Сестры из Сен-Круа - Костелоу Дайни

— В вашем письме сказано, что у вас есть опыт работы сестрой милосердия Красного Креста.

Глаза матери-настоятельницы так и сверлили обеих девушек. Эти глаза были темно-синие, глубоко посаженные, проникающие, как показалось Саре, прямо в душу и способные читать мысли. Монахиня была миниатюрной женщиной с маленькими руками и ногами. Без своего крылатого головного убора она едва достала бы Саре до плеча, но в ее манере держаться было что-то такое, что заставляло забыть о ее маленьком росте и помнить лишь о ее высоком положении.

— Есть, матушка, — ответила Сара, — хотя я и не окончила настоящие курсы сестер милосердия. Я привезла с собой свидетельство Красного Креста. — Она взглянула монахине в лицо и добавила: — Моя подруга Молли не проходила подготовку в Красном Кресте, но я уверена, что она принесет вам больше пользы, чем я. Она получила хорошую практику, работая по дому, и поскольку я не питаю иллюзий, что в обозримом будущем нам доверят настоящий уход за ранеными, то полагаю, что ее навыки окажутся нужнее моих.

Мать-настоятельница кивнула на это и сказала, обращаясь к Молли:

— Мисс Дэй, вам придется научить мисс Херст более профессионально, — мать-настоятельница выговорила это длинное слово по слогам, — исполнять те обязанности, которые вам поручат. — Она на мгновение умолкла, глядя на них немигающими глазами, а затем продолжила: — Теперь вы живете в монастыре. Это обитель Господа. Все сестры посвятили себя Христу и служению Ему. Сейчас это служение заключается в уходе за ранеными, поступающими с фронта. За всеми… — Она сделала паузу, а затем повторила: — За всеми ранеными, независимо от того, на чьей стороне они сражались. Вам ясно?

— За ранеными солдатами, будь то французы, канадцы или англичане, — повторила Сара.

Глаза матери-настоятельницы по-прежнему не отрывались от их лиц.

— Французы, англичане, канадцы… или немцы. Все они дети Божьи. — Ни Молли, ни Сара никак не прокомментировали это уточнение, и монахиня продолжила: — Мы трудимся во имя Господа нашего Иисуса Христа и живем как сестры. Наша жизнь подчиняется определенным правилам. Те, что связаны с религией, к вам не относятся, поскольку вы не принадлежите к нашей сестринской общине, но внутренние правила вы должны соблюдать, пока живете с нами. Не выходить из монастыря без разрешения. Исполнять приказания любой сестры, в подчинении у которой находитесь. Всегда покрывать голову. — Она снова помолчала, не сводя с них глаз. — Это ясно?

Сара кивнула:

— Ясно, мать-настоятельница.

Маленькая монахиня наконец позволила себе улыбнуться, а затем сказала:

— Тогда добро пожаловать в наш дом, и благодарю вас за то, что предложили помощь в нашей миссии. Напомню, жизнь у вас здесь будет нелегкая. Вы увидите много такого, чего не должна видеть ни одна женщина, будете делать работу, которую лучше бы не делать никому, но если вы справитесь с ней, то облегчите боль и страдания одних несчастных, смерть других, и поможете в наших трудах во славу Иисуса Христа.

От этих последних слов Молли, судя по ее виду, сделалось уже совсем не по себе. Она выросла в англиканской вере, и все эти разговоры о «Господе нашем» и «Иисусе Христе» вызывали у нее тревогу и неприязнь. Люди, среди которых она жила, не упоминали в разговорах об Иисусе. Его место было в церкви, о Нем говорили только по воскресеньям, да и то один только викарий.

— Что ж, теперь я позову сестру Сен-Бруно, и она отведет вас на кухню, там вас покормят. Затем вам покажут палаты и познакомят с сестрами, с которыми вы будете работать. Я только что узнала, что сегодня днем к нам поступит еще несколько раненых, так что работа для вас начнется сразу же.

Она поднялась, давая понять, что беседа окончена, и потянулась к маленькому колокольчику, чтобы вызвать сестру Сен-Бруно, но остановилась, когда Молли вдруг собралась с духом и заговорила.

— Позвольте, матушка… — Молли нерешительно умолкла после этого обращения, но настоятельница ободряюще улыбнулась ей, и она, запинаясь, договорила: — Я ничего не знаю об уходе за ранеными, я куда лучше умею мыть полы и всякое такое…

Голос у нее оборвался. Монахиня сказала:

— Не бойтесь, мисс Дэй, мы найдем применение всем вашим талантам в полной мере. А что касается ухода за ранеными — не сомневаюсь, что вы быстро научитесь, как научились все мы.

