Таня Гроттер и посох Волхвов - Дмитрий Емец

– Что случилось с мировым древом? Виноваты вы или нет? – собрав все свое мужество, повторил Ванька.

Рука, стискивающая его сердце, разжалась. Поклеп Поклепыч передернулся. Его помятое лицо скривилось. Завуч подскочил к Ваньке и вскинул перстень, как если бы собрался наложить на Валялкина сглаз, но вовремя спохватился, что на него с любопытством смотрит весь класс.

Будет сглажен Ванька или нет – это уже ничего не изменит. Эти мерзкие хорьки из четвертого класса все равно докопаются до истины. Поняв это, Поклеп опустил руку.

– Ненавижу эти гнусные слухи! Сплетничают, нет чтоб головой своей подумать… – проворчал он. – Кто знает, где Заповедная Роща?

– Никто не знает. Ученикам туда запрещено ходить, – насмешливо сказала Рита Шито-Крыто. Она порой любила прикидываться послушняшкой.

Поклеп проигнорировал ее комментарий.

– Заповедная Роща в южной части Буяна у скал. В центре рощи – камень Алатырь. Когда-то на нем росло мировое древо. Это одно из чудес – древо едино, но присутствует в любом из трех миров. Сарданапал иногда сравнивал его со штырьком пирамидки, на который, точно кольца, нанизаны миры. В Потустороннем Мире его хранителем был Симорг…

– А на Буяне? – напористо спросил Ванька.

– На Буяне – я! – огрызнулся Поклеп. – Это было поручение Сарданапала. Я тогда был молод и… э-э… порой мне не хватало дальновидности. Как-то я отлучился – совсем ненадолго – и даже не поставил вместо себя циклопов, а когда пришел, то увидел, что дерево спилено. Магическая пила, которой это было сотворено, валялась рядом. Подозревали вампиров, Ту-Кого-Нет – много кого, но это ничего уже не меняло. Мировое древо погибло. Причем, будучи единым, древо перестало существовать сразу во всех мирах… То, что прежде соединяло миры, исчезло.

Белые и темные ученики молчали. До них мало-помалу доходило, как серьезно все, что происходит, и какие чувства должны испытывать древние боги к Тибидохсу и его преподавателям.

– Так, значит, это Поклеп деревце проворонил. Небось Симорг готов теперь нашего Клепу в порошок стереть! – едва слышно шепнула Тузикову Лизка Зализина.

Лучше бы она промолчала. Завуч обернулся и пробуравил ее ледяным взглядом. Было странно, что он вообще услышал.

– Очень мудрое замечание, Зализина! По степени философского обобщения эта мысль могла бы принадлежать вашей кукушке. Только в другой раз я рекомендовал бы вам прикусить язычок! Или очень скоро, я гарантирую, вы останетесь вообще без мыслей… – вкрадчиво сказал Поклеп.

Зализина попыталась крикнуть, шевельнуться, но это было невозможно: глаза цвета бутылочного донышка цепко держали ее, выпивая, вычерпывая из нее все желания и мысли.

– Примерно так выглядит полное зомбирование со стиранием памяти. Вернее, начальная стадия зомбирования… К сожалению, Сарданапал редко разрешает мне доводить эту операцию до конца. Нелепое слюнтяйство, это намного улучшило бы дисциплину! – с сожалением сказал Поклеп, отводя взгляд.

Лиза едва не рухнула на парту.

«Вот так дела! А Клепа-то наверняка применяет магию вуду! А еще светленьким прикидывается!» – с восхищением подумала Склепова. Вслух она, однако, благоразумно ничего не сказала и даже на всякий случай прошептала заклинание, блокирующее подзеркаливание.

После занятий Таня бродила в одиночестве по дальним коридорам Жилого Этажа. Сюда она никогда прежде не забредала – эта часть башни была закреплена за темным отделением, и светлые маги предпочитали держаться отсюда подальше.

Внезапно оттуда, где коридор смыкался с глухой полукруглой стеной башни, Таня услышала гул голосов и сообразила, что нечаянно оказалась рядом с гостиной темных…

Кроме общей для учеников светлого и темного отделений гостиной, темные давно уже – еще несколько столетий назад – облюбовали для тайных собраний один из угловых залов Жилого Этажа. Это был асимметричный зал со скошенным потолком и единственным узким окном-бойницей, через которое снаружи проникал свет. Пробиваясь сквозь стекло, свет таинственным образом дробился на несколько разной яркости островков, которые в первой половине дня смещались к центру зала, а под вечер – к резным, с высокими спинками скамьям, на которых обычно сидели темные.

