Повеса с ледяным сердцем - Маргерит Кэй

Испуганный взгляд Генриетты вызвал бы у него улыбку, вместо этого пробудил в нем чувство вины.

— За что вас извинять?

— Мне не следовало оставлять вас одну прошлой ночью.

— Вы ведь просили мистера Форбса проведать меня. Он выполнил вашу просьбу. И не раз.

— Вы великодушны. Великодушнее, чем я заслуживаю.

— Должно быть, вы страдаете от похмелья, и вам некогда расточать похвалы, — смеясь, заметила Генриетта.

Рейф не заслуживал подобного снисхождения. На мгновение его охватило странное желание.

— Я не привык так напиваться, — признался он. — Поэтому у вас есть все основания быть недовольной мною.

Генриетта широко улыбнулась.

— Меня успокаивало то, что утром вас ждет заслуженное наказание.

Рейф искренне улыбнулся, но улыбка тут же исчезла.

— Тогда вы должны быть довольны, мне это обошлось очень дорого.

— Вам очень больно. Сделать вам компресс?

— О боже, не надо. Лучше всего меня исцелит завтрак. — Рейф отпустил ее руку и сел, вытянув длинные ноги.

— Я слышала, что мистер Форбс велел Мег приготовить вам три яйца. Он говорил, что вам нужно их съесть, — услужливо сообщила Генриетта.

— Бенджамин Форбс очень мудрый человек.

Генриетта взяла нож и снова положила его. Рейф был бледнее обычного. Его веки смыкались. Он порезался во время бритья. Под ухом виднелся крохотный порез.

— Вчера я немного сердилась на вас, — призналась Генриетта. — Извините, Рейф, но вы ведь не ожидали, что я могу знать…

— Вы правы.

— Я права?

Рейф чуть не рассмеялся, видя ее удивленное лицо. Он понимал, в сколь жалком свете Предстал вчера. Неизвестный. Непознанный. Рейф гордился этими качествами. Они служили ему броней. Генриетта разрушила ее, и ему стало легче. Он был почти счастлив. Чувствовал себя так, будто Генриетта выводила его из оцепенения. Этого было достаточно, чтобы вселить в него радужные надежды, в том числе способность жить новый день, а не просто с трудом коротать время. Правда, еще оставались раны — неотъемлемая часть его существа, и никто не мог исцелить его.

— Да, в данном случае, Генриетта, вы совершенно правы, — сказал он, снова улыбнувшись. Теперь улыбка давалась ему легче. Все дело в практике. Здесь тоже заслуга Генриетты.

Она чувствовала его взгляд, но у нее не хватало духу встретить его, несмотря на удивительное признание. После того как Рейф уснул, она не смыкала глаз до тех пор, пока не услышала грохот посуды на кухне. Она слушала, как он дышит, и с трудом удерживалась, чтобы не прижаться к нему. Она не думала, что Рейф бросит ее, но все же почувствовала огромное облегчение, когда он вернулся.

С того мгновения, когда Генриетта впервые увидела Рейфа — высокого, смуглого, растрепанного и задумчивого, она поняла, что этот мужчина опасен. И дело не столько в его репутации, сколько в нем самом. Он неоднократно просил не доверять ему, она не обратила внимания на его предостережения, равно как не прислушивалась к своему внутреннему голосу. Она вся состояла из противоречий. До того как встретила Рейфа Сент-Олбена, ее жизнь развивалась просто. Однако теперь…

Генриетта принялась водить лезвием ножа по узору на деревянном столе. Все так запуталось. Чем больше Генриетта узнавала Рейфа, тем больше он ей нравился и тем больше она привязывалась к нему, однако все еще мало понимала его. Правда, теперь она точно знала, что он не черствый соблазнитель. Прошлая ночь доказала это.

Почему он сдержался? Почему она не сдержалась? Глядя на него через стол, она задавалась вопросом, помнит ли он, что произошло ночью. Она-то все помнила слишком хорошо. Она отдалась бы ему без принуждения. Даже не думая об этом. Потом было бы уже поздно. Вчера ночью она открыла в себе черту, которой, по ее мнению, не существовало, но которая подавляла ее принципы, нормы поведения. Она с презрением отбросила все это, по крайней мере до утра. Вчера ночью Генриетта была сама не своя.

Ей следует вести себя осторожней, меньше потакать собственным слабостям. Генриетта согласно кивнула самой себе и вздрогнула, когда нож исчез из ее руки.

— Будет гораздо лучше, если вы просто скажете, о чем думаете. — Рейф убрал опасный предмет подальше от нее. — Послушайте, вы чуть не порезались.

— Я не думала ни о чем серьезном.

— Значит ли это, что вы думали о прошедшей ночи?

Генриетта покраснела.

— Как вы поняли?

— А вам хочется сделать вид, будто ничего не случилось?

— Да. Нет.

— Нет, вы, в отличие от иных юных созданий, не притворщица. Правда? Именно это ваше качество мне импонирует.

— Правда?

Рейф рассмеялся.

— Не делайте удивленный вид, это не единственное ваше качество. Мне нравится, как вы прикусываете нижнюю губу, когда хотите удержаться от колкостей или неуместных сентенций. Вы накручиваете волосы на средний палец, когда думаете, и морщите нос, когда с вами происходит нечто неприятное. Вы никогда не жалуетесь, всегда ставите других выше себя, даже когда они того не заслуживают. Например, сегодня утром. Вы то приводите собеседника в бешенство, то внушаете любовь и совершенно непредсказуемы. Я никогда не знаю, что вы скажете в следующий момент. Да и вы, пожалуй, тоже. Как только я пытаюсь встряхнуть вас, вы смешите меня или смотрите так, что хочется целовать ваши очаровательно соблазнительные губы. Честно признаться, Генриетта Маркхэм, вы обладаете чертами, которые я нахожу неотразимыми.

— О!

— Эта ваша обычная реакция, когда я говорю нечто противоположное тому, что вы ожидаете. Вчера ночью, — более мягким тоном продолжил Рейф, — я был пьян, но не немощен. Да, небрит, от меня несло бренди, кружилась голова от неприятных воспоминаний. Вы заслуживаете лучшей участи, намного лучшей.

— О! — растрогалась она, к горлу подкатывался комок. Генриетта несколько раз моргнула, тронутая его заботой. — Благодарю вас, — ласково сказала она.

Рейф сжал ее руку.

— Это правда. Вы очень необычный человек, и то обстоятельство, что вы этого не замечаете, возможно, самая важная черта, которая мне нравится.

Дверь столовой отворилась, и вошла Бесси, неся завтрак Рейфа — большую тарелку с ветчиной и обещанные три яйца вместе с караваем хлеба, испеченного с помощью Генриетты.

— Вы отлично выбрали время, — сказал Рейф, с удовольствием берясь за нож и вилку. — Наверное, я либо умру, либо мне станет лучше.

Бенджамин зашел к ним после завтрака сообщить последние новости.

— Пока нет никаких известий о воре-взломщике или изумрудах, — говорил он, — но не отчаивайтесь. Завтра-послезавтра я жду парочку скупщиков краденого.