них ответ.

Вот что они писали мне:«Мы были б рады, но мы не...»

Здесь, кроме излишних «десяти лет» (отсебятины для рифмы), всё безупречно.