Шипы и розы (Шепот роз) - Тереза Медейрос

— К сожалению, вынужден тебя огорчить, детка. Ты пока еще не вдова.

— А я и не хотела стать вдовой.

— В таком случае тебе пора повышать кулинарное мастерство. — Морган намотал ее локон на кулак. Он пока не дергал Сабрину за волосы, но просто давал понять, кто хозяин положения. — Так чего же ты хотела?

Невозможно было оторваться от его томительного взгляда, губы их почти сомкнулись, и у Сабрины невольно вырвалась полуправда:

— Я… я… боялась остаться с тобой наедине.

— Неужели ты считаешь меня таким чудовищем? — Морган нахмурил брови.

Неожиданная прямота вопроса лишь усилила волнение Сабрины.

— А разве ты когда-нибудь давал мне основания думать иначе?

— Видимо, пора мне исправляться, — прошептал Морган и склонился над девушкой.

Их губы встретились, его горячий язык настойчиво пытался проникнуть в темные глубины ее рта. Сабрина вначале не могла понять, чего хочет Морган, и он ласково погладил ее щеки, принуждая раздвинуть губы; язык вошел глубже, у Сабрины поплыло перед глазами, и внешний мир перестал существовать.

Неожиданно до сознания дошел шорох шагов за дверью, потом радостный визг собаки, который сразу затих. Морган вскинул голову и прислушался, прикрыв ладонью рот Сабрины, пытавшейся что-то спросить.

Морган понял — отведенное ему время истекло. Он молча смотрел в тревожные синие глаза жены, сознавая, что на выбор решения, от которого зависит вся их дальнейшая супружеская жизнь, остаются считанные секунды. Возможно, со временем она простит дерзкого мальчишку за то, что он однажды макнул ее косу в чернильницу, а позже использовал ее первый корсет как пращу, но изнасиловать ее практически в присутствии одного из братьев — это грех, который вряд ли когда-нибудь будет Моргану отпущен.

Морган убрал руку со рта Сабрины.

— Начинай стонать.

— Ты что, с ума сошел?

— Начинай стонать, женщина, черт бы тебя побрал!

Девушка издала звук больше похожий на писк, чем на стон.

— Девки подо мной орали гораздо громче, когда мне было всего двенадцать лет, — Морган недовольно покачал головой.

Говорить так не следовало, Морган понял это, как только глаза Сабрины гневно сверкнули. Она упрямо сжала губы и, похоже, решила никогда больше не проронить и звука. Морган колебался. В коридоре было тихо, слишком тихо, под дверью явно кто-то подслушивал.

— Хорошо же, детка. Раз ты так себя ведешь, у меня не остается выбора, — грустно сказал Морган.

И пустил в ход все известные ему трюки, чтобы вырвать из горла упрямой супруги звуки нужной тональности. Он сплел свои пальцы с Сабриниными, прижал ее руки к подушке над головой, лег сверху и начал имитировать любовные движения с такой страстью, что кровать заскрипела и зашаталась, а девушка замычала и застонала с неподдельным чувством.

Мягкая перина из гагачьего пуха мешала Сабрине выскользнуть из-под навалившегося на нее тяжелого тела, возникло ощущение, будто она погружается все глубже и глубже, почти тонет. Маневр, предпринятый Морганом, незамедлительно принес желаемые последствия, девушка почувствовала между ног твердый горячий предмет, и теперь ничто не могло помешать охватившему ее восторгу, ни ночная сорочка, ни толстый плед; приливы несказанного наслаждения захлестнули сознание, вытеснив все прочие мысли и эмоции.

— Скажи, что хочешь меня, Сабрина, — хриплым голосом взмолился Морган, но девушка замотала головой, пытаясь собрать воедино остатки воли. — Скажи же!

Он проник языком в ухо Сабрины, и столь желанные для него слова глухим криком вырвались из ее горла.

Морган замер. На кончиках ресниц девушки повисли слезинки, она не двигалась, словно давая Моргану убедиться, что он старался не зря и теперь властвует над покоренной женщиной. Однако он не стал праздновать победу, а откатился в сторону, прислушался к звукам в коридоре, убедился, что стук когтей Пагсли отдаляется, и достал откуда-то из-под пледа крошечный кинжал.

Расширенными от ужаса глазами Сабрина молча наблюдала за тем, как муж сжал кулак и полоснул по внутренней части предплечья острым лезвием, даже не поморщившись. Полилась кровь, он поднял руку, и на простыне расплылись красные пятна. Глядя жене в глаза, Морган пояснил:

— Теперь все смогут убедиться, что ты потеряла невинность. Я не дам им основания для расторжения нашего брака. Если цена мира — брачные узы с принцессой, у меня нет иного выбора, кроме как платить сполна. Даже если придется отдать всю мою кровь до капли. — Морган зажал рану краем простыни и жестко добавил: — Если посмеешь опровергнуть это перед твоим отцом или моими сородичами, уволоку тебя в ближайший темный угол и на деле докажу свою правоту. Тогда уж ни у кого, в том числе и у тебя, не останется сомнений, что ты по праву принадлежишь Моргану Макдоннеллу. Он говорил уверенно и решительно, так что не приходилось ставить его угрозу под сомнение. Сабрина промолчала — она еще не совсем пришла в себя, сладко ныло все тело, не хватало воздуха, и неистово колотилось сердце.

Морган оправил одежду, спокойный и бесстрастный, как зеленоглазый айсберг.

— Собирай вещи и будь готова покинуть замок к полудню. Я не испытываю ни малейшего желания оставаться под крышей дома твоего папаши ни одной лишней минуты. — Он изучающе посмотрел на жену. — Ладно, не горюй, детка. Отправлю тебя домой, как только подаришь мне сына. Думаю, даже Дугал Камерон не посмеет начать войну против собственного внука.

— Ты в самом деле ожидаешь, что я брошу ребенка, как собака подросшего щенка, и вернусь к папочке? — возмутилась Сабрина. — Тебе не приходило в голову, что любой ребенок нуждается в матери?

Избегая встречаться взглядом с женой, Морган равнодушно пожал плечами.

— Как видишь, я вполне обошелся без матери. Мой сын сможет каждое лето проводить в замке Камеронов по моему примеру.

— Очень великодушно с твоей стороны. А если я нанесу тебе оскорбление и рожу дочь? Что тогда? Вынесет ли гордость Макдоннелла подобный удар?

Морган даже не удостоил ее ответом. Он резко развернулся, взметнулся плед, и плечистая фигура скрылась за дверью, предоставив Сабрине возможность негодовать и возмущаться сколько ей угодно.

Сабрина откинулась на подушки, ее пробирала мелкая дрожь. Как он мог просто повернуться и уйти, бросив ее в одиночестве, когда ей так плохо? Достаточно было ласкового слова или легкого прикосновения, чтобы успокоить сердечную боль, но Морган предпочел уйти молча. Вначале раздувает огонь страстей, а затем ничего не делает, чтобы его погасить. Совсем недавно она поклялась не доставить ему ни минуты удовольствия, но, оказывается, опасаться следовало не Моргана, а себя и своего желания получить удовольствие.