— Да, матушка, я буду стараться. — Молли снова помолчала, а затем, ободренная ласковым обращением, добавила: — И, пожалуйста, не могли бы вы называть меня просто Молли? Мисс Дэй — это как будто совсем не про меня.

На этот раз мать-настоятельница улыбнулась по-настоящему:

— Конечно, Молли, — и, повернувшись к Саре, сказала: — И вас здесь будут звать Сарой, так будет много проще для всех. — Она взяла со стола маленький медный колокольчик и позвонила. Тут же вошла сестра Сен-Бруно и выжидающе остановилась у двери.

— Пожалуйста, отведите Сару и Молли на кухню и позаботьтесь о том, чтобы сестра Мари-Марк дала им чего-нибудь горячего. — Она улыбнулась девушкам. — Вы, конечно, проголодались с дороги. Потом кто-нибудь из послушниц покажет вам здесь все, поможет освоиться. Если партия раненых придет сегодня, вы наверняка понадобитесь сразу, а если нет, то начнете работу в палатах завтра в шесть. Идите с Богом.

Пятница, 8 октября

После долгого путешествия мы наконец-то добрались до монастыря в Сен-Круа. Здесь все такое странное, и я совсем не уверена, что мне это нравится. Мы с мисс Сарой будем жить в крошечной комнатке, похожей на тюремную камеру, с каменными стенами и полом. Там очень холодно. У нас у каждой по кровати, еще есть стул и комод, а больше никакой мебели. Очень странно жить в одной комнате с мисс Сарой. Она говорит, что ее это не беспокоит, но когда надо будет раздеваться и еще всякое такое… с ночным горшком… это ей наверняка не понравится. Мы уже видели мать-настоятельницу — она очень маленького роста, зато глаза у нее как у хищной птицы. Она тут в монастыре главная, и все монашки, которых надо называть «сестрами», делают все, что она велит. Сестра Мари-Поль — послушница. Мисс Сара говорит — это значит, она учится на монахиню. У нее и головной платок не такой, как у тети мисс Сары, сестры Сен-Бруно. Сестра М.-П. показала нам церковь. Там все в золоте и пахнет ладаном, мне это совсем не по душе.

Есть мы должны вместе с монашками в трапезной. За едой все молчат, а одна из сестер читает, пока мы едим. Читает она по-французски. Я ничего не понимаю, знаю только, что это из Библии. Одной мне здесь пришлось бы совсем худо. Я должна называть мисс Сару просто Сарой. Это очень непривычно, хотя я пару раз попробовала еще в поезде. Она сама сказала мне так ее называть, но все равно, по-моему, удивилась.

9

Тишину в трапезной нарушал только голос сестры Люси, читающей Евангелие от Матфея, и стук ложек: сестры ели свой ужин, состоявший из супа, хлеба и сыра. Сара с Молли сидели в самом конце длинного стола вместе с сестрой Мари-Поль и другими послушницами. Прислушавшись повнимательнее, Сара сумела уловить смысл того, что читала сестра Люси, но Молли не понимала ни слова, и пока она ела суп, ее глаза блуждали вокруг, изучая строгое убранство помещения и его обитательниц. На сестер она смотрела как зачарованная. До сегодняшнего дня она никогда не видела монахинь так близко, и все в них было любопытно: то, как они двигались — всегда без спешки, плавно, словно под их струящимися облачениями скрывались хорошо смазанные шарниры; то, как прятали в широкие рукава руки, когда их нечем было занять; то, как держали головы — высоко и ровно, чтобы не уронить свои развевающиеся головные уборы.

Интересно, подумала Молли, эту степенную манеру держаться они усваивают сразу, как только надевают рясу? Или кому-то из них, хотя бы самым молодым, все еще приходится подавлять в себе желание побегать, попрыгать, потанцевать, как это частенько делала Молли — просто так, без повода, радуясь солнечному лучу, скользнувшему по лицу, и тому, что живешь на свете? Она не могла представить себе, как можно отвергнуть мир со всем его богатством и разнообразием ради жизни взаперти, подчиняющейся неукоснительному порядку и суровой дисциплине. Глядя на сестер, Молли понимала: какой бы скучной и однообразной ни была ее жизнь, она ни за что на свете не готова отказаться от нее. Неисправимая оптимистка, она твердо верила, что впереди ее непременно ждет что-то лучшее, что-то необыкновенное. В конце концов, еще месяц назад ей никогда бы и в голову не пришло, что она окажется во Франции, — да и сейчас-то в это все еще с трудом верилось.