Проникнуть в темную гостиную ученику белого отделения было невозможно. Хотя ход в него не был защищен заклинаниями и фиолетовыми завесами, в одну из ниш в стене был вмурован громадный кувшин с дэвом. Неизвестно, откуда притащили темные этот долго пролежавший в земле кувшин и сколько десятилетий назад это случилось, но любой белый маг, оказавшийся хотя бы в десятке метров от него, мгновенно ощущал сосущий страх. Сердце его сжималось, и он готов был бежать сломя голову. Разумеется, всей школе об этом было известно, и никто из белых в те края не заглядывал. Темные же ученики, напротив, охотно бравировали и порой демонстративно обнимались с кувшином. Для светлого же мага это было равносильно тому, как если бы лопухоид забрался в атомный реактор, чтобы поджарить там шашлык.

Таня вспомнила о кувшине слишком поздно, лишь когда в грудь ее толкнула холодная, упругая волна ненависти. Кувшин был близко – смертоносно близко. В мозгу вспыхнула сотня углей, стремящихся растворить и уничтожить саму ее сущность. Таня пыталась сопротивляться, поставила магический блок, но давящая ее сила с легкостью смела его. Девочке казалось, что она проваливается в омут – стремительный, засасывающий.

«Твоя смерть будет мучительной и долгой! Я буду убивать тебя медленно!» – услышала она.

«Я не хочу умирать!»

«Никто не хочет умирать, но все равно приходится. Богатым и бедным, умным и глупым, праведным и грешным! Зачем откладывать? Почему бы тебе не умереть сейчас, глупая белая девчонка с черного отделения? В твоей жизни будет немало темных минут, немало искушений и страданий, а так ты сможешь их избежать. Сейчас я, дэв смерти, спою тебе пес-с-с-сню с-с-с-с-с-смерти… Ты услышишь ее начало, но уже не услышишь конца».

Таня упала. Она не могла стоять. Голову пронзала острая боль. Она ничего уже не видела и не слышала, лишь чувствовала рукой холодную глину кувшина. Должно быть, дэв заставил ее тело помимо воли подползти к нему. Сопротивляясь затягивающему ее омуту смерти, Таня подняла перстень.

Дэв затянул что-то низкое и однообразное. С каждым новым звуком в Тане оставалось на глоток жизни меньше. Она чувствовала, как мелеет, опустошается и угасает.

«Не надо! Я не хочу! Прочь! НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!» – мысленно крикнула Таня, собрав последние силы.

Внезапно ослепительный прекрасный мир, словно сотканный из радуг, перьев жар-птиц и солнечных лучей, мир, которого она прежде не знала и который уж точно не был смертью, открылся ее глазам. А в следующую секунду она произнесла заклинание, которого никогда не знала прежде и которое потом так и не смогла вспомнить. Это были какие-то гортанные, резкие, совсем немелодичные звуки, так непохожие на привычную классическую магию, которой их обучали в Тибидохсе.

Что-то глухо треснуло. Волна ненависти отхлынула. Таня вновь обрела способность видеть и слышать. Угли, пылавшие у нее в мозгу, погасли. Таня поняла, что стоит на четвереньках, уткнувшись головой в кувшин. Кувшин распался на черепки, а под ним в полу зияла узкая темная дыра, как если бы дэв поспешил трусливо скрыться в преисподней.

Таня вскочила, помчалась куда-то сломя голову и внезапно оказалась в секретном зале темных. Здесь она привалилась к стене и долго не могла отдышаться. Перед глазами у нее прыгали красные точки. Страх от пережитого приходил только теперь, холодными червячками заползая в руки и ноги, разбегаясь по всем венам и артериям.

Таню пока не замечали. Она стояла в тени у входа, а темные – человек тридцать – собрались у камина, в котором, несмотря на запрет Поклепа, развели огонь. Камин был грубо сложен из крупных камней. Трубы у него не было. Дым уходил в узкое отверстие в потолке, расположенное над камином.

Разумеется, при таком устройстве дымохода потолок в секретном зале темных был закопчен. Кто-то воспользовался этим и крупно процарапал по копоти нечто вроде свода правил.

СВОД ПРАВИЛ ТЕМНОГО ОТДЕЛЕНИЯ

1. Презирать белую магию и всех «беленьких».

2. Заботиться только о себе, родном, и плевать на всех прочих.

3. Не использовать магию вуду без ограничивающих блокировок и против своих.

4. По возможности гадить «беленьким», преподавателям и лопухоидам.

5. Хранить все тайны темного отделения.

Чуть ниже явно почерком Склеповой было приписано еще одно правило: «Гроттершу в гробик!»

«Интересно, Гробыня когда-нибудь угомонится? Это уже даже скучно!» – подумала Таня, когда пришла в себя настолько, что вновь смогла испытывать любопытство.

Уже неделю, чтобы подурачить Гробыню, малютка Гроттер притворялась влюбленной в Пуппера. Она купила себе календарик с Гурием, изданный на Лысой Горе, и каждый вечер рассматривала его минут по десять, изредка исторгая страстные вздохи и принимаясь осыпать его поцелуями. Гробыня была очень довольна такими результатами и приписывала все действию своей магии: откуда ей было знать, что Таня просто представляет себя Пипой.